Гонцы из «близких» городов гоняли примерно с такой же скоростью, как и регулярная почта. Письмо Петра I из Тотьмы (около 200 верст от Вологды) пришло в Москву на шестой день. Причем это произошло в весеннюю распутицу 1702 г., когда, как писал царь стольнику Т. Н. Стрешневу, дорога до столицы была «вельми худа» [45].
Первая почта по новой линии ушла из Архангельска в субботу 1 июля 1693 г. В Москве же гоньбу начали только с утра 4-го числа, так как неизвестна была точная дата выезда Петра I на север, а без сообщений о дне отъезда царя не имело смысла отпускать почту.
Далее ритм гоньбы определялся следующим образом: «почту отпускать… впредь до их, великих государей, указа через день; а впредь отпускать в неделю, или смотря по времени, буде нужды нет, в две недели одиножды» [32]. Через день, и то не всегда, почта отправлялась только во время поездки Петра в Архангельск с 4 июля по 19 сентября. Далее письма отпускались раз в неделю, и даже раз в три недели. Это существенно отличало первую внутригосударственную регулярную гоньбу от международной почтовой линии, где почтарь должен был отправляться в путь в точно назначенный день даже без писем в суме.
Не обходилось без курьезов. В 1701 г. иноземец Андрей Эль, на дворе которого в Архангельске принимали и отпускали почту, жаловался М. А. Виниусу, что воевода Алексей Прозоровский запретил ему отправлять корреспонденцию, потому что в ней не было воеводских отписок, а у него, Эля, накопилось уже шесть писем торговых людей. Виниус донес царю, и Прозоровскому попало [46].
Этот факт показывает, как осуществлялся правительственный контроль над почтой. Хотя письма сдавались на дворе почтмейстера, ямщик с корреспонденцией мог уехать только с ведома воеводы, который запечатывал почтовые сумы своей печатью. Исключение составляли московские почтмейстеры, закрывавшие почту личными штемпелями.
Содержание почты прибавило государству лишние заботы. Поэтому уже через несколько месяцев после начала регулярной гоньбы указом от 18 октября 1693 г. она была передана московскому почтмейстеру стольнику Матвею Андреевичу Виниусу на следующих условиях [47]:
1. Возить письма «с апреля и по декабрь месяц всего восемь месяцев по вся недели одиножды, а в зимние месяца в две недели одиножды». При необходимости срочной доставки правительственных грамот наряжалась «чрезвычайная почта», которая уезжала из Москвы и в непочтовые дни.
2. Государственную почту доставлять бесплатно, а с торговых людей брать такую плату, чтобы им «тягости лишней не было».
3. Почту от Вологды до Архангельска гонять «по обычаю» без прогонов, ничего не платя ямщикам, а между Москвой и Вологдой почтмейстеру платить прогоны из своих денег. Царский указ определил, что почтари приезжают в Москву раз в полгода с росписями, сколько и в какие числа почты провозили. Виниус должен был им выплатить прогоны «безволокитно».
Казалось бы, что условия слишком обременительные. Но Виниусы не жаловались на свою Судьбу хотя бы потому, что в том случае, если плата за отправленные письма была меньше полагающихся ямщикам прогонных денег, Посольский приказ выдавал разницу «по ево Матвеевой скаске». И действительно, чуть ли не ежегодно Виниус выставлял правительству счет рублей на 70–80.
Сейчас мы увидим, что это было обыкновенное жульничество. В ЦГАДА почти целиком сохранились «записные тетради» за 1699–1701 гг., куда заносилась вся частная корреспонденция, принимаемая в Москве. Записи в книге сделаны очень неряшливо, большое количество исправлений и помарок. Из них можно понять, что письма, как правило, весили 2–3 золотника[14], но случалось, что пакеты весили до 50 золотников. Ежегодно через почту проходило не менее 3000 писем. В их число не входит корреспонденция, отправляемая Виниусом и его помощниками. Из хозяйственных книг А. А. Виниуса, в которых сохранились черновики и есть упоминание о его переписке, можно заключить, что с каждой почтой он и его сын отсылали 10–15 писем. Примерно столько же приходило ответов [21]. Попутно скажем, в 1715 г. архангельские почтари перевозили уже свыше 5000 частных писем в год.
