Для многочисленного атакующего строя в несколько девяток (что тоже происходило редко), схема вооружения выбиралась произвольная. В том смысле, что такое соединение истребителей, действующее в обязательной связке с крейсерами и линкорами, не говоря уже об усиленном отряде мониторов, могло просто-напросто обложить группу противника ловушками со всех сторон условной сферы. И тогда — потерявшие маневренность, запутавшиеся в зонах действия гравитационных ловушек, звездолеты бессмертных уничтожались кораблями Большого флота.

— Линкоры и мониторы, — объяснял инструктор по тактической подготовке, — это разящий тесак, которым рубят головы. Но для того, чтоб им можно было воспользоваться, противника сначала нужно загнать шпагой в гибельный тупик. Эта шпага — наш истребительный флот…

После лекции у курсантов появилось крылатое выражение «Будем фехтовать!»

Но теперь — все лекции в прошлом. Джокт гладил чёрный и почему-то теплый корпус истребителя, и вдруг ему почудилось, будто «Зигзаг» вздрогнул в ответ.

Есть истребители, а есть — истребители… Глупая фраза, но глупая только на первый взгляд. Та машина, на которой Джокт совершал учебные вылеты, и что постоянно обманывала его неверной, завышенной индикацией скорости, — она была совсем другой. Не такой, как эта, она не умела реагировать на своего пилота, и не вздрагивала корпусом. Пусть даже это и была всего лишь игра воображения. Да, именно так: есть огромная куча камней, а есть горы, есть много воды, а есть — океан. Есть истребители, и… истребители!

— Внимание, стажеры! — Инструктор, глядя на счастливые лица учеников, и сам невольно светился улыбкой. — Теперь вам всем предстоит выбрать позывные для своих истребителей. Дать им имена, которые попадут в базу данных тактического терминала крепости. Пока все «Зигзаги» имеют только нумерацию верфи, на которой были произведены. Позывные должны быть выбраны по Интер-алфавиту Солнечной, потому что в бою каждая машина обозначена на экране командира соединения литерами. Представляете, что это будет за управление боем, если все точки на экране окажутся одной и той же повторяющейся буквой? Омега-один и омега-два, даже омега-три, это ещё куда ни шло. Но шестьдесят омег сведут с ума даже электронику, не говоря о командире. Итак, начинаем с правого фланга. Имя на альфу… Следующий — бета, и дальше…

Про шестьдесят омег не зря было сказано. Интералфавит Солнечной, включающий в себя как буквенные, так и иероглифические литеры, состоял именно из шестидесяти знаков. Седьмое учебно-боевое отделение начинало раздавать названия своим истребителям и использовало первую половину интер-алфавита, от «альфы» до «ксай». Шестое — продолжало. Пятое отделение опять возвращалось к альфе, но их истребители уже обозначались как альфа-1, бета-1 и так далее. Потом подходила очередь четвертого отделения. Наконец, третье начинало всё сначала, и это были альфы, беты — вторые.

Обратный отсчёт, который начинало последнее отделение, был ещё одной из бесчисленных традиций истребительного флота. Если смена собственного имени пилота возвращала к давно забытым временам, когда люди, желая обмануть смерть, давали детям вторые, тайные имена, то обратный отсчёт являлся выдумкой какого-то психолога, настоявшего на так называемом скрытом паритете. Отделение — последнее по реестру, а вот истребители у них — первые.

Может быть, кому-то всё казалось полной ерундой, но что-то, видимо, было в идее безызвестного психолога, раз уж такая традиция прижилась во всех Крепостях. Джокт вспоминал свои давние экзамены в институте гравионики, там происходило то же самое — первыми подходили к экзаменационным терминалам наиболее уверенные в себе абитуриенты, последними… ну, в общем, их противоположности. А потом, после поступления те самые, что были первыми, оказывались посередине и даже в конце списка. И это был пусть крохотный для них, но дискомфорт.

Первые — они же последние, и последние, которые являются в чём-то первыми… В этом действительно что-то было — например, очередной своеобразный палиндром.

