Львиное Сердце, великий воитель на суше, но никакой адмирал, приказал быстро собрать на нескольких кораблях мощные орудия и начать обстрел замка с моря. В этом деле король Англии не преуспел. Получилось только хуже.

Штурмовая баллиста весьма тяжела, катапульта тоже. В случае с первым механизмом приходится подвозить с берега бревна для метания, ибо никто не возит с собой запас таковых. С катапультой полегче – она может использовать в качестве снарядов как камни, так и горшки со смолой или греческим огнем, но опять же оговорка: греческий огонь – удовольствие дорогое и редкое, а у Ричарда не хватало денег, чтобы купить его у византийцев. Впрочем, ромейскую зажигательную смесь ни один имеющий хоть каплю рассудка подданный базилевса Андроника франкам так и так не продал бы. Не по их уму игрушка.

На третий день осады десяток нефов английского короля подошли поближе к замку короны и начали обстрел. Вначале все шло хорошо, за исключением нескольких досадных недоразумений. Первый корабль незамедлительно сел на искусственную мель под крепостью, да так там и остался. Сарацины в подобных случаях обычно высылали лодки для промера глубин, но Ричард такой мелочью не озаботился. Затем начался процесс пристрелки и один из выбившихся вперед нефов накрыло залпом камней. Результатом стали переломанная мачта, разорванные снасти и полдесятка убитых. Следует также добавить, что в момент выстрела громадной катапульты имела место довольно сильная отдача, а если на палубе их размещено три или четыре штуки, прицел непременно сбивался, а корабль начинало изрядно раскачивать.

Разумеется, норманны Танкреда не собирались благосклонно созерцать флотоводческие эволюции противника под собственными стенами и начали огрызаться. Получилось зажечь два корабля, которые полный вечер грустно догорали на мелководье. Но в целом Львиное Сердце успел немного повредить замок и нанести сицилийцам определенный урон.

Следующим утром началась сущая комедия.

Герцог Вильгельм Йоркский, которого Ричард поставил командовать военно-морской операцией, продолжил успешно начатое дело, однако к полудню на судах практически иссяк запас снарядов для катапульт. Подвозить булыжники с берега долго и неудобно. Его светлость не додумался ни до чего лучшего, как забрать из трюмов камни для балласта, утверждая, что с кораблем ничего не сделается. Залп, второй, третий… Команда бегает между трюмом и палубой, таская булыжники. Пятый залп. С крепости сбито знамя Танкреда и разрушено несколько зубцов, рыцари торжествующе кричат славу своему королю, а судно раскачивается все сильнее. После шестого выстрела неф не выдержал столь хамского обращения и торжественно перевернулся. То же самое произошло еще с тремя кораблями ричардова флота, где вовремя не сообразили прекратить стрельбу драгоценным балластом.

В длинном списке долгов Ричарда появилось несколько новых статей, ибо суда принадлежали не Англии, а генуэзскому торговому союзу.

На сем действия на море пришлось прекратить и флот отошел к соседней гавани под неприличные выкрики и громовой хохот понимающих моряков – сицилийцев.

Ричард Львиное Сердце взъярился окончательно. Было проведено два штурма днем, которые норманны благополучно и с небольшими потерями отбили, а в ночь с восьмого на девятое октября англичане предприняли ночную вылазку крупными силами. Основной удар пришелся на северный участок стен Мессины, как раз там, где держали оборону mafiosi из семейства де Алькамо.

Гунтер вернулся к башне к моменту передышки. Англичане только лениво постреливали снизу, не видя определенной цели – просто напоминали, что они еще здесь и уходить не собираются.

К счастью, доселе обходилось без горшков со смолой, ибо даже Ричард понимал, что если Мессина загорится, город превратится в груду головешек – большинство домов деревянные, строения из камня только в центре. Во-первых, захваченную Мессину можно запросто пограбить, а огонь сожрет все ценности; во-вторых, в городе находились весьма важные персоны – Папа Климент с несколькими кардиналами и епископами, блюдущие строгий нейтралитет французские дворяне во главе с королем (впрочем, Филипп-Август благополучно отсиживался на своем паруснике и только невинно развлекался, изредка постреливая из лука в английских гребцов, находившихся в пределах досягаемости). И, наконец, в монастыре святой Цецилии оставалась невеста Ричарда – наваррская принцесса Беренгария.

