— Лулу… — повторил он, наслаждаясь звуком ее имени. Он встал и хотел обнять ее, но она испуганно отстранилась. Что ж, ничего удивительного. Они сидели тут, в общественном месте, а он, неуклюжий дурак, демонстрировал то, что сам понял минуту назад. И он еще ждет от нее немедленного отклика.

— Мы могли бы пойти к тебе или ко мне?

Его тон и пылкий взгляд были весьма красноречивы. Людмилу захлестнула удушающая волна паники. Только не он, только не Ян, лучший друг, которому она верила. Она не знала, как отнестись к его попыткам ухаживать за ней. Она не могла причинить ему боль. В каком-то смысле она по-настоящему любила его, наверное, как сестра любит брата. Она не хотела терять его дружбу и его заинтересованность в ней.

— Ян. — Она крепко стиснула его руку, сознавая, что выдает свой страх. Чтобы сгладить неловкость, она торопливо заговорила: — Я собиралась сказать тебе раньше. Сегодня утром мадам Рубинштейн велела мне встретиться с ней у «Картье»… — Она быстро рассказала, что там произошло. — На обратном пути к салону она спросила, как ты относишься к своему повышению. У меня возникло странное ощущение, будто она что-то знает, но тогда я не поняла, что именно.

Ян сел на свое место, лицо его залилось краской. Итак, Виктор в конце концов оказался прав. Старая ведьма что-то пронюхала. Ну так что с того, теперь она не сможет навредить ему. Его ждет великолепное будущее, и он был уверен, что однажды Людмила разделит с ним судьбу.

Когда они подошли к крошечному домику Людмилы, Тень сидела на улице у забора и умывалась.

— Это волшебная кошка, — рассмеялась Людмила. — Как ей удалось выбраться?

Ян проворно устремился к животному, но котенок успел легко удрать.

— О, вот досада. Тень, Тень, иди сюда, иди ко мне. — Разыгралась обычная пантомима, завершившаяся тем, что Тень запрыгнула к ней на руки.

— Можно мне зайти? — настойчиво спросил Ян.

— Не сейчас, Ян. Я чувствую себя так, словно заболела гриппом. Наверное, на меня так подействовали сегодняшние новости.

Впервые, когда он поцеловал ее на прощание, вместо того чтобы поспешно чмокнуть в щеку, он повернул к себе ее лицо. Она держала на руках Тень и потому не могла ему помешать. Он поцеловал ее по-настоящему, в губы. Она закрыла глаза, сосредоточившись на своих ощущениях. Они были приятными. Его поцелуй был нежным, согревал, но прежде всего он пробудил тоскливые воспоминания о поцелуях Бенедикта.

На следующий день Людмила должна была посетить — что она делала каждый месяц — два самых крупных парфюмерных отдела «Елены Рубинштейн», оба находились в лондонских универмагах: один — в «Хэрродсе», другой — в «Дебенэм и Фрибоди». Разрешив все проблемы и разобрав жалобы, а также попытавшись дать хороший стимул косметологам-консультантам, чтобы увеличить объем продажи, она добралась до офиса только к полудню.

— Вам звонил один джентльмен, иностранец, назвавшийся мистером Кузи.

— Кто? — Людмила, нахмурившись, просматривала памятную записку, лежавшую у нее на столе, и слушала невнимательно.

Поппи повторила «Кузи», произнося как «Ку-узи».

— Скажи по буквам.

Не переставая говорить, Поппи вручила Людмиле список телефонных звонков, сделанных в ее отсутствие.

Людмила открыла рот от изумления, увидев имя, записанное на листке бумаги.

— Когда он звонил? Какой у него телефон? Я же просила тебя записывать номера, чтобы можно было перезвонить. Ты уверена, что правильно разобрала фамилию? Случайно, не отец Кузи? Что он сказал?

Вопреки обыкновению, Людмила говорила очень резко, и Поппи испугалась. Миссис Купер уже один раз накричала на нее сегодня. Что вообще здесь происходит?

Поппи угрюмо ответила:

— Я и пыталась вам сказать. Он сказал, что перезвонит, так как…

— Когда?

— Он звонил дважды. Я попросила его перезвонить после трех. Он сказал, что у него есть какие-то новости о вашей семье.

Людмила тяжело оперлась на стол.

— И ты не спросила у него номер телефона? Не могу поверить.

