Поскольку обязанности кормовых матросов относительно легки и нехитры и от них не ожидается большой наторелости в морской практике, в команду эту попадают преимущественно люди, до флота моря не видавшие, не слишком крепкие и закаленные и всего менее похожие на моряков; в силу того что им приходится пребывать на шканцах, назначаются они с оглядкой на их наружность. По большей части это стройные юноши, отличающиеся изяществом и вежливым обхождением. И если они не слишком сильно тянут, выбирая иной конец, зато притягивают взоры всех иноземных дам, которым случается посетить корабль. Бóльшую часть времени они проводят за чтением романов и в воспоминаниях о других романах, которые у них были на берегу, а также в сопоставлении с кем-либо из товарищей тех любовных драм и роковых обстоятельств, кои вынудили этих несчастных молодых людей из приличных семей променять былую сладкую жизнь на суровую флотскую среду. В самом деле, по некоторым признакам можно заключить, что многие из них вращались в весьма достойных кругах. Они неизменно следят за своей внешностью и испытывают отвращение к смоляной кадке, в каковую их почти никогда не заставляют обмакивать персты. За то что они гордятся покроем своих брюк и блеском дождевиков, остальная команда прозвала их морскими хлыщами и аристократами в шелковых носочках.

За ними идут матросы, постоянно работающие на гон-деке. Им вменено в обязанность выбирать фока- и грота-шкоты, а также выполнять ряд унизительных обязанностей, связанных с водоотливной и фановой[18] системами в недрах корабля. Все эти парни — Джимми Даксы [19], жалкие существа, никогда не ступавшие ногой на выбленку и не поднимавшиеся выше фальшборта. Это закоренелые фермерские сынки — деревенщина, не вычесавшая еще сенной трухи из волос; им препоручены занятия, близкие их душе, — они ведают клетками для кур, выгородками для свиней и ящиками для картофеля. Сооружения сии размещаются на фрегате, как правило, на гон-деке между фор- и грот-люками и занимают столь значительную площадь, что начинают смахивать на крытый рынок в каком-нибудь небольшом городке. От мелодических звуков, исходящих оттуда, увлажняются глаза шкафутных, ибо звуки эти напоминают им отцовские свиные загоны и картофельные грядки. Они охвостье команды, и тот, кто ни к чему не пригоден, еще годится в шкафутные.

Пропустим три палубы: спардек, гон-дек, кубрик, и мы столкнемся с кучкой троглодитов — обитателей трюмов, ютящихся, точно кролики в норах, промеж водяных систерн, бочек и якорных тросов. Смойте сажу, покрывающую их лица, и они, точно корнуэльские углекопы, окажутся бледными как привидения. За редкими исключениями, они почти никогда не выходят погреться на солнышке. Они могут полсотни раз обогнуть шар земной, и окружающий мир откроется им не более, чем Ионе [20] во чреве китовом. Это ленивая, неповоротливая, сонная публика, и, когда им случается съезжать на берег после долгого перехода, они выползают на свет божий подобно черепахам из пещер или медведям по весне из-под прогнивших стволов деревьев. Никто не знает их имен, и после трехлетнего плавания они все еще остаются для вас чужими людьми. В момент шторма, когда, чтобы спасти корабль, наверх высвистывают решительно всех, они появляются среди разбушевавшихся стихий, как те таинственные парижские старики [21], всплывшие наружу во время трехдневного сентябрьского побоища; все недоумевают, кто они такие и откуда взялись. Исчезают они столь же таинственно, и никто ничего о них больше не слышит, пока не произойдет очередное вавилонское столпотворение.

Таковы основные подразделения корабельной команды, но более мелкие специальности бесчисленны, и, для того чтобы составить их перечень, потребовался бы немецкий комментатор.

Здесь мы ни словом не обмолвились о боцманматах, старшинах-артиллеристах, старшинах-плотниках, старшинах-парусниках, старшинах-оружейниках, начальнике судовой полиции, судовых капралах, строевых старшинах, рулевых старшинах, старшинах артиллерийских подразделений, баковых старшинах, фор-марсовых, грота-марсовых и крюйс-марсовых старшинах, кормовых старшинах, заведующих главным и носовым трюмами, заведующих гальюнами, купорах, малярах, жестяниках, буфетчике коммодора, буфетчике кают-компании, буфетчике кадетов, коммодорском коке, командирском коке, офицерском коке, камбузных коках, артельных коках, укладчиках коек, рассыльных, вестовых, санитарах и о бесконечном количестве других, у каждого из которых есть свои строго определенные обязанности.

Из-за этого бесконечного количества специальностей на военном корабле новичку, попавшему туда впервые, особенно полезно обладать хорошей памятью, и чем больше он преуспел в арифметике, тем лучше для него.

Что до Белого Бушлата, то он долгое время перебирал в голове различные номера, определенные ему старшим офицером, известным в обиходе под кличкой старшого. Первым долгом Белый Бушлат получил номер своего бачка, затем судовой номер, иначе говоря, тот номер, на который он должен был откликаться на перекличке, далее номер койки, потом номер орудия, к которому он был приписан, не говоря уже о других номерах, кои потребовали бы некоторого времени даже от Джедедии Бакстона [22], чтобы привести их в стройные столбцы, прежде чем сложить их. Хуже всего, что все эти номера надо было знать назубок, иначе это грозило крупной неприятностью.

Теперь представьте себе матроса, совершенно непривычного к сутолоке военного корабля, впервые ступившего на его палубу, которому с бухты-барахты предлагают все эти номера запомнить. Еще до того, как он их услышит, голова его раскалывается от необычных звуков, поражающих его слух; уши его представляются ему звонницами, где непрерывно бьют в набат. Ему кажется, будто по батарейной палубе проносится тысяча боевых колесниц; он слышит тяжелую поступь морской пехоты, лязг абордажных сабель и ругань. Боцманматы свистят со всех сторон наподобие хищных поморников [23] в шторме, а странные звуки под палубами напоминают вулканические громыхания огнедышащей горы. Он съеживается от некоторых звуков, словно новобранец под градом падающих бомб.

Почти бесполезным оказывается весь опыт, приобретенный во время кругосветных странствий по этому земноводному шару; не к чему знакомство с арктической, антарктической и экваториальной зонами, шквалы под Бичи-Хедом [24] или мачты, поломанные на траверзе мыса Гаттерас [25]. Все ему приходится начинать сначала, ничего он не знает; греческий и древнееврейский тут не помогут, ибо язык, который ему надлежит усваивать, не имеет ни грамматики, ни словаря.

Проводим его взглядом, пока он проходит меж рядами старых океанских воителей. Обратите внимание на его униженный вид, умоляющие жесты, его растерянный взгляд. Он загнан в тупик, голова его идет кругом. И когда в довершение всего старший офицер, в обязанности которого входит принимать всех вновь прибывающих и указывать, где им помещаться, когда этот офицер — не слишком ласковый и любезный — предлагает ему запомнить одну цифру за другой: 246–139–478–351 — у несчастного появляется острое желание сбежать.

Джек Чейс [26]

Первая ночь по выходе из гавани выдалась ясная и лунная. Фрегат, выставив напоказ все свои пушки, неслышно скользил по воде.

Полувахта моя дежурила на марсе. Там я и устроился, поддерживая самую приятную беседу со своими товарищами. Каковы бы ни были остальные матросы, эти были отличнейшие ребята, вполне заслуживающие того, чтобы их представили читателю.