– Семейство Гоф уезжает на будущей неделе в Скерборав, – сказала она… – Ах! – И она глубоко вздохнула.

– Дорогая Лора, если ты хочешь поехать на воды, ты должна только сказать мне, если это принесет тебе пользу или развлечение…

– Ах, мне все равно; ведь ты не поедешь со мною?

– Могу ли я?… Ведь я привязан здесь. Ах, как бы я хотел, чтобы мои занятия были совершенно другими.

– В каком смысле?

– Быть, например, доктором, принимающим своих клиентов у себя на дому. Утомительнее всего разъезжать к больным: кроме того это почти не приносит дохода! Если я сравню мои доходы с доходами лондонских докторов…

– Ну, что же, поедем и поселимся в Лондоне.

– Я серьезно об этом думаю.

Лора говорила небрежно, не придавая значения своим словам. Ответ мужа удивил ее в высшей степени. Карлтон растолковал ей свою идею, говоря, что знания его не находят себе приложения в Венок-Сюде и он твердо решился оставить его.

– Я думаю ты будешь рада переехать в Лондон, Лора?

– О, да, – ответила она и голова ее уже наполнилась планами и она заранее радовалась удовольствиям, предстоявшим ей в Лондоне. – Но ведь ты никогда не решишься покинуть Венок-Сюд, – сказала она после минутного молчания.

– А почему, скажи пожалуйста?

– А потому, что для тебя здесь есть интерес, которого я не нахожу.

Карлтон нахмурил брови, но он скоро преодолел себя и обрел обычное спокойное состояние духа; не то, чтобы его совесть была совсем спокойна, но он не мог терпеть этих намеков своей жены, и желал, чтобы сцены ревности были забыты.

– Лора, – сказал он серьезно. – Венок-Сюд не имеет для меня ничего привлекательного, даже напротив. И, если я отсюда уеду, – прибавил он тоном более нежным, – я увезу с собою то, что мне приятнее всего – это тебя.

Она засмеялась.

– Как это мило с твоей стороны!

– Клянусь тебе, – говорил он оживленно, приблизившись к ней, – ты единственное мое счастье в Венок-Сюде, как и везде.

Она верила ему, потому что любила его еще настолько, чтобы желать верить этим словам.

– Но, Луи, ведь это не всегда было так, ты это знаешь.

– Мне кажется, моя дорогая жена недавно обещала мне не поднимать более этого вопроса.

– Разве я тебе обещала? Очень может быть. Ну, не буду более говорить об этом. Хорошо, расскажи мне о вашем обеде, Луи. Имел ли ты успех? Чем кончились ваши споры?

Он весело рассказал ей все обстоятельства этого вечера и овации, которых он был удостоен.

Так они болтали более часа по-дружески и, удалившись в свою комнату, она, думая о будущем, сказала себе, что быть может дни взаимного доверия опять настанут для них.

На другой день утром, окончив свои визиты в Монтикюль, Карлтон вспомнил обещание, данное Пеперфли и отправился к мистрис Смит.

Когда Карлтон, не постучав предварительно, вошел в комнату, там был один ребенок; сидя на стуле, он играл солдатиками, которых выстраивал в боевые ряды на своих коленях.

«Это вы больны, мой маленький друг?».

Не успел он произнести эти слова, как остолбенел. Взглянув на ребенка, он был чем-то поражен, разбит, доведен почти до обморока. Очевидно, он, как и Юдио, был удивлен каким-то сходством. Это возможно, ибо он смотрел на ребенка с изумлением, смешанным со страхом.

Он овладел собою только тогда, когда заметил, что он не один:

– Я услыхала в комнате чужой голос, – сказала мистрис Смит, показавшаяся в дверях. – Вы вероятно доктор, которого я жду?

– Да, – ответил Карлтон, глядя на нее так же внимательно, как он сейчас глядел на ребенка.

Женщина заметила его смущение и приписала его опасению за здоровье ее сына…

– У него очень нездоровый вид, не правда ли? – Сказала она. – Это вас очень поразило?