– Как там Серж? – сэр Мишель обнаружился почти сразу. Рыцарь отдыхал вместе с многочисленным дворянским семейством де Алькамо в освободившейся башне – монахи успели перевезти раненых в свою обитель на телегах. Светлые волосы Фармера растрепались и потемнели от пота, но выглядел сэр Мишель вполне удовлетворенно. Ричарда он не любил из-за весьма старой истории, связанной с обстоятельствами кончины короля Генриха, случившейся в Нормандии, и предпочитал оправдывать свое отношение к молодому правителю Англии словами одного из неписаных законов: «Вассал моего вассала не мой вассал». Следовательно, сюзерен моего сюзерена – не мой сюзерен. Бароны де Фармер приносили оммаж[2] герцогу Нормандскому, а отнюдь не его господину, британскому монарху.

– Пока живой, – мрачно ответил Гунтер, усаживаясь рядом. – Чего у вас плохого?

– Так сразу и плохого! – едва не обиделся сэр Мишель. – Когда ты и Серж уехали, отряд Алькамо покидал англичан со стены и они немного угомонились. Похоже, к утру снова полезут. Гильома очень жалко…

– Я дал обет, – скрежещущим голосом сообщил слышавший разговор мессир Роже, – убить десятерых англичан за смерть брата. И намереваюсь сделать это сегодня же!

– Будет новый штурм – исполните, – вяло пожал плечами Гунтер. Если уж сицилиец, а тем более норманн, решил отомстить, то он погибнет, а слово сдержит. Конечно, традиции мести существовали всегда и везде, но потомки скандинавов, осевшие на островах Средиземного моря, довели ее до логического завершения в соответствии с древними уложениями – кровная месть категорически не одобрялась Церковью, но голос норманнской крови звучал сильнее запретов. Кому-то из подданных Ричарда сегодня не светит ничего хорошего.

– Обойдемся без штурма, – жестко сказал сицилиец. – Оборонять башню останется mafia семьи Адрано, а я со своими родственниками собираюсь устроить вылазку.

– Ворота завалены, – напомнил сэр Мишель. – Конечно, можно спуститься со стены на веревках… Или подземный ход?

– Подземный ход, – подтвердил Роже и сплюнул кровью – во время боя ему весьма неудачно выбили почти все зубы справа. – Здесь неподалеку. Выводит на побережье, шагах в двухстах от границы английского лагеря. Шевалье, я приглашаю вас и вашего оруженосца. Не откажете?

У Гунтера сложилось впечатление, будто его и сэра Мишеля зовут на романтическую прогулку под сенью цветущих яблонь, а не на самоубийственное предприятие. Как же, простите, это будет выглядеть? Полтора-два десятка вооруженных людей появляются в многотысячном становище Львиного Сердца, убивают всех, кто попадается под руку и портят все, что только возможно, а затем героически погибают во славу незнамо чего? Однако Роже явно не желает собственной гибели, значит, будет действовать по старому доброму принципу: наделать как можно больше шума, навести панику, прихватить с собой какую-нибудь важную персону (выкуп – дело святое) и под шумок смыться. Опасно, но вполне выполнимо.

Пока Роже де Алькамо созывал своих, Гунтер раздумывал. Судя по тщательно изученным в двадцатом веке историческим хроникам, Ричард захватил Мессину, проникнув в город по подземному ходу и открыв ворота. По разным версиям, его сопровождали от одного до десятка рыцарей, однако нигде не сообщалось, кем конкретно были эти люди и откуда Львиное Сердце узнал про подземный ход. Вроде бы такие сооружения, если выражаться понятным языком, являются стратегическими объектами и их местоположение должно храниться в строжайшем секрете. Отсюда вывод: либо имелся перебежчик, посвященный в тайны Мессины, либо англичане изловили кого-то из местных и долго макали в бочку с водой ради получения надлежащих сведений.