Теперь займемся арифметикой. В 1700 г. из Москвы в Архангельск было 53 почты, а обратно 42[15]. Такая разница объясняется тем, что из столицы ходила еще и «чрезвычайная почта». В тот же год через почту прошло, по «записным тетрадям», 2831 письмо общим весом 8963 золотника (в среднем меньше 3 золотников письмо). Какая такса была у Виниуса за пересылку писем в Архангельск — неизвестно. Но если посмотреть, во что обходилась пересылка корреспонденции на зарубежных линиях, то меньше 9 копеек за золотник Виниус брать никак не мог. Тогда за все письма было получено 906 рублей 67 копеек. А сколько заплатили почтарям? На Архангельской линии до Вологды Виниус платил щедро — 4 копейки за 10 верст пути. Правда, прогоны ямщику давали только тогда, когда он вез почту. Домой он возвращался бесплатно. За Вологдой почтари получали «государево жалование» и с Виниусом денежных дел не имели. До Вологды тогда считалось 430 верст. За 83 почты было заплачено прогонов 163 рубля 40 копеек. Значит, чистая прибыль Виниусов 743 рубля 27 копеек. Кроме того, по фиктивным счетам, якобы за переплату прогонных денег, было получено из Посольского приказа еще 76 рублей 3 алтына и 4 деньги. Не слишком ли высокая плата за прием и выдачу корреспонденции, а также за содержание двух помощников на линии: Дениса Гоутевала — в Архангельске да некоего Ивана Борисовича (неизвестны ни его звание, ни фамилия) в Шенкурске на Ваге?
Северная почта двигалась чуть ли не втрое быстрее ямских обозов, не уступая по скорости царскому поезду.
В 1783 г. в университетской типографии Н. И. Новикова вышла весьма любопытная книга с длиннейшим, по обычаю того времени, названием: «О высочайших пришествиях великого государя, царя и великого князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца, из царствующего града Москва на Двину к Архангельскому городу, троекратно бывших; о нахождении шведских неприятельских кораблей на ту же Двину, к Архангельскому городу; о зачатии Новодвинской крепости и о освящении нового храма в сей крепости». В ней очень подробно, день за днем, описано путешествие Петра и его свиты. Книга поможет нам сравнить скорость передвижения царского поезда, почты и ямских подвод.
1 июля 1693 г. из столицы на ямских подводах выехал Афанасий, архиепископ Холмогорский и Важский. Спустя несколько дней, четвертого, в дорогу пустился и царь. «И благополучным путешествием, — повествуется в книге, — прииде на Вологду июля 8 в субботу; а преосвященный архиепископ прииде на Вологду 9 числа в неделю (воскресенье)» [48].
Дорога до Вологды — треть северного тракта. Архиепископ Афанасий проехал ее за восемь суток, Петр Алексеевич — за трое. С такой же скоростью, по указу, скакали почтари: в летние месяцы они должны были пробегать этот путь за двое-трое суток. Далее до Архангельска почта проходила оставшиеся 805 верст за 5 суток 4 часа и зимой по хорошей дороге, в мокропогодицу же — за восемь суток [49]. Почта на Север могла соперничать по скорости даже с гонцами. Уже известный нам Анисим Сорокин только на десятый день прибыл в Архангельск. Это был рекордный пробег: обычно гонцы скакали до устья Северной Двины суток двенадцать.
Легко проверить, что график гоньбы выдерживался более или менее точно. Много указаний на работу почты той поры можно найти в бумагах Петра Великого и его сподвижников. Генерал Патрик Гордон, бывший летом 1694 г. в Архангельске, отмечал в своих дневниках, что корреспонденцию из Москвы он получал на седьмой день [50]. В 1702 г. из Новгорода на Двину писали Яков Брюс и Тихон Стрешнев, их письма доставили через 13 дней, сколько же времени шла грамота из Азова. Попутно следует отметить, что примерно такой же была скорость доставки корреспонденции на дорогах Бранденбурга и «почтовой империи» Турн-и-Таксисов. Письма из Берлина в Кенигсберг (около 600 верст) шли четверо суток.