— Вкусно? — улыбнулся рыцарь, и Гунтер кивнул:

— Да. Слушай, сэр, может ты голодный?

У сэра Мишеля и на деле слегка разыгрался аппетит. Тяжкое похмелье, наконец, отпустило его, и в желудке, разбуженном вкусом пшеницы, негромко заурчало.

— Придем в деревню, как ее — Сен-Рикье? — пожуем чего-нибудь, — пообещал Гунтер, перехватив хмурый взгляд сэра Мишеля.

— У меня денег нету, — сказал рыцарь.

— Ну и что? — ответил Гунтер, продолжая делать вид, что верит нормандцу. — Ты же благородный — обязаны накормить, а то велишь всех высечь.

— Нельзя, — серьезно проговорил сэр Мишель. — Это лен сэра Бреаля, и меня они за хозяина не почтут. Выгнать, конечно, не выгонят, но и кормить задаром не станут.

Гунтер, перебросив автомат на плечо, залез во внутренний карман кителя, потом пошарил в карманах бриджей и извлек на свет неведомо как завалявшиеся там несколько серебряных монет в две марки. Между прочим, берлинской чеканки, 1938-го года.

— Держи, на пропитание благородному рыцарю, — усмехнулся Гунтер, кидая сэру Мишелю монетки. Тот ловко словил их, мельком глянул, но тут же зажал в кулаке и, сдвинув брови, посмотрел на Гунтера.

— Подачки не беру, не пристало это рыцарю и сыну барона…

— Какие подачки? — поморщился германец. — Ты же мне помогал, вот тебе вознаграждение! — и, недолго подумав, добавил: — Ибо написано: «Просите и дано будет вам». У Матфея, верно?

— Верно, — подтвердил сэр Мишель. — Но я же не просил!

— Да ну тебя! Сам не можешь разобраться в своих рыцарских приличиях-неприличиях, так молчи уж, когда тебе добро делают!

— Ла-адно, — протянул рыцарь, оставшийся, правда, довольным. Денежки не очень увесистые и чеканки неизвестной, но на эль да кусок мяса с кашей вполне хватит. А больше-то ему и не нужно, привык уже. Сэр Мишель раскрыл ладонь и взял двумя пальцами монетку, решив рассмотреть ее поподробнее. С одной стороны была выбита цифра сарацинского начертания «два», окруженная лавровыми и дубовыми листьями, под нею виднелись такие же маленькие циферки 1938, а вот оборотная сторона заставила рыцаря призадуматься. Подобного герба сэр Мишель прежде не видел: широко раскинувший крылья геральдический орел восседал на туго сплетенном венке, внутри которого красовался символ солнца. Однако, лучи его были повернуты не как положено, а противосолонь, что означало «ночное» Солнце, катящееся по внутренней стороне нижнего неба. Похожие солнечные символы сэр Мишель видел в гербах некоторых рыцарей из Британии, в основном у валлийцев или ирландцев. Но там лучи древнего знака солнца были направлены в правильную сторону…

Вокруг герба по ободу монеты тянулась надпись необычными фигурными буквами, которую нормандец поначалу и не сумел разобрать. Но некоторые знаки стали понятны — это были латинские буквы, пусть и излишне вычурные. Попробовав монету на зуб, и поцарапав ногтем рыцарь окончательно убедился, что она настоящая, из простого и высокопробного серебра. Значит, приобрести на нее еды вполне возможно.

— Слушай, Джонни, — повернулся сэр Мишель к Гунтеру, — а где такие деньги чеканят?

Сэр Мишель посейчас пребывал в убеждении, что Гунтер вместе с Люфтваффе явились в Нормандию из неких горних обителей, приближенных к недостижимым простым смертным царствам — раю, или, на худой конец, чистилищу. Но не могут же, — рассуждал сэр Мишель, — там делать свои деньги? Ну что, скажите, можно купить на серебро в чистилище? Пузырек с благовониями?..

— Это наши, немецкие монеты, — лениво ответил Гунтер, — В Германии их делают.

Тут сэр Мишель споткнулся от неожиданности о валявшийся возле края дороги булыжник, спрятавшийся в широких листьях мать-и-мачехи. Джонни ему еще не говорил откуда он пришел, и что там раньше делал.

— А ты в Германии… кто? — осторожно поинтересовался рыцарь. Это надо же, оказывается повелитель дракона родом из земель христианских. Да еще и лежащих не столь далеко. — Я хочу сказать, кто ты у себя в стране? Барон, да? Или может быть даже граф или герцог?

