Ньюкем старался избежать необходимости подать свой голос, как президент. Три раза он собирал голоса, и три раза они разделялись поровну. Я заметил, что он начал серьезно беспокоиться. Этот постоянный результат показывал твердую решимость, и обе равносильные стороны не хотели уступить одна другой. Необходимо было употребить искусство; в этом Ньюкем был силен, и вот что он придумал.

— Вы видите, любезные сограждане, что выходит.

Образовались две партии; они равносильны, и теперь вопрос должен быть решен в пользу одной из них. Сосед Виллис, не потрудитесь ли вы сходить ко мне в дом и спросить у миссис Ньюкем последний том государственных законов? Может быть, мы найдем там какое-нибудь полезное объяснение.

Сосед Виллис выслушал его и удалился; впоследствии я узнал, что он был ревностный пресвитерианин. К несчастью для его секты, он стоял прямо напротив умеренного, так что непременно должен был привлечь его внимание. Я думал, что господин Ньюкем начнет опять собирать голоса, но такая хитрость была бы слишком грубой, а он умел избегать затруднительных положений.

Времени оставалось еще достаточно; он хорошо знал, что жена его не найдет требуемого им тома законов, который он дал на время какому-то соседу. Между тем он начал тихонько советоваться с одним или двумя из своих друзей.

— Чтобы не терять времени, господин умеренный, — сказал один из его сообщников, — я предлагаю объявить собранию, что учреждение здесь пресвитерианской церкви есть мера антиреспубликанская, противная нашим главным постановлениям и важнейшим выгодам всего рода человеческого. Предлагаю этот вопрос моим согражданам, не рассматривая его, и желаю знать мнение их о нем.

Предложение было принято; начали собирать голоса, и оказалось тридцать девять голосов за предложение и тридцать восемь против него; итак, решили, что основание пресвитерианской церкви есть дело противореспубликанское. Выдумка была хороша: с той минуты, как все признали, что государственные постановления противны основанию пресвитерианизма, не могло больше быть о том и вопроса; потому что никакая религия не может существовать в этой стране, если она противна политическим мнениям.

Довольный первым успехом, сообщник умеренного не остановился на этом.

— Господин умеренный, — сказал он, — теперь, когда вопрос принял другой поворот, партия, на стороне которой большинство, может, кажется, не затруднять себя в своих действиях в присутствии партии малочисленной.

Итак, я предлагаю, чтобы те, кто против пресвитерианизма, составили тайное собрание и назначили особую комиссию, обязав ее выбрать для церкви название, какое она найдет приличным. Надеюсь, что предложение мое будет принято беспрекословно; дело идет о религии, а это такой вопрос, в котором должны избегать всяких споров.

Начали собирать голоса, и большинство оказалось на той же стороне; одна половина собрания одержала верх над другой на том основании, что преимущество должно принадлежать большинству.

Победители собрались в здании школы и назначили комиссию из двадцати шести человек. Комиссия эта не долго совещалась; она единогласно признала, что конгрегационизм есть исповедание, к которому наиболее привержены жители Равенснеста.

Умеренный представил немедленно это предложение на утверждение всего собрания, и прежнее большинство одного голоса оказалось в его пользу. В то время как умеренный смиренно объявлял об этом, появился в толпе посланный, крича:

— Господин судья! Мисс Ньюкем не нашла книги, она говорит, что, вероятно, вы отдали ее кому-нибудь.

— Ах! В самом деле! — закричал судья. — Да нам она и не нужна теперь. Любезные сограждане! Мы рассуждаем теперь о самом важном для человека предмете. В подобном деле единодушие важнее всего. И как теперь нельзя уже предполагать, чтобы кто-нибудь был против общего желания, то я еще раз обращаюсь к голосам, чтобы яснее обнаружилось это единодушие. Не угодно ли тем, которые за конгрегационистов, поднять руки.

Почти три четверти числа всех рук поднялись вверх.

