Хикки поднялся вслед за ним на второй этаж.

– Ч-черт… – хрипло прошептал Этерлен.

На светло-розовой стене небольшого коридорчика темнели кровавые пятна, уже успевшие немного подсохнуть. Этерлен распахнул дверь спальни и замер, как вкопанный. Хикки отодвинул его в сторону…

Большущая кровать Йони представляла собой сплошное озеро запекшейся крови. На смятых в ком розовых простынях лежал он сам – запрокинув к потолку почти разрубленную чьим-то ударом голову. С противоположной стороны кровати Хикки увидел женскую ногу: под окном лежала молоденькая светловолосая девушка с обгоревшей дырой в затылке. Хикки смотрел на ее неприлично вывернутые бедра, на тонкие пальцы, мертво вцепившиеся ногтями в наполовину стащенную на пол простыню, и чувствовал, что мир начинает вращаться вокруг него.

Йохансона убили не из бластера. Этерлену было достаточно одного взгляда, чтобы понять – скорее всего это было нечто вроде топора. Спальня не имела следов борьбы, в руках Йохансона не было оружия. Выходило, что кто-то совершенно бесшумно проник в дом, рубанул Йони, а потом застрелил проснувшуюся девушку.

– Почему в коридоре кровь? – громко произнес Хикки.

– Ничего не трогай, – невпопад ответил Этерлен. – Ничего не трогай, я сейчас вызову полицию.

– Как ты думаешь, когда это было?

– Совсем недавно… Где-то на рассвете. Ты видишь, кровь успела засохнуть. А ее было много, очень много. Идем отсюда.

Слабо перебирая ногами, Хикки спустился в холл и вышел на воздух. Еще вчера он видел живого и здорового Йони Йохансона – а сейчас детектив валялся в собственной кровати с разрубленным черепом.

В сознании Хикки царила странная пустота, будто бы весь мир превратился в виртуальную бесплотную голограмму в темноте большого, наполненного какими-то звуками зала. Он смотрел на запущенные розы под стеной дома и не понимал, что видит, мозг отказывался анализировать “картинку”. Перед глазами почему-то возникла первая жена, Мэгги, такая, какой он видел ее в последний раз, – смеющаяся, она махала ему рукой возле тяжеловесного белого седана “Лэнгли-Маркиз”, который он купил вскоре после их свадьбы. Где-то далеко-далеко шумел Этерлен, визгливо оравший на полицейского диспетчера.

Резко дернув головой, Хикки пришел в себя.

– Совершенно потерял форму, – пробормотал он.

Из дома вышел Этерлен. В бессильно повисшей руке он держал телефон.

– Я знал его с пятилетнего возраста, – тихо проговорил генерал. – С первого курса Академии. – Он опустился на ступеньки перед распахнутой дверью и вытащил сигарету. – Это сколько лет? Сорок два… Вот черт…

– Неужели он что-то раскопал? – вслух подумал Хикки. – Вчера… может, за ним следили?

– Все может быть. Сейчас приедет полиция… потом мы созвонимся с Лоссбергом и поедем к Соловцу. Может, он что-то знает. Хорошо, что с нами нет Лосси. Это могло бы создать дополнительные проблемы.

– Почему?

– Ты не догадываешься? Командир особого дивизиона, находящийся в данный момент на “свободной охоте”, и вдруг – болтается в Портленде в компании двух весьма подозрительных офицеров Конторы. Сразу начнутся всякие “мысли” и домыслы… Ты понимаешь, что мы с тобой возбуждаем у полиции оч-чень нездоровый интерес? Какими такими вопросами может заниматься парочка высших офицеров СБ? Генерал и полковник, ничего себе! Да они подохнут от любопытства. Три года назад, когда я занимался на Беатрис одним довольно щекотливым делом, в полиции нашлись особо одаренные начальники, пославшие запрос аж в планетарную Палату Заседателей. Весело было, мамочка ж моя! Дед отправил туда Козловского, чтобы он поговорил с ребятами по душам, а они встретили его скандалом – мы, дескать, в своем праве, и идите к чертям. Люди просто не понимали, с кем они имеют дело. Пришлось принимать меры – а я, само собой, получил по шее.

– Да уж, – покачал головой Хикки, – распустились… Лет тридцать назад любой шеф полиции мочил штаны при одном только упоминании о Службе. А теперь пожалуйста – любопытствуют. Скоро дойдет до того, что сельский шериф станет требовать у нас санкцию прокурора на расследование на его территории.