— Не герцог, это точно, — отозвался Гунтер, — А вообще-то я военный. Разве ты не понял еще?

— Так, — сэр Мишель погладил ладонью лохматый затылок, соображая. Больше всего он боялся снова сказать невпопад. — Дворянин, военный… Значит, рыцарь?

— Нет, не рыцарь. Просто солдат.

— Ясно, — с облегчением вздохнул сэр Мишель и улыбнулся, — теперь я понял. Ты — оруженосец, еще не принявший рыцарского посвящения.

Гунтер закатил глаза, проворчав под нос неразборчивое немецкое ругательство. Дурацкая болтовня нормандца его уже здорово утомила. Пытаясь не слушать сэра Мишеля, пустившегося в малопонятные рассуждения о тонких различиях меж благородным рыцарством и не менее благородными, но все же стоящими ступенькой ниже оруженосцами, Гунтер с интересом оглядывал пшеничное поле. Здесь, ближе к деревне хлеб уже стали убирать — среди колосьев виднелись фигуры жнецов в простых холщовых одеждах. Мужчины срезали пучки колосьев и кидали их по левую руку, а шедшие позади женщины и дети выбирали ядовитые стебли пикульника, василька и прочих сорняков, и ловко увязывали снопы. Прямо как на картинах фламандских художников…

Слева потянулся лужок, сбегавший к дороге. На нем паслось небольшое стадо бурых коров, часть из них лежала в густой высокой траве, монотонно двигая челюстями, остальные лениво переступали, пощипывая сочные стебли. Между ними резвились два подросших бычка — бегали друг за другом, бодались, взбрыкивая и мотая лобастыми головами со смешными мохнатыми бугорками рогов. Здесь же бродило десятка с два овец, несколько подобрались к самой дороге и разноголосо заблеяли при виде людей. Гунтер разглядел пастуха — он поднялся, снял шапку, такую же, как у проезжавшего недавно крестьянина и отвесил поклон. Сэр Мишель легонько кивнул головой и прошествовал мимо овец да застывшего со шляпой в руке пастуха, надменно задрав подбородок.

«Ну, петух!» — фыркнул про себя Гунтер и помахал крестьянину рукой. Тот снова поклонился, на этот раз специально ему.

— …так неужто император Фридрих Рыжебородый стал такие странные монеты делать? Эвон, буквы непонятные… не совсем понятные… — вслух рассуждал сэр Мишель. — И зачем это германскому императору нужно? Джонни, а много у вас на эти деньги можно купить?

— На выпивку хватило бы… — признался Гунтер, расстегивая верхнюю пуговицу на рубашке. По небу плыли легкие кучевые облачка, солнце палило нещадно, и германец подумывал уже о привале где-нибудь в тени. До деревни было уже совсем недалеко, и решив, что отдохнет там, Гунтер прибавил шагу, поторапливая сэра Мишеля. Тот, решив, наконец, что рассмотрел серебряные марки во всех подробностях спрятал их за пазуху и успокоился.

— Слушай, Джонни, ты хотел бы стать когда-нибудь рыцарем? — сэр Мишель живо представил себе Гунтера на коне, при кольчуге и длинном копье.

— Раньше хотел, — ответил Гунтер, вспоминая детские мечты. «Сейчас он предложит посвятить меня в рыцари, или в крестовый поход, чего доброго позовет» — усмехаясь про себя думал германец.

— Я мог бы посвятить тебя в рыцари, — гнул свое сэр Мишель, — но для этого ты должен доказать мне, что достоин такой великой чести…

«Не пойму, чего он добивается?» — промелькнуло в голове Гунтера, тем временем нормандец продолжал:

— Ты должен будешь носить мое оружие, чистить доспехи, прикрывать меня сзади в бою… А за это, если окажешься достоин, станешь однажды рыцарем, и сможешь сам завести себе оруженосца! — закончил сэр Мишель, останавливаясь в тени большого дуба, растущего на самой границе деревни. — Ну, что передохнем здесь?

Гунтер молча уселся на траву, прислонившись к мощному стволу дуба. Сэр Мишель пристроился рядом, поглядывая на германца — что скажет он на его заманчивое предложение? Ведь не каждый же день простому солдату встречаются благородные рыцари, предлагающие стать оруженосцем и испытаниям-то особо не подвергая! О драконе, ангелах и демонах он уже успел позабыть. Наконец, Гунтер заговорил, правда, совсем не о том: