Помощник менеджера так высоко поднял плечи и так низко втянул голову, что казалось, он старается вжаться в самого себя.

— А я знаю, Ник, знаю! Ты ведь не «шишка» какая-нибудь, так? Ты ведь не принимаешь решения, верно? До чего же ты жалкий, Ник! Послушай, а не убраться ли те к чертовой матери? Как там зовут того хрена, который владеет этой, чтоб ее, компанией? Какой-то там Крокер? Он чё, тот самый умник? Так пускай тоже убирается ко всем чертям, не то я…

Кенни вдруг осекся; посмотрев на Конрада, он опустил голову. И сжал губы, уже задрожавшие вместе с подбородком. Глаза у него сделались большие, и он медленно закрыл их. Когда же открыл, в глазах стояли слезы — он плакал. Тяжело опираясь о стол, Кенни закрыл ладонью лицо. И опустил голову — костлявое тело задрожало от плеч до самого ремня поверх футболки.

Конраду бросился в глаза казалось бы пустяк: светлые волосы Кенни, мокрые, свисающие тонкими прядями, уже сильно поредели на макушке. Необузданный «гонщик» вдруг показался слабым и усталым.

Кенни поднял голову и стал вытирать слезы — сначала ладонью, потом плечом. И через силу улыбнулся.

— Вот видишь, приятель, я был прав. Они просто-напросто не дадут те скопить денег. Да и ты оказался прав. Ты говорил, что меня лишают воли, заставляют сказать «Нет!». И это тоже правда. Да, в сердце у меня поселилось «Нет!». — Он схватил себя за горло. — Вот оно уже где у меня… достало все это дерьмо… ползешь в колее, куда тебя загнали эти лысые…

А в это время за две тысячи восемьсот миль Чарли Крокер, тот самый умник, который «все это и придумал», по инициативе которого и сократили штат погрузчиков, проснулся от внутреннего толчка. Он вытаращил глаза, но ничего не увидел — было темно, хоть глаз выколи. Воротник пижамы намок от испарины. Сердце, этот огромный кролик, прыгало бешеными скачками. В голове тут же завертелись выданные Магом цифры, а ведь Чарли только проснулся — и пяти секунд не прошло. Мало того, что чуть ли не каждый день названивают из «ГранПланнерсБанка», предъявляя все новые требования, угрожая конфисковать то, наложить арест на это, обременить долговыми обязательствами одно, другое… Еще и Маг стремительной походкой войдет в офис, чтобы сообщить какую-нибудь ужасную новость… о том, что налоговая служба выдумала фиктивные прибыли… фиктивные прибыли… «Банк лишает вас права выкупа закладной вследствие просрочки платежей, вы теряете все до последней рубашки, и в довершение всего на вас обрушивается налоговая служба с вагоном и маленькой тележкой претензий по „фиктивным прибылям“…» И вот он, Чарли, лежит в темноте, и сердце его как-то странно трепыхается в ритме: фик-тив-ные при-бы-ли… фик-тив-ные при-бы-ли… Вдруг неровный прерывистый галоп — щелк! — переключается на привычный ровный шаг…

Очередная смена на фабрике бессонницы — объемы производства нарастают, стремясь к максимуму.

Чарли глянул на часы у кровати. Беспокойные зеленые циферки показывали 3.20. Он повернулся к Серене, чей силуэт едва виднелся в темноте. Она спала на боку, спиной к нему; под одеялом угадывался изгиб ее бедра. Удивительно, что он вообще что-то видит, наверняка это рассеянный свет от часов. Но уж точно не с улицы. Чарли повернул голову к трем высоким окнам, выходившим на холмистые лужайки-«груди» Бакхеда — в сумраке невозможно было разглядеть даже их очертания. Снаружи не просачивалось ни лучика света — по желанию Серены Рональд Вайн завесил окна невероятным количеством занавесок, тюля, портьер или чего там еще.

«Крокер, да ты чокнулся! Позволил ей просадить три с половиной миллиона на одну только обстановку!» А как кстати пришлись бы сейчас эти самые три с половиной миллиона! Да только где уж там! Еще два миллиона семьсот пятьдесят тысяч выложены в счет уплаты за собственность — для Атланты огромные деньги, даже если речь идет о Бакхеде времен заоблачных цен на недвижимость. И так уже угрохал целое состояние на роскошный особняк в Бакхеде, на Вэлли-роуд, отошедший после развода Марте. Теперь вот еще один прикупил, на Блэкленд-роуд, всего в полумиле от первого.

Раздраженный Чарли приподнялся, подперев голову рукой, в слабой надежде, что от его возни Серена проснется… Как бы не так! Ее юные филейные части, эти бараньи отбивные, безмятежно покоились на матрасе. Чарли испытал приступ ностальгии по Марте. Ну, может, и не по ней самой, а по той жизни. Марту он мог запросто растормошить — она бы все поняла, она бы спросила, почему ему не спится.

