Враждебность, настороженность — вот что было написано на лицах темнокожих парней, когда они глазели на мэрский «бьюик» жемчужного цвета. За углом пробиралась куда-то женщина в футболке, коротких шортах и домашних тапочках. Она выглядела усталой; невозможно было определить, сколько ей лет.

— Дэкстер, притормози здесь, — попросил мэр.

«Нет, Дэкстер, не тормози», — взмолился про себя Роджер. Но водитель остановил машину. До парней оставалось не больше сорока ярдов.

— Видишь, Роджер, тот последний дом? Который сгорел?

— Вижу.

— Там можно достать крэк.

— У дома же треть крыши сгорела. Как они сидят там в дождь?

— Ну, торчкам особые удобства ни к чему, — сказал Уэс. — Обрати внимание на занавески.

Роджер присмотрелся. Занавески были какие-то легкие, буроватого цвета.

— Что это? Полиэтилен?

— Мешки для мусора, — уточнил мэр. — Чтобы любопытные нос не совали. А теперь глянь вон на тот дом, ближайший к нам.

Одноэтажный дом, казалось, разваливался под собственной тяжестью. Крыша переднего крыльца просела с краев к центру.

— В этом доме вырос Фарик Фэнон. Жил тут, пока три года назад не поступил в Технологический. Я хочу, чтобы ты немного проникся атмосферой, Роджер, увидел, что здесь творится.

Уэс обвел рукой раскинувшуюся перед ним панораму городской жизни.

Роджер смотрел, проникаясь атмосферой, и одновременно следил за пятью подростками, продолжавшими злобно таращиться на «бьюик».

— Видишь тех двоих, мелких? — сказал Роджеру мэр. — Это курьеры наркодилеров. Если малолеток арестуют, ничего страшного не произойдет — совсем ведь еще дети. А вон ту прелестницу видишь? Руки на бедра положила? Проститутка и наркоманка, за дозу сделает все, что угодно. Ты только представь, — продолжал Уэс, — парень, — он махнул рукой в сторону дома Фарика Фэнона, — вырос вот здесь, в трех домах от притона, в самых жутких трущобах Атланты. А ведь удержался на плаву, поступил в Технологический. Да еще прославился на всю Америку, стал Фариком Фэноном Бомбардиром. Через полгода будет подписывать контракты на миллионы долларов. И у ног этого самого Фарика Фэнона, парня, выросшего посреди такой свалки, оказался весь мир. Он запросто мог очутиться в притоне наркоманов, но не очутился. Что бы там ни говорили, а Фарик — пример для каждого парня Атланты, ну или каждого черного парня, который родился и вырос в дыре вроде этой. Однако у Фарика возникла маленькая неприятность — его обвинили в изнасиловании мисс Элизабет Армхольстер. Мы с тобой видели дом мисс Армхольстер на холме в Бакхеде. Она выросла в самом шикарном — как ты назвал этот особняк: палаццо? — в самом шикарном палаццо Атланты. Ее отец — президент «Армакско». Девушка вхожа в «Пидмонтский ездовой клуб». Так что оглянись, Роджер! Там — вершины! Тут — дно! Представляешь, какую историю сочинит пресса, как только обо всем разнюхает? Уж будь уверен — сочинит, еще как сочинит. Покажет оба дома. Мимо такого «жареного» материала они не пройдут.

— А тот, другой дом, который в Бакхеде? — спросил Роджер. Уэс улыбнулся:

— Дойдет очередь и до него. Дойдет очередь и до него. — И снова улыбнулся. — Роджер, я придумал, как нам действовать. Рискованно, конечно, — мы ведь пока не знаем, как все произошло. Обвинение в сексуальных домогательствах… такая штука как бомба, может рвануть прямо в руках. Политики предпочитают не ввязываться в эти дела. Но я хочу сделать кое-что для парня. Я не собираюсь говорить о его невиновности — на данный момент я не в курсе. Но могу выступить в защиту его прав. Могу напомнить всем о том долгом пути, который ему пришлось проделать из самого Блаффа, — тут мэр снова обвел рукой окрестности, — чтобы добраться до спортивных вершин и прославиться на всю Америку. Я могу напомнить всем, что мужчины тоже имеют права, даже спортсмены, даже суперспортсмены, даже чернокожие суперспортсмены и даже чернокожие суперспортсмены из Блаффа. Думаю, мне удастся раз и навсегда похоронить все эти перешептывания, которые Флит так усердно распространяет среди избирателей, — в том плане, что я, мол, замалчиваю «проблемы черных». Обычно стоит только женщине заявить об изнасиловании, как подозрение падает на любого мужчину, в первую очередь на черного. Сдается мне, я могу отвести это подозрение, и отвести быстро.

— Будет просто замечательно, если все к этому и сведется, — сказал Роджер. — Я надеюсь, дело действительно удастся замять. Но если информация просочится наружу, нам потребуется твоя помощь, и помощь немалая.

— Видишь ли, Роджер, есть кое-что еще. Так, всего одно условие, но это важно. Я готов пойти ради твоего клиента на риск, но не готов делать это в одиночку. Как только в городе станет известно об этом деле, начнутся такие расовые беспорядки, которых не было с конца шестидесятых. Мне нужен кто-нибудь из белых, известная фигура, кто бы встал и подтвердил вслед за мной: «Фарик — хороший парень, он прошел нелегкий путь, он заслуживает особого отношения… ну и так далее». Я не хочу, чтобы создалось впечатление, будто бы я разделяю город на два лагеря. Буду откровенным до конца — я не могу в открытую выступить против моих друзей. Тех, которые там, наверху. — Мэр закатил глаза, показывая в сторону Бакхеда. Роджер на мгновение задумался:

— Может, Юждин Ричман?

— Не-е-е… — протянул мэр. — Ричман — еврей. И записной либерал. Он всегда за тех, кто в меньшинстве, из принципа. Его влияние на ситуацию будет нулевым. Необходим человек из городской элиты, из тех, кто состоит в «Пидмонтском ездовом клубе».

Роджер покачал головой:

— Идея-то хорошая, но вот кого… — И развел руками — жест беспомощности, понятный во всем мире.

— Есть у меня человечек на примете… — сказал мэр, — вот только придется его уламывать. И без тебя мне не обойтись.

— Кто это? — спросил Роджер.

— Чарли Крокер, — ответил мэр.

Роджер ушам своим не поверил:

— Застройщик?

— Он самый.

— Ну что ж, может, ты знаешь о нем что такое, чего не знаю я, но вообще-то… Крокер — белый до мозга костей.

— Тем лучше, — не сдавался мэр, — надо только склонить его на нашу сторону. Ты в курсе, что он тоже был футбольной звездой Технологического, как и Фарик? Его еще прозвали «Шестьдесят минут» — он играл тогда и в защите, и в нападении. А вдруг окажется… вдруг окажется, что он питает глубокую симпатию к спортсменам… на плечи которых свалилось тяжкое бремя славы? — Мэр растянул губы в ироничной усмешке.

— Ох, Уэс, даже не знаю… Не хочу показаться пессимистом, но… навряд ли.

— И не такое случалось, — убеждал Роджера мэр, — и не такое случалось. Кстати, насчет того дома, который мы видели в Бакхеде… с каменной стеной и статуями перепелов у входа… Это дом Крокера. Совсем рядом с особняком Армхольстера… Неужели не понимаешь? Очень даже подходит. Да, чуть не забыл! Крокер ведь еще и член «Пидмонтского ездового клуба».

Роджер снова покачал головой:

— Что ж, тогда удачи.

— На удачу рассчитывать нечего, — возразил Уэс. — Придется все устраивать самим. И ты мне в этом поможешь.

Сидя на заднем сиденье «бьюика», Роджер повернулся оглядеть окрестности Блаффа. До чего же много осыпающихся, сгоревших хибар с лужами стоячей воды, в которых гниет, ржавеет всякий мусор… Мысленно Роджер сравнивал все это с венецианским палаццо Армхольстера и огромным особняком Крокера. «Крокер… типичный джорджийский мужлан в средневековом поместье. Да, Уэс прав — все это может иметь далеко идущие последствия. Эх, и угораздило же ввязаться в такое! А ведь перемахнул же этот пресловутый расовый барьер, причем так красиво». Роджеру вдруг ужасно захотелось назад, на улицу Пичтри, в компанию «Ринджер Флизом энд Тик», ко всеми уважаемому Гертланду Фуллеру.

— Дэкстер, — обратился к шоферу мэр, — покажи-ка нам с мистером Беллом магическую силу копа.

Роджер вопросительно глянул на Уэса. Тем временем массивный Дэкстер открыл дверцу и, с трудом выбравшись из шоферского кресла, встал рядом с машиной. Пятеро парней сбились в стайку и жгли незваных гостей взглядами, точно лазерами. Дэкстер вытащил переносную рацию и поднес к губам; Роджер слышал, как шофер что-то бубнил густым басом, но не мог разобрать ни слова.