Первоначально вся корреспонденция в действующую армию, как государственная, так и частная, отправлялась по пятницам со двора П. П. Шафирова. Такую пересылку в тогдашних документах называли «почтой из государственного Посольского приказу». С 1703 г., после образования Ингерманландской канцелярии, ведавшей делами возвращенных русских земель, «в полки» стали ходить две почты: по вторникам — из новой канцелярии (она возила только государственную корреспонденцию) и по пятницам — из Посольского приказа с частными грамотками [143]. Был четко очерчен круг лиц, имевших право давать подорожные на ямские и почтовые подводы: из армии — Б. П. Шереметев и П. М. Апраскин; из тыла — А. Д. Меншихов, главный министр Г. И. Головкин, вице-канцлер П. П. Шафиров и смоленский воевода П. С. Салтыков. Категорически запрещалось выдавать для проезда так называемые открытые листы — подорожные, в которых не вписаны имена путешественников [144].
Не везде создание почтовых станов проходило гладко. Военная почта обычно прокладывалась в местах, разоренных войной. Ее устроителям приходилось забирать последнее, что не успела взять армия — последнюю лошадь, последние корма, — а это вызывало у жителей особое озлобление. Терпели почтари и от проезжающих.
В феврале 1704 г. по царскому указу у помещика Б. М. Скрыплева взяли лошадь для почтовой гоньбы на стан в деревне Фирос. Что происходило дальше, рассказывает бурмистр Зимнегородского яма, которому подчинялись ямщики из Фироса, Василий Радионов: «Борис Марков сын Скрыплева приехал к тем ямским охотникам в деревню Фирос, взял насильно лошадь. И для той лошади я нижеимянованный раб твой, потому что я был на Зимнегорском яму у ямских охотников бурмистром, и с иными ямщиками к нему Борису Скрыплеву в усадьбу ездили. И приехав, стали в той ево усадьбе на людцом дворе и послали к нему, Борису, задворного ево человека. И он, Борис Скрыплев, собрався с людьми своими и со крестьянами, меня нижеимянованного раба твово и выборного бил дубьем смертным боем и после того без твоего, государь, указу, сняв порты, бил нас на козле кнутом и после батоги. И от его Борисовых побоев я нижеимянованный раб твой и выборный и два человека ямских охотников лежал при смерти» [145].
Получив челобитье бурмистра, царь пришел в неописуемую ярость и распорядился Скрыплева схватить, отправить в Преображенский приказ и там «допросить подлинно по чьему он, Борька, наущенью своровал против великого государя». Особенно возмутил Петра факт битья батогами — такой казни в России подвергались преступники, и то только по царскому указу.
Нападения на почтарей случались не только на мелких станциях. 8 мая 1708 г. жители Витебска наблюдали такую сцену. В тот день для адъютанта князя Волконского, следовавшего из Витебска в Оршу, оправили с почтового двора три подводы. Но только выехал ямщик за ворота, как какой-то прохожий, «мимошедший человек», стащил его с лошади и начал бить и топтать ногами. Услышав крик своего товарища, из здания почтовой станции выскочили писарь и несколько драгун, поймали обидчика и повели на допрос. А подводчик тем временем лошадей бросил, убежал и больше на службу не возвращался.
Избивший сначала назвался солдатом полка М. Б. Шереметева, а потом сказал, что он денщик капитана Еропкина. До выяснения личности и до указа Петра I, которому тотчас же сообщили о происшествии, преступника заперли в «холодную». Через некоторое время от Еропкина пришли два человека и стали увещевать писаря отпустить виновного. Оказалось, что задержанный — капитанский повар. Писарь просителей прогнал. Под вечер, когда на почтовом дворе не было драгун, пришли три солдата, стали кричать на писаря, а затем кинулись его бить. Но чиновник оказался скор на ногу, выскочил в окно и припустился бежать. Преследователи гнались за ним до тех пор, пока он не спрятался во дворе шляхтича Сухороцкого. По указу царя солдат, нападавших на почтарей, били кнутом до полусмерти [146].
