А вот Игорек пришел в гости к маминым и папиным знакомым. Встреченный взрывом восторга, через пять минут он убеждается в том, что взрослым не до него. Они ведут между собой оживленные разговоры, он им мешает. «Иди, иди, поиграй в мячик! Ты что, не видишь — мы разговариваем». Вот и вся дружба. В следующий раз, придя в гости, глядя исподлобья, он отдернет руку — все слова, слова, слова… Сплошная липа.

Никакой особой драмы, безусловно, в этом нет. Располагаем ребенка к себе, искренне стараемся преодолеть его робость. Но если вы всерьез настроены на то, чтобы создать с ним прочные отношения, ваш интерес к нему должен быть неподделен, постоянен, неизменен. Это совсем непросто. И фундамент таких отношений закладывается по кирпичику, продуманно, системно. Завоевать доверие ребенка бывает трудно — потерять его очень легко.

Мы гуляем. Наташа, ее бабушка и я. Столб, на столбе объявление. «Что там написано?» — спрашивает Наташа. Я вытаскиваю из сумки очки, подхожу поближе. «Продается дом с земельным участком, огород 5 соток…» — читаю я. На лице у бабушки полное недоумение: 5-летнему ребенку читать объявление на столбе? «Знаешь, Наташа, это не для нас с тобой. Ничего интересного. Идем дальше». Наташа вполне удовлетворена. Теперь она знает, что то, что пишут на столбах и заборах, отношения к ней не имеет. И в следующий раз, если на какую-либо просьбу я отвечу ей: «Это неинтересно», — она мне поверит на слово. Раз я так говорю, значит, знаю. В противном случае не пожалела бы времени, чтобы удостовериться: интересно? Неинтересно?

Чтение заняло десять секунд. Может быть, оттащить от столба, дернуть за руку и ответить «не твое дело, тебя это не касается» было бы быстрее?

«Все тебе надо знать!» Разве вы ответите так взрослому человеку? Если хотите сохранить с ним хорошие отношения — никогда. Разве вырвете у него из рук чашку, которую он взял, чтобы напиться? Нет. А ребенок… Что с ним церемониться!

Прозвучавшая грубость в один прекрасный день к вам вернется. От кого ребенок ее услышал? От вас. Вы научили.

Никогда не говорите в присутствии ребенка грубых слов. Особенно если это ребенок с синдромом Дауна. Конечно, нам приходится иной раз чертыхнуться, нагрубить кому-то — мы ведь не железные. Но в ответственных случаях мы умеем себя сдерживать, знаем, когда это позволительно, а когда не очень.

У ребенка с синдромом Дауна критерия нет. Легко можно представить, как реагируют окружающие, услышав такой, например, разговор:

— Тетя, который час? Времени сколько?

— У меня часов нет.

— Ну и дура.

Попадаем в неловкое положение, которого можно было бы избежать.

Ситуация диаметрально противоположная — полное подчинение взрослых ребенку. Это тоже встречается — и не так уж редко.

Девочка Юля приходила на урок в сопровождении мамы или бабушки. Юлю обожали. Только и слышалось: «Юлечка, у меня в сумочке конфетка. Будешь хорошо заниматься, я тебе ее дам. Юлечка, я стульчик отодвину в сторону, не бойся, я никуда не ухожу… Юляша, я в магазинчик сбегаю, можно? Куплю тебе материальчик, брючки бабушка сошьет».

Юляша то, Юляша се. В ответ слышалось: «Сиди!» И мама съеживалась под суровым взглядом 5-летней дочери.

Я принялась за дело без всяких послаблений. Однажды мне пришлось стукнуть кулаком по столу так, что карандаши на столе разлетелись во все стороны. Бабушка подскочила на стуле. Если бы не настоятельная необходимость избавить Юлю от заикания, ни девочку, ни ее родных увидеть больше мне бы не пришлось.

Однажды бабушка сказала мне: «Юлечка проснулась и спрашивает, какой сегодня день. Я ей отвечаю — суббота. Она захлопала в ладоши, закричала: ура, ура, я пойду к своей Роменочке Теодоровне! Вы можете себе это представить?!» — «Ей надоели ваши пирожные, ваш тягучий сахарный сироп, она хочет нормальной, здоровой пищи. Черного хлеба. Серьезного к себе отношения. Они все здесь у меня жить хотят», — сухо ответила я.

