— Не хуже, чем здесь, — Петер поцеловал жену в щеку. — У тебя холодная кожа. Пойдем в дом.

Он обнял ее за талию, и они вошли в маленькую гостиную, где Петер дал Наташе принять таблетку кальция, устроил ее ноги на скамеечке и включил радио, чтобы послушать Сметану. Радио, некогда принадлежавшее его родителям, стало их свадебным подарком молодоженам. После того, как они послушали музыку, Петер начал расплетать Наташины косы, поглаживая ее рыжевато-каштановые волосы, тогда как ее голова покоилась у него на плече.

В половине девятого, как и каждый вечер, Петер помыл посуду и сварил в кофейнике кофе, чтобы принести его утром Наташе в постель прежде, чем уйти на работу. Потом он пошел в спальню, зажег там свет и отвернул плотное одеяло.

— Пора в кровать, моя красавица, — позвал он ее, как делал каждый вечер.

Наташу уже давно клонило в сон, и она с трудом встала на ноги и, зевая, начала раздеваться. В квартире был всего один большой шкаф, стоявший у входной двери, и именно там она хранила свою одежду. Петер вешал свои вещи на старомодную вешалку для шляп в углу спальни.

Расстегнув узкую юбку, она вздохнула с облегчением и выбралась из хлопчатобумажных панталон необъятного размера. В большом зеркале, которое она привезла из дома, она увидела свой пополневший белый живот.

— Ох, я становлюсь ужасно толстой, — простонала она. — Не понимаю, как ты все еще можешь смотреть на меня, не говоря уж о том, чтобы любить. Скоро я буду не в состоянии увидеть носки своих ног. — Она заныла от жалости к себе. — И подумать только, когда-то я мечтала стать прима-балериной.

Она кокетливо закрыла руками живот, когда Петер взглянул на нее. Она улыбнулась, когда он подошел, сделав то, чего она ждала. Он опустился на колени и начал покрывать ее живот влажными, звонкими поцелуями.

— Тебя никогда не будет слишком много для меня. — Он уткнулся лицом в ее волосы внизу живота, сначала приникнув к ней носом, а потом ртом.

— Ой, нет, Петер, нет, — засмеялась она, но на самом деле ей не хотелось, чтобы он останавливался. Когда он начал ласкать ее ртом, ее возбуждение возросло, и она прислонилась к стене, ухватив его за волосы, чтобы сохранить равновесие. Она закричала от восторга, когда его руки, взметнувшись вверх, накрыли ее полную грудь и сжали ее, а его язык проник в нее, приближая продолжительный, сладкий оргазм.

Накануне заседания правления Бенедикт предупредил Сьюзен о том, что он собирается объявить о положительных результатах исследования, которое он поручил сделать, на предмет превращения собственности их семьи в Палм-Бич в первую водную лечебницу «Луизы Тауэрс».

Сьюзен выслушала его без внимания. В тот день она была недовольна няней своих детей, и даже на заседании совета директоров ей стоило немалых усилий сосредоточиться на проблемах «Тауэрс», особенно когда отец попросил своего брата Леонарда сообщить собравшимся хорошие новости о «Темперейт», новом препарате фирмы, уменьшающем аппетит.

Леонард имел обыкновение говорить ужасающе монотонно, так что пока его голос бубнил о таблетках, продажа которых в первые три месяца намного превысила расчетные цифры, мысли Сьюзен витали далеко.

Она заинтересовалась происходящим только тогда, когда ее мужа, недавно вошедшего в состав правления, спросили, какую позицию занимает «Темперейт» по отношению к другим средствам для похудения, доступным американцам.

— Я только что получил данные по этому вопросу. Сегодня в Соединенных Штатах ежегодно тратится шестьдесят миллионов долларов на препараты от избыточного веса, что ровно в два раза больше, чем было израсходовано пять лет назад. Растущая озабоченность американцев тем, как сохранить хорошую физическую форму, способствовала, помимо прочего, феноменальному успеху Джин Недич, домохозяйки из Куинс, основавшей более двух лет назад общество «Следи за своим весом». Это небольшая организация, о приобретении которой нам, вероятно, следует подумать, но сначала мы должны выступить с обоснованием, каким образом отделение «Луиза Тауэрс» может извлечь наибольшую выгоду из этой всеобщей погони за счастьем. Мне представляется…

Сьюзен так гордилась первой речью Дэвида в качестве члена правления, что не сообразила, пока отец не взял слово, что бешеный успех «Темперейт» являлся лишь одной из причин подробной ревизии собственности в Палм-Бич.

