Окрашенный в стандартные цвета германских ВВС длинный пикировщик с черно-бело-красным флажком на киле развернулся, ложась на крыло, к юго-востоку, поднялся до восьмисот метров и направился к берегам Франции. Где-то к середине пролива облака остались позади, и Гунтер с явным облегчением увидел серые воды Ла-Манша, а спустя полчаса показался зеленый берег. «Юнкерс» пролетел над прибрежными скалами и двинулся вдоль береговой линии.

Самым любопытным было то, что Гунтер, прекрасно знавший географию приморских областей Франции, совершенно не узнавал местность. Внизу, под крыльями машины, проплывала девственно-чистая земля, без всяких признаков знакомых городков или других ориентиров. Вот пожалуйста, та широкая голубая река — это Сена. Совсем неподалеку должна просматриваться большая гавань Гавра, а чуть к северу просто обязан находиться порт Фекан… Нет, конечно, явственно видны скопления домиков — значит, люди никуда не исчезли. Только вот пропал огромный порт, забитый военными кораблями.

Выжигая горючее, Гунтер кружил в двадцати пяти километрах от берега, пытаясь высмотреть возле речушки Брель — а то, что это именно она, сомнений не возникало! — аэродром, но даже намеков на бетонированное поле видно не было. Рация по-прежнему молчала, радиомаяки не работали, других самолетов не наблюдалось.

«Я сошел с ума… — мрачно подумал Гунтер, в который уже раз разворачивая машину и направляя ее на юго-запад, в сторону Нормандской возвышенности, где находились несколько крупных аэродромов и квартировали части шестой общевойсковой армии бравшей Париж. — Если и там ничего не найду — сяду где придется. Разбираться с такими вывертами лучше на земле. По крайней мере, найдутся люди, с которыми можно поговорить… Такое чувство, что я очень сильно заблудился!»

Пролетая над устьем Сены, Гунтер заново осмотрел гавань, но там не было даже единого тральщика. Огромные доки, портовые краны и пристани будто сквозь землю провалились. Однако он сумел уловить, что имеются несколько причалов и даже стоят полтора десятка кораблей…

Аэродромов Орбек и Ливаро, как можно уже догадаться, на месте не было. Крупная база истребительной авиации возле Тюри-Анкура тоже исчезла…

Настало время, когда человек перестает чему-либо удивляться. Почему-то после очередного круга над местом, где должен находиться достаточно крупный город, а вместо него обнаружился поселок домов на двадцать, Гунтера разобрал истерический смех, да такой, что даже машина пошла менее ровно — руки, лежавшие на штурвале, изрядно дрожали.

— Ладно, — вслух сказал Гунтер, зачарованно глядя на индикатор топлива. Стрелка показывала наличие в баках восьмидесяти литров. — Полетали и хватит! Вниз!

Место для приземления нашлось почти сразу — ровный широкий луг, окруженный со всех сторон лесом. Кроме того, за обширной рощей виднелась полосочка дороги. Значит, можно будет выйти к людям.

«Юнкерс» зашел на посадку со стороны солнца. Шасси коснулись земли, машина чуть подпрыгнула, потом началась изрядная тряска — поле оказалось не таким ровным, как представлял себе Гунтер, и все ямы да кочки на пути оказались его. Наконец, самолет остановился, двигатель, сердито пофыркав, заглох. Винт прекратил вращаться.

Гунтер оглядел приборную доску, отстегнул ремни и, слегка потянувшись, проворчал:

— Приехали, герр лейтенант. Надо бы посмотреть, что с Куртом…

Неторопливая ходьба по неприметной извилистой звериной тропке, гулкая лесная тишина, легкий запах прелой листвы подействовали на сэра Мишеля умиротворяюще. Непонятный глухой раскат, едва уловимое движение воздуха, и последовавшее вслед за ними необъяснимое ощущение забылись, заместились непосредственными впечатлениями, которые утомленный разум рыцаря охотно принимал. Над головой его шелестели резные дубовые листья, изредка слышался звонкий посвист иволги, мягко шуршали под ногами жесткие кустики вереска, куманики, где-то высоко и чуть позади слышалось низкое жужжание шмеля. Не сразу сэр Мишель заметил некую странность в этом гудении — оно не удалялось, не прерывалось, не меняло тон, словом, меньше всего походило на звук, издаваемый шмелем, кружащимся над лесными цветами. Норманн остановился и стал вслушиваться. Низкое урчание в вышине приближалось, и вдруг над головой скользнула длинная хвостатая тень, скрывшаяся за деревьями. Невдалеке показался просвет, и рыцарь, сорвавшись с места и раздвигая руками ветки орешника и крушины, кинулся к видневшейся сквозь кусты прогалине, со стороны которой таинственный звук слышался наиболее отчетливо и громко. Наконец, он выбрался из зарослей, оказавшись на краю широкого луга, и замер, как вкопанный.

