– Не нравится мне все это, – проворчал монах будто бы в пустоту. Лабрайд только что вскакивал, растащить спьяну собравшихся подраться обоих Ллерданов – и калланморского, и из клана Иннесов.

– Ваши духовные сыновья вовсе не похожи на невинных агнцев, – ответил германец. – Вообще ни на кого не похожи. Мы с шевалье де Фармером привыкли к другому обществу и другим людям.

– Эх, господин барон, – задушевно проговорил отец Лабрайд, подперев щеку кулачищем, – вы не смотрите, что я всего двадцать пять годков на свете отжил. И в Оксфорде побывал, и на материк в Клюни ездил, поклониться гробнице святого Бернара, собирался до Сантьяго де Компостелла добраться, да не получилось пока… Теперь вот хочу на Гроб Господень глянуть. А на предмет несхожести так скажу: посмотрел половину христианского мира, везде все новое, жизнь меняется, только у нас древнее благочиние сохранилось. Ну, может, еще в Ирландии. После бешеного Парижа как приедешь в Глазго, нюхом старые времена чуешь. Словно тень Мерлина по горским тропам ходит, в Полых Холмах жизнь еще бьется. И не смотрите на меня такими глазами… Вот сейчас говорят, будто Мерлин от самого дьявола родился. Не верю! Не могло сатанинское отродье очутиться при дворе христианнейшего из королей. Я Артура имею в виду. Жалко, что за Проливом забывают прошлое. Да, сиды, эльфы, Народ Холмов, Туатта де Даннан и прочие нечеловеческие народы существовали еще до пришествия Христа, но сие вовсе не значит, будто все они от лукавого. Знаете, как в Ирландии говорят? Сиды были лучшими из ангелов, слишком хорошими и для рая, и для ада. Посему Господь наш отпустил сидов в мир, чтобы они его обустроили и позаботились о людях, любимых детях Господних. Не думайте, господин барон, что я напился и проповедую язычество. Просто нужно различать язычество и веру в чудеса. У нас в горах верят… И я верю.

– Я домового однажды видел, – признался Гунтер. – Даже двух. Никогда не думал, что такие существа могут быть.

Отец Лабрайд посмотрел на германца странно.

– То-то и оно, – сказал монах после очень длинной паузы. – Видать, ты слишком издалека. Я прав?

– Более чем, – Гунтер понял, что опять распустил язык. Интересно другое: молодой шотландский священник произнес слово «издалека» с весьма многозначительной интонацией. Неужто о чем-то догадывается? Вряд ли. В двенадцатом веке никто даже подумать о перемещении во времени не может. Не доросли еще до подобных мыслей.

Из лагеря принца Эдварда уходили покачиваясь. Гунтер бросил взгляд на наручные часы, тщательно заведенные ранним утром – выяснилось, что незаметно пролетели целых шесть часов, с десяти утра до четырех вечера. Может быть, Ричард наконец вернулся?

– Желаю удачи, господин барон! – добродушно гудел принц, когда Фармер и Гунтер раскланивались. – Мелвих, кстати, может, у вас и сложилось мнение, что мои подданные диковаты, но о непреложных для каждого дворянина правилах мы забыли оба. Что вы, что я. Земли-то вам дарованы, да вот вассальной присяги я доселе не слышал.

Германец панически оглянулся на сэра Мишеля. Он понятия не имел, в какой форме следует приносить эту самую присягу, что говорить, преклонять колено или нет?.. В романах о Средневековье нечто похожее упоминается, однако крайне невнятно. Может, попробовать сделать так, как описано у Вальтера Скотта, а потом сослаться на традиции Священной Римской империи, сиречь Германии, превесьма отличные от шотландских?

Эдвард поглядывал выжидающе.

– На правое колено, дурак! – наконец среагировал сэр Мишель, яростно зашептав на ухо. – Потом сам разберешься!

Порядок есть порядок, и, раз говорят – опустимся на колено. Что еще нужно? Ага, кажется, протянуть обе ладони сюзерену, символически вкладывая самого себя в его руки.

– Клянусь пред Господом Богом, – медленно импровизируя, начал Гунтер, – Святой Матерью-Церковью и короной Шотландии быть вашим верным слугой, сир.

