— Давай, — сухо сказал один из них. Сигурд узнал майора Бергера — того, что дал впервые попробовать прану.

На руках и ногах ему расстегнули ремни, тут же все трое быстро отступили на несколько шагов. Второй военный — спутник Бергера — нацелил на него ствол винтовки, а сам Бергер вытянул мускулистую руку, и в ней блеснул пульт. Сигурд догадался: от ошейника.

— Спокойно, ребята, — сказал он. — Я не собираюсь сопротивляться.

— Встаньте, капитан Дзендзель, — сказал Бергер. — Выйдите на середину комнаты.

— Я пойду, куда скажете, — Сигурд поднялся. — Только ошейник не нужен. Снимите.

— Вы не поняли, — сказал Бергер. — Военный Совет приговорил вас к смертной казни. Мы бы сделали это здесь, но Военный Совета хочет на это посмотреть.

Сигурд среагировал раньше, чем вспомнил предупреждение Ханарана, что окончательное решение выносить ему.

Он метнулся к Бергеру и, вырвав у него из руки пульт, кинулся под ноги второму военному. Столкнув его с такой силой, что тот долетел до стены, он в два счета разделался с человеком в зеленой форме и снова обернулся к Бергеру, но в эту секунду в глазах у него потемнело, и он потерял связь с реальностью.

Когда Сигурд снова очнулся, прямо перед ним был потолок.

Он огляделся насколько мог. Где-то в ногах тускло светилась лампочка, по грубо тесаному потолку тянулись тонкие тени от выступов.

Это была маленькая камера — настолько тесная, что нельзя было выпрямить руку. Самый что ни на есть гроб.

Сигурд проверил ошейник: на месте — где же ему еще быть?

Энергично двигая ягодицами и локтями, он опустился примерно на фут, и ноги уперлись во что-то твердое. Стукнул — отдалось металлическим гулом. Люк или дверца…

Сигурд вспомнил последние события. Напрасно выпендривался. Надо было просто подчиниться Бергеру.

Впору было обмозговать сказанное Ханараном, но мысли уносили его к человеку на троне. Это прана, она мешала реальность со сном. Давала умные догадки, посвящала в тайны и расшатывала психику — так она действовала на него. И все же человек на троне со своим маленьким уродцем и летающим шаром на плече — как необыкновенно реальны они были.

Слишком тесно… Сколько он продержится в этом гробу, прежде чем начнется истерика?

Попробовать выбить люк? Сигурд попытался войти в скачок, но что-то не заладилось: по телу прошли странные судороги, мелко задрожали суставы… Стоп, назад!

Он отдышался, попробовал снова.

Не выходит.

Он изо всех сил заколотил пятками в люк.

Размах слишком короток — ногу как следует не согнешь.

«Капитан! Немедленно прекратите, — то ли в ушах, то ли сзади. — Вы помещены в карцер на неопределенное время».

— Что значит неопределенное время? Когда меня отсюда выпустят?

Не ответили.

Он снова стукнул, и тут же от ошейника по плечам и позвоночнику прошла резкая неприятная дрожь. За ней последовала еще одна такая волна. Затем еще одна. Когда-то Сигурда ударило током. Было немного похоже.

Думаете меня этим напугать?

От ненависти стало горячо в голове.

Он дернулся всем телом и замер, тяжело дыша. Ладно, он как следует отдохнет: пускай гипофиз снова наполнится. Затем он войдет в такой немыслимый скачок. Он разорвет ошейник, высадит люк.

В предвкушении Сигурд заскрежетал зубами…

— Железяка в печенку…

И вдруг — вспышка света! боль! страшная судорога!.. Все мышцы разом превратились в камень. Точно потолок упал… вот-вот раздавит. Слишком ярко… это жгучее солнце, и он смотрит прямо в его пылающую середину, и никуда больше смотреть нельзя. Нельзя кричать. Нельзя дышать. Время исчезло.

Боль длилась вечно, но вот она отступила, и он провалился в полузабытье. Кто-то что-то пробормотал то ли у него в голове, то ли над ухом, но он уже не смог разобрать слов.

«Нельзя больше так обжираться праны… — говорил он сам себе, стоя в середине огромного вращающегося шара. — Мерзость… Они все никуда не годятся… Я — полный кретин, могу убить любого. Они тоже… мы все…»

— Хватит! — прозвучал властный голос. — У тебя есть еще один вопрос.