— Нет, я же вам говорю. Он звонил из… ну, не знаю, откуда-то с севера. Слышно было ужасно. Кажется, он назвал Манчестер или что-то в этом духе. Он пока еще не в Лондоне, но скоро приедет.

Без пяти минут пять, когда Людмила отказалась от бесплодных попыток придумать броские названия новой серии лака для ногтей и, придя в уныние, подумывала, не отправиться ли ей домой, раздался телефонный звонок, и Поппи радостно доложила, что, похоже, опять звонит мистер Кузи.

Слышно было по-прежнему плохо, и Людмиле пришлось прокричать, что она у телефона.

— Да, да…

К изумлению Поппи, хотя голос ее начальницы звучал ровно, словно она и не думала плакать, слезы ручьями потекли по лицу обычно бесстрастной мисс Суковой — «ледяной девы», как называли ее многие сотрудники компании. Завидуют, считала Поппи. Она с разочарованием услышала, что Людмила заговорила по-чешски, а затем, отчаянно жестикулируя, попросила карандаш.

Когда Людмила положила трубку, она выглядела совершенно обессиленной.

— Это был родственник духовного наставника нашей семьи, отца Кузи. Ты же знаешь, что уже много-много месяцев у меня нет никаких новостей от моих родных. Было очень плохо слышно, но этот господин едет в Лондон — да, ты оказалась права, он звонил из Манчестера. Он пригласил меня встретиться за ленчем в одном чешском ресторанчике в Сохо, который принадлежит другу его семьи, в будущую пятницу, в двенадцать тридцать. Отмени все встречи, которые у меня назначены на это время. Я не могу не пойти на этот ленч.

Записывая название ресторана в деловой дневник, Поппи несмело спросила:

— Он… он рассказал вам какие-нибудь новости?

— Вообще-то нет. — Слезы высохли. Казалось, Людмила впала в транс. — Последний раз я видела своих родных в ноябре 1947 года, почти пять лет назад. Он сказал, что должен мне что-то передать, но так как очень плохо слышно, было бы лучше поговорить при личной встрече. — Людмила словно беседовала сама с собой. Ока издала странный, короткий смешок. — Наверное, он не доверяет телефону. Помню, некогда я сама чувствовала себя так же — мне всегда казалось, будто меня кто-то подслушивает, шпионит за мной. С трудом верится, что спустя столько времени я наконец-то смогу поговорить с кем-то, кто знает последние новости о моей семье. Слишком хорошо, чтобы это было правдой.

Чарльз никогда не летал с отцом на самолете. В тот день, когда Бенедикт приехал в Париж, чтобы увезти Сьюзен обратно в Нью-Йорк на похороны матери, Чарльз вылетел из Лондона домой в одиночестве. То было грустное путешествие.

А сейчас, когда включили малый свет и объявили, что самолет садится в Шенноне на дозаправку, Чарльз после почти полных десяти часов в воздухе чувствовал себя так, словно он не только посетил самый роскошный банкет — семь изысканных блюд было подано и съедено, не считая бесчисленных коктейлей и вин, — и словно это счастливейший день в его жизни. Отец обращался с ним с удивительной теплотой, по-дружески, шутил и рассказывал разные забавные истории из прошлой жизни «как мужчина мужчине». Если бы отец сказал так один раз, но он повторил эту фразу раз шесть! «Не стоит говорить об этом твоей сестре, Чарли. Я делюсь с тобой как мужчина с мужчиной».

Мужчина с мужчиной! Чарльз был на седьмом небе от счастья. Впервые в жизни отец держался с ним по-приятельски, как со своим лучшим другом.

Стояла морозная звездная ночь, когда они направлялись к зданию аэровокзала. Отец уже успел ему напомнить, что они находятся в беспошлинной зоне, будто бы он мог забыть. В прошлом году, хотя он и был убит горем, но все-таки не сумел устоять и купил великолепный, выдержанный бренди по доллару за бутылку.

И теперь он точно так же был поражен, насколько все дешево, начиная от огромного выбора ирландской шерсти, льняных изделий и шотландского кашемира до бесчисленных флаконов лучших французских духов, рядами стоявших на полках, и все — лишь за малую толику обычной нью-йоркской цены. Чарльз, вспомнив об одной утонченной рыжеволосой красавице, жившей неподалеку от Керзон-стрит в Лондоне, застенчиво спросил, сколько стоят духи «Шанель № 5», пока его отец осматривался по сторонам.