Удивительно, но этого оказалось достаточно. Принц непонятливо нахмурился – настоящая формула оммажа была совсем другой, куда более длинной и пышной, однако списал нерадение нового шотландского барона на выпитый оль и чисто германское варварство, над которым посмеивались даже в Шотландии. Эдвард принял руки Гунтера, довольно крепко их пожал и без всякой торжественности изрек:

– Пред Господом принимаю твою присягу и да не будет для тебя ничего, кроме Бога, короля и чести.

Гунтер понял, что обошлось. Вот это и называется – принял подданство. Никакой тебе визы в паспорте, анкет длиной в километр и свидетельства о благонадежности. Теперь уж извиняйте, ваше величество Ричард Львиное Сердце, я подданный независимого шотландского королевства, у нас есть собственная гордость и даже личный герб. Серебряный ворон в лазурном щите. Подавитесь.

– Всего-то и делов, как выражаются сиволапые простецы, – откровенно насмехался сэр Мишель над Гунтером, пока они вдвоем шли по склону холма к шатрам свиты английского короля. – Впрочем, я сам был не прав, надо было тебя научить… «Согласно древним обычаям…» – занудно начал цитировать Фармер настоящую формулу присяги, но только рассмеялся: – Ничего, скоттам и так сойдет. Вы уж извиняйте, светлейший господин барон, но теперь вы для меня, дворянина нормандского герцогства, ничуть не лучше любого Дугала или какого-нибудь там Ллердана, будь таковой из Иннесов или из Калланмора.

– Зато я буду бороться с тобой за независимость Шотландии, – парировал германец, ставший сегодня вдобавок еще и шотландцем. – Кстати, ты внимательно слушал, что кельты говорили о нашем Дугале? Мятежник, бунтовщик и вообще висельник, удавленный десять лет назад. То есть для тебя, паршивого сейта, он мятежник, а для меня – национальный герой. Съел?

Теперь расхохотались оба.

Вдалеке бухнуло, послышался долгий звук тяжелого удара и приглушенное шуршание осыпающегося камня. Требюше – метательные машины короля Англии, установленные возле укреплений Мессины, разворотили стену одной из башен, но цельного пролома в бастионе не сделали. Поднялось облако пыли и каменной крошки, британское воинство счастливо разоралось так, что разнеслось на всю округу, а парящие в небе чайки шарахнулись в сторону моря.

– Неужто взяли? – разволновался сэр Мишель и вопросительно посмотрел на Гунтера, знавшего многие события наперед. – Или нет?

– Нет, – покачал головой германец. – Я тебе сколько раз повторял: в моем будущем точно известно, что Ричард взял Мессину, открыв изнутри ворота…

– Я не сомневаюсь в доблести моего короля, – чуть задыхаясь, ответил норманн, пытаясь как следует рассмотреть, что же происходит возле стен города. – Ричард – самый удачливый воин из всех, кого я знал. Жаль одно – такой человек стал королем, а не странствующим рыцарем. Тогда бы он стяжал себе великую славу. Королем должен быть принц Джон – он, по крайней мере, слушает мудрую матушку и еще молод для того, чтобы испортиться под развращающим влияние власти. Думаешь, мы правильно поступаем?

– Правильно, – уверенно ответил Гунтер. – Ричард долго не очухается от подобного удара по личной славе и умерит гордыню. Согласись, мы совершаем благое дело. Представь: через два с половиной дня Ричарда отлучает сам Папа, он, не сумев вымолить прощение, внезапно умирает… Какой вывод?

– Его душа вечно горит в аду, – подтвердил сэр Мишель. – Что ж, ради спасения человеческой души я готов и на измену своему королю.

– Господи, поскорее бы все это закончилось… Не прошло и двух недель, как Сицилия мне вусмерть надоела. Когда Львиное Сердце с нашей скромной помощью договорится с Танкредом, а Элеонора отдаст ему деньги тамплиеров, можем со спокойной душой отправляться в Константинополь и ждать Гая с Дугалом. И, если на то пошло, Фридриха Барбароссу. Меня одно беспокоит – как там Серж?

– Знаешь, – сэр Мишель уже стоял возле королевской палатки, – Серж производит впечатление человека, вполне способного позаботиться о себе. И, в конце концов, он пребывает под чуткой опекой прекрасной Беренгарии…

После этих слов оба рыцаря – норманнский и шотландский – переглянулись и тихонько заржали.