Когда Бенедикт начал анализировать огромное значение для создания благоприятного общественного мнения — хотя с финансовой точки зрения это мало способствовало увеличению балансового счета — водных лечебниц «Единственный шанс», которые Элизабет Арден открывала в Мэне на лето, и в Фениксе — на зимний сезон, ужас того, что должно было произойти, упал на нее, подобно темному облаку.

— На следующий год мой зимний дом, который я любила всю жизнь, нельзя будет узнать, — рыдая, жаловалась она Месси за ленчем. — За лето его перевернут вверх дном, расширят и превратят в один из помпезных дворцов для растолстевших нуворишей. О Месси, это значит, что мои дети никогда, никогда не узнают беззаботных зимних каникул на солнце, которыми наслаждались мы с Чарли.

Месси попыталась успокоить ее.

— Дорогая, согласись, что никто из вашей семьи практически не жил там после… после трагической гибели твоей дорогой мамы, — проворковала Месси. — Если ты действительно так глубоко привязана к этому месту, почему бы тебе не купить там собственный дом?

Сьюзен драматически содрогнулась.

— Невозможно! Начиная с будущего года имя Тауэрс будет олицетворять торгашескую прибыль в Палм-Бич. — На ее глаза опять навернулись злые слезы, когда она буквально выплюнула из себя. — Мне невыносима сама мысль об этом! Представь, жирные, увешанные драгоценностями, с голубыми крашеными волосами матроны делают массаж в нашем патио, упражняются в нашем бассейне и спят в наших спальнях! Я просто не переживу этого. Моя дорогая мама, должно быть, переворачивается в гробу!

Чтобы умиротворить свою дочь, Бенедикт решил устроить ей небольшие каникулы, велев Дэвиду увезти Сьюзен «подальше от всего этого» на Лайфорд Кей, являвшийся частным владением на острове Нассау на Багамах, куда хорошо налаженная пропускная система закрывала путь всякому, кто не был по меньшей мере миллионером.

— Отдых пойдет тебе на пользу, — виновато убеждал ее Бенедикт.

Была ли Сьюзен счастлива, очутившись вдали от пятнадцатикомнатных апартаментов на Пятой авеню? Она освободилась от необходимости управлять прислугой, состоявшей из пяти человек: в их число входила не только строгая няня с нордическим характером, но и ее помощница, пуэрториканка, так как теперь в детской была еще и Фиона, родившаяся меньше чем через год после брата Кристофера.

— Нет, — сказал Дэвид Ример, красный от солнца и раздраженный после неудачного дня, проведенного на великолепном поле для гольфа на Лайфорд Кей. — Ты все время несчастлива, всегда недовольна, сколько бы я ни крутился, а, Сьюзен? Что гложет тебя сегодня?

— О, ничего, ничего. Тебе не понять, что я пережила из-за Палм-Бич. Ты виноват не меньше Луизы в том, что мой дом превратился в лечебницу.

Дэвид проигнорировал ее замечание, но она знала, как заставить его обратить внимание.

— Раз уж мы здесь, я собираюсь поговорить с Харольдом Кристи о том острове, Моут Кей, который он выставил на продажу; звучит слишком заманчиво, чтобы быть правдой.

Дэвид Ример в отчаянии воздел руки к небу.

— Ты сойдешь с ума от скуки, не прожив здесь и суток. Меня тошнит от твоей идеи.

— Сегодня я разговаривала об этом с Месси, — сказала Сьюзен, невозмутимо перебивая его, словно он ничего и не говорил. — Она хотела бы войти в долю, если я не буду возражать. Я пыталась дозвониться до Блайт, но, как всегда, у них дома никого нет, и никого, кто говорил бы на каком-нибудь понятном языке, чтобы передать сообщение. Чарли опять в Париже. Интересно, когда эти двое вообще видятся. Неудивительно, что нет никаких признаков беременности Блайт. Они имеют возможность трахаться в лучшем случае только раз в месяц.