Я отнюдь не непримиримый враг нежных слов, с которыми родители обращаются к ребенку. Безусловно, дети нуждаются в нежности и ласке. Но:

И когда говорят: «с детьми надо разговаривать как со взрослыми», то это вовсе не означает, что вы будете обсуждать с ними проблемы Ближнего Востока. Ребенку нужно, чтобы его не только любили, но и уважали. Говорили с ним серьезно, предполагая в нем интеллект, а не его отсутствие. И ребенок будет благодарен за это. Значит, и вести себя придется соответственно: солидно, без капризов. Такое отношение надо оправдывать!

Юля была очень умной и очень нервной девочкой. Она реагировала на каждый звук — шипение воздуха в водопроводной трубе, лай собаки за окном. Мама вздрагивала вместе с ней: «Боже мой, что это?!»

На урок Юля приезжала с собственным горшком и, сидя на нем, истерически кричала: «Ничего не получается! Я больная! Я больная!»

«Юля, ты просто не привыкла, — объясняла я ей. — Вот представь: едет человек ночью в поезде. Нижняя полка, чистое белье, колеса постукивают. А ему не спится — не привык».

Юля успокоилась, слушает меня внимательно. Но тут вступает мама: «Ему страшно, понимаешь, Юлечка, страшно. Вот поэтому он и не спит».

Я застываю на месте. Что тут можно сказать? Мать такого ребенка должна была бы быть для него каменной стеной, за которой можно надежно укрыться от любой беды. Мама и папа ничего не боятся, они все знают, сумеют прийти на помощь — на то они и взрослые.

В большинстве случаев семья объединяет людей с разными темпераментами, характерами, воспитанием и образованием. В семье могут возникать споры, а иной раз даже вспыхивать ссоры из-за разных точек зрения на воспитание детей вообще и ребенка с синдромом Дауна в частности. Однако в ожесточенных дискуссиях, когда спорящие желают во что бы то ни стало навязать противной стороне свое мнение и обратить оппонентов в свою веру, никогда не рождалась истина. Конфликты фанатично преданных вере людей, длящиеся на протяжении столетий, все эти религиозные войны ни к чему не привели. Как существовали ислам, буддизм, христианская религия со всеми их направлениями и ответвлениями, так и существуют.

Не спорьте. Люди, желающие действительно найти решение сложной проблемы, не спорят, они эту проблему обсуждают. Тем более что почти всегда ваш оппонент в чем-то бывает прав. Семья, в которой растет ребенок, должна быть для него надежным островком, обеспечивать ему спокойствие, уверенность, комфорт. Не нарушайте надежность и прочность его и без того ограниченного мира.

Если ребенок с синдромом Дауна растет в семье, где умеют быть счастливыми, несмотря ни на что, он чувствует себя в безопасности. Такие дети очень сильно отличаются от тех, которым, помимо всего прочего, приходится жить в атмосфере семейных конфликтов. Малыш с синдромом Дауна неразрывно связан с тем, что его окружает, очень привязан к родителям. И если в его маленьком мирке что-то не так, он реагирует на это болезненнее, чем нормальные дети. Нормальный ребенок уже давно, когда надо, умеет жить собственными интересами. Он может сесть за уроки, включить магнитофон, сбежать к приятелю, отвести душу, гоняя мяч на пустыре. Он в состоянии занять активную позицию по отношению к тому, что происходит в доме: потребовать прекращения скандала, взять чью-то сторону, вынести свое суждение — кто из родителей, по его мнению, прав, кто виноват. Себя самого он тоже в состоянии защитить. Как-то родители 7-летнего Тимура обнаружили на столе записку. Корявым почерком первоклассника в ней было написано следующее: «Почему вы обидели ребенка? Ребенок — это святыня!»

Ребенок с синдромом Дауна в этом смысле беспомощен. Он покорный раб печальных обстоятельств. Обратите внимание, как каменеет его лицо, как оно мертвеет, как застывает на нем выражение безысходного и тягостного недоумения. Для него конфликт в доме — тупиковая, безнадежная ситуация. Он залезает под стол или забивается в угол, а если привычно уходит в свой мир, абстрагировавшись от всех и вся — это еще хуже. Ведь именно из этого состояния мы всеми силами стремимся его извлечь. Знаете, почему мы в очередной раз его туда загнали? Потому что в глубине души думаем так же, как люди, чье мнение о наших детях нас глубоко задевает: «Он все равно ничего не понимает». Очевидно, так рассуждает и бабушка, позволяющая внуку выбрасывать содержимое из ящиков комода: «Что с него взять? Был бы ребенок как ребенок — не разбросал бы».