15 апреля 1708 г. крестьяне деревни Судниково Смоленского уезда напали на капитана Мельгунова, писаря Чуева и драгун, когда они устраивали почтовую станцию. Мужики отбили у солдат телеги с их имуществом, а самих прогнали. Из Москвы пришел капитану указ: «Ты б тем всем крестьяном, которые драгун били и грабили, учинил жестокое наказание; велел бить батоги нещадно и, грабеж драгунский весь на них доправя, отдал тем драгуном». Вместе с тем устроителю почты сделали выговор: «И то все чинитца твоею оплошкою и несмотрением, за что доведешся ты наказанья» [147].
Не удалось выяснить, как был наказан Иван Мельгунов. В мае 1708 г. капитана отстранили от занимаемой должности. Вместо него почту от Смоленска до Полоцка и Великих Лук принял поручик Григорий Алабин. Ему тоже пришлось выдержать бои с местным населением. Каких трудов стоило Алабину наладить нормальную почтовую гоньбу, явствует из его рапорта канцлеру Г. И. Толовкину.
Когда устраивали ям на реке Ловати в деревне Табаки, приехал к Алабину солдат Преображенского полка Пятюна от капитана Г. И. Кошелева. Распорядился капитан, чтобы из близлежащих сел не брать для почты ни лошадей, ни сена, ни кормов, потому что здесь находится на постое его рота. И еще велел капитан добавить: «Если из вас которого поймаем за рекой Ловатью в своей фатере (в месте постоя) за лошадьми поедите или за сеном, то сами увидите, что вам будет» [148]. Нельзя было снарядить стан и за счет других деревень, там тоже располагались войска. Потребовалось вмешательство Г. И. Головкина и фельдмаршала Б. П. Шереметева.
Хотя канцлер Головкин лично отвечал перед царем за работу почты в зоне боевых действий, это не мешало ему отправлять устроителям скорой гоньбы такие распоряжения:
«Порутчику Василию Кондаурову. По получению сего письма, с маетности пани Адамовичевой деревни Добрыни на почтовые станции лошадей имать не велено. Також и обид и озлобления никакова той маетности крестьянам не чинить, понеже та маетность в моей квартире» [149].
Скорые посылки в армию специально никак не называли: почта и почта. С начала XVIII в. появился речевой оборот: «почта в полки». Термин «полевая почта» в документах впервые промелькнул в 1712 г., но в русском языке не прижился. Право гражданства это выражение получило только после 30 марта 1716 г., когда был опубликован петровский Воинский Устав, глава XXXV которого так и называлась «О чине полевой почты».
Через полевую почту проходило много различной корреспонденции: главнокомандующий доносит о своих действиях царю, «Главному от войска» посылают рапорты командиры отдельных частей и получают его распоряжения, идет переписка между армиями, «господа официеры» отправляют свои грамотки родным и знакомым, большое количество писем идет в полки из столицы. Вооруженные силы не всегда квартируются в местах, где проходят линии государственной почты, как говорилось в Уставе, «иногда войско в пустой земле и далеко от городов стоять принуждено» [150]. Для сношений армии с уже существующими, стационарными отделениями связи и учреждалась полевая почта.
Полевая почта существенно отличалась от «почты в полки». Последняя в большинстве случаев прокладывалась вновь в том направлении, куда пошли войска. На почте устраивались ямы с определенным числом гонщиков и лошадей. Они возили корреспонденцию «от стана до стана». До 1716 г. на новые станции чаще всего брали коней и корма у местного населения. Полевая почта обходилась только армейскими резервами. В большинстве случаев почтальон, не говоря уже о курьере, вез корреспонденцию из полка до ближайшей почты, меняя на промежуточных станах только лошадей. Это было вызвано тем, что полевая почта имела сравнительно небольшой радиус действия, редко свыше 100 верст.
Рождение института полевых письмоносцев знаменует собой новый этап в развитии отечественной связи. Примерно к 1711 г. выявилась нерентабельность «почты в полки», когда на очень короткий срок прокладывалась новая или реорганизовывалась старая почтовая линия. В большинстве случаев это делалось силами армии и отнимало большое количество солдат, преимущественно кавалеристов. Например, только на линии Смоленск — Витебск — Великие Луки — Новгород работало 8 офицеров, 12 писарей, 26 урядников и 370 драгун [151], А всего временные военные линии обслуживало не менее 6 тысяч всадников.