— Ну и ну… Не знала, что ты так прекрасно разбираешься в сигнализациях и охранных компаниях.

«Что за дерзость!»

— Разбираюсь ровно настолько, — вышло: «роннстолько», — насколько следует. И вообще, у нас, в округе Бейкер, был такой порядок — свой дом защищаешь сам. Если вот этого, — Чарли вытянул руки, — недостаточно, в шкафу спрятано ружье. И если придется застрелить человека — застрелю, будь уверена. Уже приходилось.

— Ну да, конечно. Во Вьетнаме.

Вообще-то ему действительно приходилось убивать… Но неужели жена в самом деле имеет в виду то, что, как ему показалось, прозвучало в ее словах: «Ты уже распространялся о своих подвигах во Вьетнаме»?

— Я говорю о том, что отныне в нашем доме будет заведено так. И не иначе. Вот о чем я говорю! Чтобы больше никаких сигнализаций. Усекла?

Серена завела руки назад, опираясь о матрас, и откинулась, разведя ноги, — воплощенная беззаботность. Под розовым халатиком угадывались полные груди. Полы халатика разошлись, и Чарли увидел ее бедра. На лице Серены еще отчетливей проступила полуулыбка-полуусмешка. Она уставилась ему прямо в глаза:

— А кто будет стрелять в этого человека, если тебя не будет?

— О чем ты? В какого еще человека?

— Ну, ты же сам сказал: «Если придется застрелить человека». Положим, ты уедешь в город или кататься верхом в три утра… Кто тогда будет стрелять в грабителя? Я? Хэйди? Жермен? Нина? Насколько я могу судить, им не посчастливилось родиться в округе Бейкер. И на войне они вроде как не были. Хотя можно поинтересоваться…

— Ну-ка, послушай, черт бы тебя…

— Не смей так говорить со мной!

Вскочив с кровати одним махом, разгневанная Серена направилась к ванной. Она уже не улыбалась. Даже взглядом его не удостоила. Развернулась спиной и пошла из комнаты.

Чарли сделал попытку остановить ее — схватил за руку. Разъяренная Серена вырвалась и напустилась на него, сверкая глазами:

— А теперь ты послушай меня, Чарли. Ты хоть соображаешь, что здесь произошло? Тебе, видно, совсем невдомек!

— Я знаю одно. И вот это самое сейчас сделаю.

— Ой, только не надо пудрить мне мозги своей неандертальской философией. Сделай одолжение — зайди в ванную. — Серена указала на дверь с видом взрослого, велящего ребенку выйти вон. — Полюбуйся на себя в большом зеркале. Хорошенько полюбуйся.

Тут Чарли с удивлением заметил, что Серена хоть и ведет себя дерзко, подбородок у нее совсем даже не дрожит, она ничуть не собирается разрыдаться или впасть в истерику. Ничего подобного! Только не она! Серена была само спокойствие; эта девчонка надменно выговаривала ему, Чарли Крокеру. У Чарли не находилось слов.

— Ты так заботишься о том, чтобы выглядеть крутым, — отчитывала она его, — что даже не думаешь, как это скажется на других.

— На тебе, что ли?

— Хотя бы и на мне. Сам посуди. Меня вдруг будит жуткое громыхание сигнализации. Я поворачиваюсь — тебя, моего мужа, рядом нет. Смотрю на часы — три ночи. Зову тебя — ты не отвечаешь. Заглядываю в ванную — тебя и там нет. У меня сразу мысль — в дом кто-то забрался, и ты валяешься в луже крови. Как раз в этот момент раздается ужасный топот — в жизни такого слышать не приходилось. Как будто по лестнице топочут армейские ботинки. Подбегаю к двери, запираюсь. И вовремя — ручка вертится туда-сюда, в дверь ломятся, вот-вот высадят. Да еще пыхтят и стонут, и не по-человечески, а как… медведь или чудовище какое. Я прячусь за кроватью. Чудовище вламывается через ванную; я молю бога, чтобы оно не заметило меня. Слышу, как оно возит чем-то по стене — выключатель нащупывает. Я уж думала, что все, конец, настал мой черед. И тут раздается злобное рычание: «Серена…»

— Я всего-навсего хотел добраться до коробки управления, чтобы…

— Дай мне договорить…

— …Выключить штуковину, пока она…

— Ты мне дашь договорить?

— …Не подняла на ноги весь дом и…

— Дай же мне договорить! Ну, наконец-то, большое спасибо! Так вот… Загорается свет, и я вижу это «чудовище». В сапогах для верховой езды. В бриджах. В рубашке-поло. На дворе еще ночь, всего три часа, а «оно» собралось прокатиться верхом.

— Три пятьдесят пять, — уточнил Чарли, тут же осознав, до чего жалко прозвучало собственное оправдание.

