Катрина едва заметно скривилась. Почти утонувшая со своими хрупкими плечами в плаще бывшего журналиста (мужская одежда скрывала брызги крови, покрывавшие ее саму), она снова потянулась к спутнику через нейрошунт. Спутник, впав в легкий ступор от осознания, что может провести ночь в одной кровати с массовым убийцей и террористом, впал в кому окончательно, буквально забыв слова человеческой речи. Искусственный сегмент его нервной системы (шунт глобальной Сети и силиконовая паутина дополнительной сигнальной системы) по-прежнему полностью контролировался Катриной Бетой, но вот биологическая составляющая вдруг выдала сбой. Бывалый репортер Тутмос Химон болтался на грани обморока и держался на ногах исключительно благодаря стальному кулачку своей спутницы, вцепившемуся в пояс несчастного зубастой хваткой медвежьего капкана — такого, который, схлопываясь, перешибает кость.

Катрина злилась. Ее маленькая, почти детская кисть и вправду могла сломать журналисту позвоночник в районе таза, как раз над ремнем, движением указательного и большого пальцев. Более того, за последнюю пару минут девушка уже дважды подумывала: а не сломать ли? Сдерживалась она с огромным трудом.

— Так как вам идея ночной тесноты? — вновь поинтересовался портье, видя нерешительность молодого ценителя дешевых гостиниц. — Всего две души наличными — и номер ваш. Представьте, как будет вам жарко этой ночью!

Кэти представила, как вырывает у портье язык вместе с челюстью, и улыбнулась самой лучшей из своих головокружительных улыбок. Горе-телеведущий по-прежнему отмалчивался и сопел.

— О нет, сикх, — произнесла гостья низким, переливчатым женским контральто, обращаясь к портье, — нам нужно нечто более… комфортабельное. У нас сегодня необычная ночь, нам столько нужно пережить вместе… — И добавила, чуть наклонившись к стойке: — Ты мне зубы не заговаривай, люкс с двойной кроватью у тебя есть?

Глазки портье прищурились, но кивнул он подобострастно. Последняя фраза секс-агнатки насчет «ночь» и «пережить вместе» не вызывала у бывалого служащего сомнений. Улыбнувшись, он еще раз обежал глазами пару и, решив игнорировать наглую шлюшку, вновь обратился к клиенту-мужчине:

— Разумеется, для таких солидных клиентов, как вы… сикх, у нас есть дополнительное предложение… — Рот портье растянулся в широкой улыбке. — Последний этаж, полный люкс, можно сказать, пентхаус — лучшее из того, что может предложить наш отель. Всего пятнадцать душ за царственную роскошь! Огромный бар, три великолепных меблированных комнаты, мраморная ванна со львами и даже портативный нуль-синтезатор. Соглашайтесь.

Катрина, которой надоело играть роль снятой на ночь девочки, еще раз дернула Тутмоса через Сеть, но тот уже не мог не только говорить, но даже просто стоять на ногах. Осознав этот нерадостный факт, беглянка вздохнула, нехотя достала собственную индивидуальную карту и многозначительно возложила предмет на мраморную столешницу. Пусть их гостеприимный хозяин думает что хочет, решила она, в конце концов, им нужно всего лишь скоротать ночь.

— Беру, — заявила она с некоторым раздражением.

Портье, увидев, кто платит за номер, немного опешил.

— Боже, — воскликнул он, автоматически вставляя жетон в маленький сетевой аппарат, скачивая нужную сумму и закачивая ключ-пароль от гостиничного номера, — оплачиваете вы, госпожа? За пентхаус?

— А ты против? — Кэти подняла тонкую бровь.

— Нет, госпожа, — портье опять подобострастно улыбнулся, на этот раз не мужчине, а женщине-клиенту, — я хочу сказать: куда катится мир! Дамы оплачивают гостиничные номера за своих кавалеров. Это же беспредел!

— Это любовь, дурак. Этаж третий?

— Да, сикха, — портье склонился в полупоклоне.

— Пока!