Вдали послышалось завывание полицейских сирен. Прислушавшись к этой какофонии, Хикки определил, что к ним едут не менее трех машин. Наверное, крики Этерлена возымели свое действие, и начальник околотка выслал целую бригаду.

Он ошибся: то были не районные и тем более не патрульные. Четыре машины городской крипо загородили узенькую улочку, и вскоре Хикки увидел двух юных и очень самоуверенных следователей – прежде чем войти в калитку, ребята наорали на нескольких старичков, высунувшихся на шум из своих норок. Прислушавшись к лексике полицейских, Этерлен устало покачал головой.

– Сейчас начнется, – сказал он. – Я прошу тебя, Хик: пожалуйста, понаглее. Не надо, чтобы эти щенки вытирали об нас, старых и больных людей, свои немытые ноги.

– Я постараюсь, – кивнул Хикки.

Разобравшись с любопытными, следователи двинулись к дому. Из машин тем временем выбиралась целая бригада экспертов с несколькими центнерами аппаратуры.

– Так, вы полицию вызывали?

Рыжеволосый парнишка лет от силы двадцати раздраженно мял в руках сигарету и смотрел сверху вниз на Хикки. Его напарник лениво оглядывал неряшливый палисадник Йони.

– Вы бы представились, – пробурчал Хикки.

– Следователь Рубцов, криминальная полиция города. А вы, может быть, встанете?

Хикки поднялся на ноги и показал головой на Этерлена:

– Полицию вызывал он. Трупы наверху, в спальне.

– Документы у вас есть? – повернулся к нему второй следователь. – Только не говорите, что нет… Придется вызывать патрульную машину, и все такое. Ну?

– Есть, – подал голос Этерлен, вставая. – И еще одно слово в таком тоне, сопляк, – я тебя по стенке размажу, понял?! Мне остохренела ваша наглость! Перед вами два боевых офицера, которые не желают терпеть твое щенячье хамство!

Увидев перед глазами сразу два крылатых черепа, следователи увяли, как проколотые воздушные шарики. Хикки теперь тоже числился по Второму Управлению, а что это такое, следователи знали. “Двойка” занималась контрразведкой и внутренними расследованиями первой режимной группы. Даже госсекретарь не имел права требовать какие-либо материалы по “первому” грифу.

– Я совсем не то хотел сказать… – заныл напарник Рубцова, – ну, вы же должны понимать…

– Идите наверх, – брезгливо перебил его Этерлен. – А вы, милейший, раскрывайте терминал и готовьтесь фиксировать наши показания.

Через двадцать минут с показаниями было закончено. Из дома вышел один из экспертов, приземистый седой дядька с заметным пузом, облаченный в белые шорты, сетку и сандалии. На широком поясе висела бездна всякого снаряжения: кобура, телефон, сумка – “кенгуру”, какой-то чехол яйцеобразной формы… Поглядев на него, Хикки подумал, что тут не хватает только саперной лопатки и дыхательной маски.

– Интересно его рубили, – жизнерадостно сообщил эксперт, сразу определив в Хикки и Этерлене благодарных слушателей.

– Это как? – нахмурился генерал.

– А вы когда-нибудь пробовали так разрубить башку человеку, который лежит на мягкой кровати?

– Нет, – признался Этерлен после короткого размышления, – по этой части у меня большой пробел.

– Ну, в общем, рубили его не секирой. На первый взгляд может показаться, что работал по нему обычный мясник, но мы-то с вами понимаем, что это не так.

– Я – не особенно, – хмыкнул Хикки. – Говорите толком. Что там не стыкуется?

– Его долбанули промышленным виброножом, – торжественно объявил эксперт. – Быстро и без шума. Вж-жик! – и готово. А бабу потом дострелили.

– Что значит – потом?

– Да с ней человека три развлекались. Потом уже и дострелили. Правда, вся сперма – вперемешку, но у нас есть способы определить, где чья работа. Что он такого сделал, этот парень, вы не знаете?

Хикки почувствовал, что начинает потеть, и скинул с плеч светлый летний камзол. Эксперт недоуменно выпучился на висящий под мышкой “моргенштерн” – в оружии-то он наверняка разбирался – и поспешил прикусить язык.