Трава на поле стлалась волнами, будто от сильного ветра, а всего в сотне шагов от сэра Мишеля стояло огромное страшное чудище, исторгавшее оглушительный рык.

— Допился!.. — вздохнул сэр Мишель. — Это надо же, драконы мнятся…

И сэр рыцарь, твердо решив досмотреть видение до конца и непременно вблизи — когда еще такое привидится, целеустремленно потопал через луг к ревущему и фыркающему черно-серо-зеленому чудовищу. Сэра Мишеля несколько обнадеживал тот факт, что на боках зверюги красовались христианские символы — черные кресты с белой полосой по краям — может это священный дракон гнева Божьего спустился с небес покарать нечестивцев за многие их прегрешения? Что ж, примем Божью кару со смирением и радостью! Только уж больно странный дракон какой-то…

Длинное, облезлое, будто пораженное сероватым лишаем, а то и чем похуже, туловище, бывшее некогда зеленым, с единственным огромным глазом наверху, поддерживали два длинных крыла. Ноги почему-то росли прямо из крыльев, а третья — маленькая, кривая ножка — из хвоста, тоже необычного — не такими драконов монахи на картинках рисуют. Да разве видели они когда драконов, а?

«Вдруг они именно так и выглядят? — размышлял сэр Мишель, медленно приближаясь к страхолюдине, — А если это порождение лукавого? Вот дьявол, прости Господи, я ведь и меч проиграл! Ну как, скажите, благородному рыцарю выходить на бой с драконом без меча?»

Чудовище еще немного пофыркало и, наконец, замолчало, а на его носу вдруг образовались диковинные усы, аж три штуки. Два уса свисали вниз, а один гордо поднимался к небу. И длина усов была не меньше трех локтей каждый. Сэр Мишель еще раньше заметил, что вокруг морды дракона виднелся призрачный круг — надо полагать, дракон бешено вращал усами, наверно от ярости. А сейчас вот успокоился и даже рычать перестал. Может уснул? А вдруг притворяется, паскудство какое задумав?

И тут сэр Мишель остановился, словно запнувшись, разинул рот, бухнулся на колени и истово перекрестился, тщетно пытаясь вспомнить хоть одну молитву: глаз дракона вдруг треснул, отъехал назад, к хвосту, и из глазницы выбрался человек.

«Пресвятая дева Мария! Никак сам лукавый пожаловал! Или ангел какой?.. Только что ж это ангелы в драконах-то летают? Или я чего не понял?..»

Сэр Мишель начал постепенно убеждаться в нереальности происходящего и понимать, что сие видение суть бесовское наваждение и козни врага рода человеческого. Или же вульгарная Delirium tremens,[2] как эту неприятную болезнь именовал отец Колумбан. Ну скажите, разве может существо, с человеком сходное по образу, сидеть внутри драконьего глаза? И почему тогда дракону не больно? Может, он от боли-то и рычал, а потом взял да и умер? Еще бы, эдак глаз сковырнуть…

Неизвестный человек (Ангел? Бес?) вылез на драконье крыло и остановился, заметив стоявшего на коленях всего в десяти шагах сэра Мишеля. Одна рука его лежала на диковинного вида треугольной коричневой сумочке, висящей на поясе, а другой он заслонил глаза от солнца. Некоторое время оба молча, не двигаясь, изучали друг друга, а затем стоявший на крыле летучей твари человек сплюнул, сказал что-то коротко и отрывисто, будто выругавшись, и шагнул к задней части драконьего глаза, из которой, как разглядел сэр Мишель, торчала длинная, по виду железная, палка, направленная к хвосту зверюги. Странный человек, одетый в темный плотный кафтан, высокие сапоги и облегающую черную шапочку с какими-то прозрачными штуковинами, весьма смахивавшими на дополнительные глаза, уставившиеся в небо, взялся обеими руками за вторую половину глаза дракона, отодвинул так же, как и свою, и, перегнувшись через глазницу, всмотрелся в ее внутренности.