Они с Тутмосом поднялись на лифте, повозившись, открыли дверь с помощью пароля на индивидуальной карте (честное слово, без электронного ключа Катрина или господь Гор справились бы с дверью живее) и, наконец, ввалились в люксовый номер. Мрамор и львы, конечно же, оказались пластиковыми, «три великолепные комнаты» — ничтожно маленькими, а «огромный бар» состоял из пяти бутылок, если считать по стеклянным горлышкам. Работает ли синтезатор материи, было пока неизвестно, однако дряхлый нулевой аппарат с помятым жестяным корпусом и облупленной на углах краской впечатления не производил. Не соврал портье лишь в одном: кровать на самом деле оказалась потрясающей, в смысле — потрясающе крепкой, что же до свежести постельных принадлежностей, то тут Кэти не стала бы ручаться. Впрочем, кавалерист Флавий Аэций Каталина спал в походах на свежем воздухе прямо на траве, сама Катрина, бывало, коротала ночь в дрессировочной клетке школы наложниц, а хапи Гору как богу жаловаться на условия проживания в дешевом отеле было не к лицу.

Единственным, кто мог испытывать подлинный дискомфорт от пребывания в дешевом проститутском номере, оказался спутник беглой секс-агнатки, журналист по имени Тутмос Химон. Чтобы проверить состояние господина Химона, Кэти посадила его на койку, резко тряхнула за плечи, пристально и долго поглядела в лицо, проверив реакцию зрачков — та вроде была, — а затем хлестко, от души заехала по щекам узкой ладошкой наотмашь. Журналист отпрянул в испуге, зато очнулся и уже через мгновение с ненавистью взирал на террористку вполне осознанным взглядом. «Хорошо, — со злорадным удовлетворением заключила девушка. — Удар по роже всегда помогает. Пришел в себя, значит». Она спокойно выпрямилась, сняла с плеч мужской плащ и швырнула его в Тутмосу в лицо:

— Я в ванну, с твоего согласия.

— А?

— Ладно, расслабься. Если будешь убегать — захлопни дверь.

— Куда я теперь?..

— Соображаешь. Давай обсудим, когда я приму душ.

Кэти вошла в ванную комнату, стянула с руки перчатку эстимета, скрываемую ранее длинным рукавом мужского плаща, с наслаждением швырнула наручный пистолет на столик рядом с перламутровой раковиной — но недалеко от себя, чтобы можно было достать в случае опасности. После чего вынула из волос заколки, ополоснула лицо, ладони, достала щетку и стала яростно чистить зубы, одновременно скидывая туфли и расстегивая хитон.

Времени все же оставалось мало, да и Тутмос, оставшийся в одиночестве, ее беспокоил. Хитон соскользнул по телу, скатился к ногам. За ним полетели трусики, бюстгальтер. Беглянка не стала принимать ванну и сразу залезла под душ. Вода была холодной, бодрящей, почти колющей упругими струями. Вымылась девушка быстро, торопливо. И все же волны немыслимого, ни с чем не сравнимого наслаждения, с которым усталое тело принимает потоки холодной, потом горячей и снова обжигающе ледяной воды, облекли ее в восхитительное покрывало из свежести и чистоты. «Ей-богу, — подумала Кэти, — больше, чем пища, сон и победа в драке, мне нужны ванна, зубная щетка и контрастный душ».

Обмотав себя полотенцем, с бластером под мышкой она вернулась к Тутмосу, если честно, подсознательно переживая, что не найдет его в комнате. Причины сбежать у Тутмоса на самом деле имелись, что бы по этому поводу Катрина ни утверждала вслух. Хотя в полиции бывшего журналиста наверняка вывернут наизнанку, подвергнут ментасканированию и прочим ужасам дознавания, альтернатива в виде скоропостижного убийства с угрозой последующего рабства для отработки своего воскрешения была тем еще удовольствием. Гнаться за журналистом по ночным улицам у Кэти не осталось сил. Контрастный душ взбодрил ее, но не настолько, чтобы тут же броситься в кровавое действо ночной погони.

Подельник, по счастью, никуда не исчез. Он сидел на том же месте и, насколько Кэти могла судить, в неизменившейся позе. Если честно, беглянка сама до конца не понимала, зачем взяла с собой несчастного любителя казино. В течение недолгих тридцати минут, пока Тутмос играл и выигрывал в «Циркус-Циркусе», поддерживаемый ее возможностями божества-экстрасенса, Катрина Бета внезапно вспомнила, где слышала его имя — Тутмос Химон — и где видела его лицо. Каким-то немыслимым образом судьба свела ее с тем самым журналистом, который вел новостной репортаж во время полета на лайнере «Аякс-Демархия», репортаж о той самой научной экспедиции, что предрекла миру Торватина преждевременную смерть в пламени гигантского космического взрыва.