Сигурд попробовал выбраться из тесного плена, и наконец ему это удалось, но только для того, чтобы тут же попасть в другой плен.

Все, как и в предыдущие два раза. Человек на троне, посох в руке, шар над плечом, карлик на колене. Нет, это не сон и не реальность, это что-то другое. Снова тяжесть давит к полу… опять волны, искры… Сигурд соображает, что лежит плашмя, задрав голову, а на спине его — словно пята великана. Не высвободиться… Что за дурацкая манера?.. Что будет после того, как он задаст свой второй вопрос? Зачем ему, этому серебристому призраку-небожителю безумный дикарь, который даже не знает толком, о чем спросить?

— Опять, — кряхтит Сигурд. — Ладно… Раз так…

А может, этот сон видят и другие, например, после того, как в организме накопится критическая масса праны? Тогда становится понятно, откуда профессору Галлу стало известно об этих существах. Но ведь профессор Галл — ренегат, а ренегаты, как известно…

Тут сила давления возрастает настолько, что Сигурд неожиданно для себя начинает говорить, вернее, выдавливать обрывки фраз, дополняя скупую речь скрежетом зубов:

— Мне тут растолковали… доступно… все кругом… на поводу разных идей… нет, доктрин… так и есть… тебе на забаву… ты убил дядю Огина… тебе нравится создавать, а потом убивать… злой бог… да и мы все злые… когда-то тебе надоест… ладно… до того, как прикончить… выкладывай… в чем смысл… в чем… твоей игры… долбаной… это вопрос.

Он готов ко всему — от раската хохота до мгновенной смерти, но человек на троне отвечает спокойно, как будто они беседуют за чаем:

— О, ты не ошибся с вопросами. Слушай меня, проводник, мудрец и царь. Вот — Рэн, — он указал взглядом на карлика. — Он сделан давно. Как видишь, вовсе не по мему подобию. Рэн искусственен. Он — продукт моей мысли. Но я вложил в него душу. Рэн прекрасен, совершенен, просветлен. Есть планеты Рэнов, там мир и благоденствие — и нет им конца…

Карлик равнодушно поглядел на Сигурда и закрыл глаза.

— Слушай же, — продолжал человек на троне. — Не стоит говорить никому о Рэнах. Это бессмысленно. Я не запрещаю говорить обо мне. Мы — Ихуа — рассеяны по вселенной и живем поодиночке. С твоей точки зрения мы всесильны. Мы — боги. Мы не можем жить сообща, как Рэны. В чем причина? Я не знаю. И никто не знает. Когда-то мы могли. Об этом свидетельствует устройство тела. Но очень давно мы утратили. Пытаемся истребить друг друга, убиваем жен. Но мы ищем способы решения этой проблемы. Хотим научиться жить в сообществе. Коллективный разум — вот к чему стремимся. Коллективный разум даст возможность эволюционировать. Но мы не можем, как Рэны. Созданы вы. Это эксперимент. Он длится много тысячелетий. На многих планетах. Вы — наши подобия. Вы должны найти способ жить вместе. Вы делаете это ради нас — Ихуа — и только во имя нас.

Он погладил карлика по голове. В эту минуту шар снова качнулся и очень медленно поплыл к Сигурду.

— У вас, как и у нас, есть воля, свобода выбора. Вы допускаете те же ошибки. Вы ищете противоположностей. Желание свободы, желание покорять и желание подчиняться сплетены воедино. Стоит объединить в общество — следуют реформаторство, война, разложение. Каждый раз то же самое. Три-четыре тысячи лет — и цивилизации вырождается.

Шар плавно опустился и словно заглянул в глаза Сигурду.

— Вы строите государства и тут же разрушаете. И мы всегда это делали. И вот жду. Многие тысячелетия. У меня есть время. Есть надежда. Хочу видеть вас — свои подобия, в мире, в согласии. Но вы убиваете. Самыми изощренными способами. Как и мы. Все, что могу, — приостановить процесс искусственными методами. Иногда вынужден это делать, иногда обманываю себя нарочно. Вот для чего механизмы. Хочу видеть общество себе подобных, но стабильное и счастливое. Да, я знаю: это иллюзия. И вот теперь ты посвящен.

Он умолк. Шар не спеша вернулся обратно.