— Ну, конечно-конечно… пятьдесят пять! Прошу прощения за неточность. Ладно, пусть три пятьдесят пять. И тем не менее… По твоей милости срабатывает сигнализация, а ведь ты прекрасно знаешь — прежде чем спускаться по лестнице, следует отключить ее. И что ты делаешь в первую очередь? Набрасываешься на меня.

— Я и не думал бросаться на тебя!

— Не думал? Посмотрел бы на свою зверскую физиономию. «К чертям собачьим это… Мать твою то… Серена, что ты, на фиг, сделала…» Помнишь? Когда я искала переключатель? Это что, не ругань, а?

— Слушай, сигнализация грохотала, телефон надрывался — прямо преисподняя разверзлась. Я только хотел взять ситуацию под контроль.

— Нет, ты хотел свалить с больной головы на здоровую — вот что ты хотел, Чарли. Что-то я не слышу никаких «Прости, я погорячился». Я знаю, что ты сказал сыну. И мне даже противно думать о том, что ты наплел Жермен, Нина и Хэйди.

Чарли снова взвился:

— Так… ты все сказала?

— Нет, не все, — огрызнулась Серена. — Зашел бы лучше в ванную, полюбовался на себя. Чарли! В глухую ночь ты встаешь и напяливаешь на себя этот… этот… — не находя слов, Серена махнула рукой в его сторону, — свой дурацкий прикид. В такое время и конюшня-то еще закрыта. Хотя Прыгунок всего-навсего лошадь, но он не настолько глуп, чтобы посреди ночи стоять наготове, дожидаясь тебя. — Серена вскинула голову, слегка склонив ее набок, и обожгла мужа взглядом, в котором читалась насмешливая озабоченность. — Чарли, что с тобой творится? Если б я тебя не знала, я бы решила, что ты того… чокнулся на старости лет.

Серена развернулась и исчезла в ванной, закрыв за собой дверь и щелкнув замком.

«Чокнулся! Какова наглость!» Чарли был в бешенстве. Однако он тут же почувствовал, что это не безобидный всплеск эмоций, после которого чувствуешь себя лучше. Конечно, он задаст Серене настоящую взбучку, когда та выйдет из ванной, — чтобы десять раз пожалела о своих словах… Но изнутри навалилась жуткая усталость… в голове зазвенела пустота… Чарли подошел к кровати и присел на край. Закрыл глаза и потер виски. Может, после сытного завтрака ему полегчает… Вытащить сковородку, разморозить лепешки, достать кукурузную крупу… Или это кукурузная крупа заморожена? Кстати, а где сковородка-то? Да и масло, кофе… Чарли понял, что не имеет ни малейшего понятия о том, где что лежит… Ладно, отыщет… Он оперся рукой о кровать и закинул ногу на матрас, прямо как был, в сапоге. Ничего этой белой простыне в мелкий вафельный узор не сделается. Как же оно называется, то место, где были куплены эти простыни? Чарли помнил только одно — обошлись они по пятьсот долларов за штуку… А вообще-то… именно он, Чарли, платит за всю эту ерунду, так что имеет полное право лежать как ему вздумается, пусть даже и в сапогах. Чарли положил на кровать другую ногу и откинулся, утонув головой в подушке. И закрыл глаза. Полежит немного, а потом спустится на кухню, позавтракает и отправится на Ранчо. Плевать, что там считает Серена или кто другой. Чарли слышал, как в ванной бежала вода. И надеялся, что Серена не скоро выключит ее. Звук журчащей воды действовал успокаивающе; к тому же, пока вода бежит, ему не приходится выслушивать неслыханные дерзости…

«Господи, что это за женщина? И как она вообще оказалась здесь?» Чарли с удивлением понял, что подобные мысли сидят у него в голове давно, точнее — два с половиной года. А ведь они расписались всего три года назад. Но сегодня мысли впервые оформились в четкие слова. «Кто она? Что здесь делает?» И вот ведь самое ужасное — не успел он спросить себя, как уже знал ответы. Секс да тщеславие — больше ничего. Второе даже больше, чем первое. Марта постарела — с этого все и началось… Чарли лежал на кровати и представлял плечи и шею Марты. Только их — они проплывали перед ним. Это было первое, что бросилось ему в глаза, когда Марте стукнуло сорок. Да, кажется, именно это. Марта и в юности была девушкой с пышными формами, улыбчивой и милой, но с возрастом ее прямо-таки разнесло. Талия, плечи, спина, даже кожа — все раздобрело. Как-то они должны были идти на большой прием в честь сборной Технологического, устроенный в «Хайят Ридженси». И Марта надела платье с открытыми плечами. Он, Чарли, тогда стоял позади нее и вдруг — мать честная! — заметил, что у жены плечи как у полузащитника из далласских «Ковбоев». Ни дать ни взять полузащитник! Как можно хотеть женщину сорока лет с таким количеством жира на шее, плечах, талии?.. Чарли устыдился подобной мысли. Но что делать — так устроены мужские особи…