Поздним вечером в тиши кабинета Стороженко готовил план очередной операции по ДОП. Неожиданно открылась дверь, и в проёме появился начальник соседнего отделения подполковник А. Зыков.

— Николай, ты знаешь, я сидел сейчас над бумагами и размышлял: как же мы разрослись. Пятое управление занимает уже целое здание, а толку от него никакого. Только вырос его начальник Бобков. Охранка есть охранка. А дежурных служб сколько развелось с полковничьими должностями?! Нас, агентуристов, в этом здании 10–15 %, остальное интеллигенция, мягко говоря.

— Ну, допустим, не все. Есть нужные подразделения. А ты что, раньше об этом не знал?..

— Нет, просто никогда не задумывался. Ходил на службу и считал, что я самый обеспеченный человек. Печально, что прозрел только теперь. У меня ведь была прекрасная специальность — краснодеревщик, — разоткровенничался Зыков.

— Я тоже обожаю дерево, определяю породы по запаху, люблю читать текстуру отшлифованных досок, поперечные срезы. В свое время даже написал такие строчки:

…Приход Горбачева к власти встретили с надеждой на перемены к лучшему. Единственное, что настораживало, так это перемывание косточек мертвых генсеков — недавних друзей — и откровенное заигрывание перед Западом.

Однако перестройка не только не облегчила жизнь миллионам тружеников, а наоборот, ухудшила и без того трудную жизнь. На четвёртом году своего правления Горбачев, наконец, вывел советские войска из Афганистана, где в огне войны сгорали наши парни. Никто из вождей раньше не хотел остановить шнек этой чудовищной жертвенной машины.

Экономика всё больше скатывалась к обрыву. Распоясались западные разведки в вербовочной работе. Всплеск особой враждебности испытывали на себе сотрудники военной разведки. Разгорались угли межнациональных конфликтов. Сокращение ракетного вооружения больше походило на одностороннее разоружение в угоду заокеанским покровителям. Нарастало шельмование армии и органов КГБ. Использование войск в Тбилиси и Вильнюсе, Риге и Баку для топорного решения политических задач, а затем бессовестное открещивание от этих санкций Горбачева и Шеварднадзе породило в обществе недоверие к власти, больно ударило по авторитету силовых ведомств. Генсек партией практически не руководил.

Специалисты КГБ, готовя аналитические сообщения «наверх», не скрывали правду, но она игнорировалась. Руководство военной разведки и контрразведки приглашало Горбачева на крупные оперативные совещания, — он не приходил. На одном совещании в КГБ он всё же поприсутствовал, — прослушал доклад и удалился. Вот тогда чекисты и поняли, что судьба страны его не интересует, он к ней безразличен…

В кабинете зазвонил телефон. Николай снял трубку.

— Моляков. Зайдите ко мне.

Начальник отдела сообщил о присвоении звания «полковник». Но па душе Николая радости особой не было. Чем дальше уводила «перестройка» страну от реальностей, тем чаще Стороженко размышлял: «Кто виноват в бедламе? Почему он произошел?»

В Оперативной библиотеке Николай взял книгу с выдержками из «Послевоенной доктрины Америки» в изложении Аллена Даллеса. Открыл сборник и сразу же нашел то, что искал. Прочитал раз, второй — и стало страшно: всё идет по сценарию Запада. Даллес писал:

«Посеяв в СССР хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности поверить… Мы найдем своих единомышленников, своих союзников и помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своим масштабам трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания… Из литературы, искусства мы вытравим их социальную сущность, отчуждим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино, пресса — всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства, мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, предательства, всякой безнравственности.

В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху, незаметно, но активно и постоянно будем способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности; бюрократизм и волокиту возведем в добродетель. Честность и порядочность будем осмеивать, они никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, — все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие, будут догадываться или даже понимать, что происходит.»

«Неужели этого хотят и наши вожди-перерожденцы? — подумал Стороженко. — Разве в идеях социализма только ошибки прошлого? Не могли же люди без объединяющей духовной силы создать столько материальных ценностей, превратить страну в сверхдержаву? Да и дружба народов, пусть порой и наивная, — всё же была не пустым звуком. Перестройку свою Горбачёв назвал „революцией в революции“. Такого термина в истории нет, ибо в революции её антиподом может быть только контрреволюция…»

Надо отметить, что «перестройка» самым отрицательным образом повлияла на контрразведывательную деятельность. Во-первых, был огульно ошельмован институт негласных помощников — основа в работе любой спецслужбы. Вчера ещё честно помогавшие люди избегали встреч с оперсоставом, что сразу же было уловлено разведками противника. Они стали работать наглее. Во-вторых, и до этого скудное финансирование оперативных подразделений упало до такого уровня, что делились даже проездные билеты, сократился автопарк оперативных машин, урезались деньги на проплату отдельных операций. В-третьих, военные контрразведчики почувствовали, что генсек часто лукавит, уходя от решения сложных вопросов, проявляет неискренность, подставляя военных. В-четвертых, утечка режимных данных нередко шла на таком высоком уровне, что оперативникам нечего было и думать о перекрытии её каналов. И наконец, службу начали покидать разочарованные опытные работники, профессионалы высокого класса, сменяя скромные кабинеты Лубянки на роскошные апартаменты в офисах зарождающегося олигархического бизнеса.

Работа любой контрразведки — это, прежде всего, коллективный труд, хотя он конспиративно детализован и индивидуален. Это мозаика, где каждый фрагмент укладывается в определенное место, совокупность которых и создает законченный узор — результат творческого труда. А еще деятельность контрразведки сравнима со звучанием оркестра, в котором трудно выделить отдельный инструмент. В коллективе второго отделения каждый играл, причем профессионально, на своем инструменте.

Поэтому эта книга не о Стороженко, а о процессе становления многих честных и чистых чекистов — военных контрразведчиков, прошедших через горнило испытаний своего времени. Оно кануло в Лету, оставив заметный след в патриотическом деле защиты Родины — борьбы не с мнимыми врагами страны, а глубоко законспирированными агентами иностранных разведок, вставших, как правило, на путь предательства из-за корыстных соображений.

О том, как Стороженко и его коллеги решали оперативные задачи по вскрытию «оборотней» в погонах, и пойдет дальше речь.