— Ещё одно обязательное условие, — привлек к себе внимание инструктор, едва утихли многочисленные шутки и комментарии по поводу названий для истребителей на ту или иную букву, — обозначение ваших машин должно быть кратким «Зигзаг» — не линкор, который можно назвать «Неукротимый дух Эвереста, держащего на плечах небо», — дружный смех при упоминании известной на всю Солнечную «цветастой» группы линкоров с верфи «Циндао-4», славящуюся красочностью названий построенных там звездолётов, — и не «Двести лет объединения Солнечной» верфи «Мелитополь». Я рекомендую использовать не более восьми букв в названии. Чем оно будет короче, тем легче вам общаться в боевой обстановке. Потому что за то время, что уйдёт на вызов какого-нибудь «Навуходоносора», его успеет сбить торпеда.

Джокт, который должен был начинать название с «вед», почему-то вспомнил красоту Лунного причала на Земле. И, перебрав в памяти всё, что отложилось после его посещения, неожиданно отчетливо представил зал, в котором царила сочная игра цвета — из-за оригинального остекления зала. Он ещё переспросил тогда у Балу — как это называется…

— Витраж!

И это слово из шести букв не шло ни в какое сравнение с загадочным «Каэлао», что выбрал себе Гаваец. Потому что на выдохе «Витраж» звучал почти в два раза короче.

— А что это такое? — переспрашивали Гавайца, но тот отмалчивался, сохраняя присущую ему невозмутимость, и не обращал никакого внимания на вольные попытки толковать это название.

Когда выбор имён-позывных для «Зигзагов» был окончен, курсантам разрешили подняться в кабины. Само собой, без заполнения подъёмного стакана криогеном. Джокт замер, оказавшись в кресле пилота.

Нет, действительно, есть истребители, а есть — «Витраж»!

Экраны визуализации позволяли вести обзор во всех направлениях — на триста шестьдесят градусов вкруговую и столько же — в перпендикулярной плоскости. В ждущем режиме экраны казались прорезями, опоясавшими кабину пилота, будто ленты. Но стоило им перейти в полностью рабочее состояние и пол под ногами проваливался, куда-то уходил, исчезал… А вместе с ним — бронеколпак кабины и всё-всё-всё! Пилот словно оставался висеть в пространстве, окруженный со всех сторон огоньками далёких звёзд, и тогда ощущение единения с пространством нарушало только присутствие панели управления с терминалом навигационного и тактического вычислителей, да ещё две сверхчувствительные педали под ногами

Джокту уже было знакомо по учебным полётам такое ощущение — оказаться в незримом коконе, когда внешние детали корпуса — двигатели, подвески-арсеналы, хвост, — всё исчезало для него… Конечно, режим визуализации мог быть изменен. Это как смена камеры обзора при игре в компьютерные гонки, когда одни предпочитают мчаться вот так, без антуража кабины, бестелесно, другим — наоборот, хочется оставаться внутри, чтобы сохранялась грань: вот я внутри, а вот — всё остальное снаружи. При критических повреждениях оптики, когда большинство световодов приходит в негодность, можно даже скинуть бронеколпак, и увидеть звёзды вживую, собственными глазами, а не через экраны визуализации

Сейчас Джокт не видел, что происходит на «Юге» — в кормовой полусфере «Зигзага». Можно было вывести картинку на вспомогательный экран, и так тоже поступали довольно часто, чтоб не вертеть во время боя головой. Сколько ни оглядывался бы сейчас Джокт, нижняя часть «южной» полусферы была недоступна его вниманию. Зато сильно скошенный от кабины к носу корпус истребителя позволял видеть, что инструктор подаёт всем какие-то знаки.

«Надеть шлемофон! — догадался Джокт. — Раз мы в кабинах без СВЗ, то можно пользоваться внутренней связью через аварийный шлемофон».

Искомый был обнаружен под креслом пилота, в составе аварийного набора, куда входила ёмкость — НЗ со сжатым кислородом, которого должно хватить на несколько часов, набор концентратов «спейсэргер», — и Джокт сразу же подумал — какова будет на них реакция Барона? — а также герметичный термос с водой, имеющий выход на систему цикличной очистки. Там же находились ракетница и граната-излучатель, которой можно воспользоваться при отстреле кабины от истребителя, — для подачи сигнала.