«Единогласно! Единогласно!» — кричали со всех сторон, Я насчитал семьдесят три руки. Некоторые из присутствующих молчали; но так как никто не возражал, то можно было допустить единогласие. Умеренный и еще двое или трое из его приятелей сказали по короткой речи, в которых выразили свои благодарности. Выслушав эти речи, собрание стало расходиться.

Такие были обстоятельства, сопровождавшие сооружение церкви конгрегационистов в Равенснесте; вопрос был решен единодушно в их пользу, хотя против семидесяти восьми голосов оппозиционных нашлось пятьдесят два; все это для чести республики.

Никто не возражал больше. Народ стал расходиться, и Ньюкем, скромно пробираясь сквозь толпу, заметил меня в первый раз. Он с большим вниманием посмотрел на меня, но по беспокойству, которое я заметил на его лице, мне показалось, что им начинало овладевать сомнение. В ту самую минуту, когда он хотел, быть может, задать мне первый вопрос, Джеп подъехал в телеге. Негр бил близко знаком с Ньюкемом. Прибытие его, равно как и сходство мое с отцом моим, объяснили все.

Ньюкем смешался, но заметно старался сохранить свое хладнокровие.

— Я имею удовольствие видеть майора Литтлпэджа? — спросил он, подойдя ко мне. — Вы напоминаете мне генерала, когда я знал его еще молодым, а также и Германа Мордаунта, отца вашей матушки. Давно ли вы приехали, майор?

— Несколько минут тому назад, — ответил я уклончиво. — Вы видите, вот телега и мой человек, мы прибыли из Олбани. Я приехал в самый подходящий момент, потому что увидел здесь, кажется, всех жителей.

— Да, почти всех. У нас было небольшое собрание, на котором мы толковали о делах религии. Вы, майор, вероятно, приехали к концу собрания?

— Именно, господин Ньюкем.., к самому концу.

Мой ответ, казалось, сбросил с Ньюкема ужасную тяжесть, потому что ему было бы очень неприятно узнать, что я слышал его отзывы о том вероисповедании, которому следовало наше семейство. Я был очень доволен тем, что мог на время скрыть себя и тем самым узнать настоящий характер своего агента. Теперь я знал, по крайней мере, чего держаться, разговаривая с ним.

— Да, милостивый государь, религия важна для человека, а между тем она давно находится в пренебрежении между нами, — продолжал умеренный. — Видите, там новый храм, это первый, который соорудили здесь, и мы намерены поднять его сегодня после полудня.

Шесты и подставки приготовлены уже, мы ждем только сигнала, чтобы приступить к делу. Согласитесь, майор, что неплохо было задумано ускорить постройку храма, прежде чем решили, какое он должен носить наименование, потому что при этом каждый трудился как бы для своей секты. Поэтому работа у нас, можно сказать, кипела; теперь все готово: половые доски, оконные рамы, скамьи, одним словом, все. Остается только разместить вещи и начать службу.

— Почему же вы, не приготовив полностью храма, приступили к окончательному собиранию голосов?

— В противном случае мы не достигли бы цели, майор. Мы хорошо обдумали дела и убедились в необходимости предложить на обсуждение этот вопрос. Все закончилось как нельзя лучше, и мы решили, большинством голосов, что будем конгрегационистами. Единодушие прекрасная вещь в религиозном деле.

— А вы не опасаетесь того, чтобы не охладело усердие и чтобы недовольные не отказались заплатить плотникам, малярам и пастору?

— Пусть себе бесятся, а все равно заплатят. Ваш пример, майор, произвел благородное влияние.

— Мой пример, господин Ньюкем! Я вас не понимаю; в первый раз в жизни я слышу про этот храм.

Ньюкем откашлялся и, помолчав немного, сказал мне:

— Да, я сказал: ваш пример, милостивый государь, потому что решительно все равно, что вы, что ваш отец; а первая мысль к сооружению храма была подана генералом Литтлпэджем задолго еще до начала революции.

В военное время нельзя было думать о постройках, и поэтому сооружение этого храма замедлилось, но когда наступил мир и тишина, мне показалось, что настала минута привести в исполнение великий проект вашего отца.