Первая жена выходит за тебя, не зная, что ее ждет впереди — горе или радость. Вторая жена, особенно если тебе шестьдесят, а она — красотка двадцати восьми лет вроде Серены (к чему лукавить перед самим собой?), выходит за тебя, рассчитывая только на радость.

Чарли вдруг ясно представил чопорную физиономию папочки Марты, доктора Бантинга Старлинга, тогдашнего президента «Клуба содружества» в Ричмонде, штат Вирджиния, где проходило свадебное торжество. Его собственный папаша, мистер Эрл Крокер, еще недавно самый что ни на есть босяк из округа Бейкер, до того напился на банкете, что взобрался на эстраду и ухватил за талию Лестер Лэнин, смазливую певичку. После чего начал выделывать похабные выверты, изображая буги-вуги; перед глазами собравшихся все маячила блестящая шишка культи на месте правого указательного пальца. Господи, отец едва не поставил крест на положении своего сына в обществе. А положение это с самого начала нельзя было назвать завидным, если только не принимать во внимание тот факт, что он, Чарли, играл нападающим за сборную Технологического — тогда команда считалась одной из самых мощных во всей Америке. Хотя, по правде говоря, производила гораздо большее впечатление на Атланту, нежели на Ричмонд. А так он был всего лишь обаятельным парнем из глухой провинции, этого царства гнуса, неплохим агентом по продаже коммерческой недвижимости в «Хедлок и К⁰», имевшим успех у девушек. У Марты он его точно имел. Она закончила колледж «Суит Бриар» и училась на первом курсе медицинского факультета в Университете Эмори, Атланта. После недолгих размышлений она отказалась пойти по стопам отца, и все ради того, чтобы стать миссис Крокер. Какое-то время во всей Джорджии не было пары счастливее. В конце концов их счастью пришел конец, но одним Чарли мог гордиться — хотя женился он удачно, карьеристом все же не стал. Его гораздо больше влекла к себе сама Марта, улыбчивая кокетка с белоснежной кожей, а не знатное семейство Старлингов с их полезными знакомствами. Знакомства, однако, все равно пригодились, когда в 1970-х Чарли открыл собственное дело, — благодаря Марте его предприятие приобрело определенный лоск и стиль. Между тем жена родила троих детей: Марту, которую они звали Мэтти, Кэтрин, или Кэдди, и Уоллеса, появившегося на свет, когда матери было уже тридцать семь.

«Уоллес… Уолли…» В то время как Чарли, подперев голову рукой, лежал на кровати рядом с молодой женой и мучился угрызениями совести, Уолли спал в комнате в другом крыле особняка. Сыну исполнилось шестнадцать. Чарли звал его Уолли. Только он один, для остальных парень был Уоллесом. Чарли все ждал, что мальчик окрепнет духом, что в нем проснется интерес к жизни и что для всех остальных он тоже станет Уолли, парнем что надо. Пока же этого не случилось. Уолли уже неделю прожил дома, у матери, — в массачусетской школе-интернате «Триниан» их отпустили по домам для выполнения какого-то там «самостоятельного исследования» — и приехал к отцу на три дня. Чарли опять кольнула совесть — он ведь даже не поинтересовался, что это за «исследование» такое. Чарли был благодарен сыну уже за то, что тот вообще приехал. И все же за два дня Чарли не провел с сыном и получаса, хотя обещал себе, что на этот раз они с Уолли затеют что-нибудь «стоящее». Неприятности с «ГранПланнерсБанком» съедали все время без остатка. К тому же что-то в сыне тревожило Чарли. Уолли всегда смотрел на него каким-то пустым, рассеянным взглядом. Чарли не мог понять, что значит этот взгляд — осуждение, тоску или неловкость. Для последнего у Уолли, конечно, имелись основания. Четыре года назад, когда у него, Чарли, завязались отношения с Сереной и он развелся с Мартой, в семье оставался только двенадцатилетний Уолли, Мэтти и Кэдди уже упорхнули из родительского гнезда. Что парню оставалось думать о Серене, которая была моложе его сестры? Или о сводной сестре, одиннадцатимесячной Кингсли, которая сейчас лежит в детской на третьем этаже, с очередной няней? Филиппинкой то ли пятидесяти, то ли шестидесяти лет по имени Хэйди… Хэйди, надо же! Да и Кингсли то еще имечко… Чарли все спорил с Сереной, но та настояла на своем, намереваясь придать фамилии более современное и деловое звучание — мисс Кингсли Крокер. Серена, Кингсли, Хэйди и Уолли; на третьем этаже жило еще семейство по фамилии У: повариха У Нина, ее сестра Жермен, экономка, и сын Жермен, Ци Линь.