– Нет, нет, – ответил Карлтон рассеянно. – Он мне только кого-то напомнил, вот и все. Как его зовут?

– Смит.

– Откуда он?

– Но позвольте, – возразила женщина своим грубым голосом, который был свойственен ей. – Не желая быть невежливой, я не вижу, какое до этого дело вам или кому бы то ни было; я, мне кажется, не знаю вас, как и вы меня не знаете. Но, наконец, если вы уж очень хотите это знать, он родился в Шотландии, где провел всю свою жизнь. Это мой единственный ребенок.

– Он родился в Шотландии? – Спросил Карлтон, глаза которого, не могли оторваться от ребенка.

– Родился ли он в Шотландии, или в Новой Зеландии – не в этом дело, – возразила женщина с досадой в голосе, ибо она не признавала за доктором права вмешательства в ее дела. – Если вы хотите лечить моего сына только в этом случае, если вам расскажут все от А до Я, то не беспокойтесь. Я пошлю за господином Греем.

Карлтон расхохотался немного обиженный.

– Вы очень вспыльчивы, сударыня! Потом он продолжал вежливо:

– Нам часто надо знать, где родились и жили наши пациенты, для того, чтобы выбрать тот или другой метод лечения. Наши расспросы идут не от простого любопытства, мистрис Смит. Но покажите мне его колено.

Она открыла одеяло и Карлтон приступил к делу; но, как он ни старался, не мог оторвать своих глаз от лица ребенка.

Однако в его лице не было ничего особенного, исключая глаза.

Это было маленькое, бледное, худое личико, окаймленное светлыми белокурыми волосами; но оно озарялось парой чудных, темных, больших глаз.

– Разве я причиняю вам боль, дитя мое? – Спросил Карлтон, дотронувшись до его колена.

– Нет, сударь. Только этот солдат не хочет стоять, – сказал он, показывая Карлтону одного из своих свинцовых человечков.

– В самом деле? Посмотрим, – сказал Карлтон. – У него ноги не совсем хороши… Вот! – Продолжал он, сравняв их своим перочинным ножиком, – теперь твой солдатик будет стоять.

Ребенок был восхищен. Он до сих пор не мог заставить стоять этого солдатика; выражение радости, появившееся в одну минуту на лице ребенка, как стрелой пронзило сердце Карлтона. Не чувствуй он на себе взгляда мистрис Смит, он не мог бы оторвать своих вопрошающих глаз от ребенка.

– Он, кажется, спокойный ребенок?

– Теперь да, – ответила мистрис Смит, – но это был истинный дьяволенок, когда он был здоров. Он немного любит настаивать на своем, но болезнь усмирила его. Вы не можете себе представить, как эта болезнь изменила ребенка. Скажите, отчего случилась эта болезнь? Я уверена, что он не получил никакого удара. Правда, он никогда не был силен…

– Эта болезнь может произойти столько же от слабости организма, как и от случая.

А вы намеревались поселиться совсем в Венок-Сюде?

– Это зависит от того, как мне здесь понравится, сударь, и от здоровья моего ребенка. Я не привязана ни к какому определенному месту.

Карлтон уехал, прописав некоторые лекарства.

Выходя на большую улицу, он был так погружен в свои мысли, что не заметил мистера Грея, ехавшего в своем кабриолете. Господин Грей остановил его.

Оба доктора, мало расположенные друг к другу, встречались, однако, довольно часто на консультациях.

– Лисетт наблюдает жену Кнага, – сказал Грей, – по моему мнению болезнь ее может сделаться серьезной. Если это случится, Лисетт пригласит вас, – будете ли вы свободны?

– Да, и, если мне необходимо будет уйти, я скажу дома, где меня могут найти.

– Благодарю вас, – ответил Джон Грей, – приказав своему кучеру ехать дальше. – Меня ждут опасно больные; несколько человек тяжело пострадали от ожогов при взрыве порохового погреба. Прощайте.

И Карлтон вернулся в Венок-Сюд, все еще чувствуя на себе взгляд ребенка.