Завершалось это послание словами: «Твой настоящий друг, У. С. Портер».

Конечно, перевод не способен передать поэтические достоинства текста. Более того, перевод (что редко, но случается) — лучше оригинала. Но по этой записи в девическом альбоме можно судить, что будущий писатель был увлечен молодой особой, а той, безусловно, льстили ухаживания молодого человека.

Поначалу Керры относились к этим маневрам добродушно-снисходительно и нередко приглашали юношу разделить с ними семейный ужин, а если он задерживался в поселке, то и завтрак. И хотя ухаживания носили вполне целомудренный характер (тем более что наедине молодые люди почти не оставались), довольно скоро тетушка ощутила угрозу своей племяннице. Она навела справки и поняла, что в качестве жениха воздыхателя рассматривать явно не стоит — он не только слишком молод и не обладает собственностью, но и вообще не имеет источников к существованию, поскольку просто — «из милости» — живет у своих знакомых на ранчо. Затем ответственная леди побеседовала с племянницей, поговорила с воздыхателем и выяснила, что, ко всему прочему, у того совершенно нет никаких матримониальных намерений. Портера не только прекратили приглашать к семейному столу, но и стали препятствовать встречам с родственницей. Видимо, предпринятые маневры особого успеха не имели, и тогда тетушка предложила (совершенно в американском духе!) племяннице сделку: та выбросит молодого Портера из головы и вернется к родителям (а те жили довольно далеко — в городе Бренэм, на расстоянии более 300 километров от Форта Иуэлл). В поощрение тетя подарит ей роскошный белый плюмаж из страусиных перьев на шляпу, что, конечно, превратит девушку в первую модницу в своем городе и вызовет зависть у подруг. Тщеславная Кларенс не смогла устоять перед искушением — поменяла Портера на перья и вернулась в Бренэм. Но финал истории все равно для модницы оказался печален; много лет спустя она с горечью писала: «…она (тетушка. — А. Т.) так никогда и не прислала мне то, что обещала»[57].

Может быть, не стоило так подробно останавливаться на упомянутом эпизоде. Но тогда рана, нанесенная юному Портеру, видимо, была-таки глубока. Иначе не объяснить, почему события эти отразились (пусть не напрямую) в одной из новелл О. Генри. Речь идет об истории, озаглавленной «Пиниментские блинчики», написанной в 1903 году и вошедшей в «техасский» сборник «Сердце Запада». Там история, конечно, немного о другом. Но реминисценции очевидны. Есть главный герой — грубый и физически очень сильный ковбой. Он ухаживает за юной красоткой, племянницей (!) владельца продуктовой лавки (!). Но у него есть соперник — владелец ранчо. Ковбой нравится молодой особе, но он беден, а соперник — богат (и к тому же умен!). Напрямую соперничать с ковбоем опасно (может крепко побить, а то и отправить на тот свет!), и он завоевывает девушку, изощренно (другого слова не подобрать) обманывая соперника, и… женится на ней. Очевидно, что Портер жениться на легкомысленной Кларенс не планировал, но осадок, как мы видим, остался…

После отъезда юной девицы поездки Портера в Форт Иуэлл стали реже, но не прекратились. В конце концов, доставлять почту он взялся добровольно и, пока жил на ранчо Дика Холла, добросовестно курсировал в поселок и обратно каждую неделю. Но делал это теперь по обязанности, без особого желания.

Явно больший интерес вызывали у него путешествия на ранчо Ли Холла, куда по поручениям младшего брата он наведывался от случая к случаю. Резиденцию управляющего он теперь воспринимал по-другому — поездка туда каждый раз становилась для него ярким событием, возможностью встретиться с новыми людьми и получить новые впечатления. На этом пути, как мы помним, довольно долгом, с ним, бывало, случались приключения. Уже живя в Нью-Йорке, он вспоминал, как однажды, возвращаясь, он попал под сильную грозу и сбился с пути. Блуждая, он вышел к бивуаку — горел большой костер, вокруг него тесным кругом расположились вооруженные люди «совершенно зверской наружности». Уилл был, конечно, напуган, но ни с ним, ни с его имуществом ничего не случилось — у костра потеснились и накормили. Когда, по возвращении, он рассказал о произошедшем Бетти Холл, та предположила, что, скорее всего, он повстречал банду «десперадос», промышлявших грабежом и угоном скота. «Но тогда почему они не ограбили меня, не отобрали лошадь, не убили, наконец?» — «Ну, во-первых, они были не “на работе”, — отвечала она, — а во-вторых, законы гостеприимства никто ведь не отменял…» Словом, почти «брет-гартовская» пастораль — та самая, в которой благородные жулики, бескорыстные стяжатели, сентиментальные проститутки и кроткие головорезы.

Этот ли случай вслед за Ф. Брет Гартом[58] подтолкнул писателя О. Генри к типичной для его рассказов романтизации «уголовного элемента»? Или «движение» в эту сторону началось еще раньше — когда он зачитывался рассказами знаменитого в ту пору калифорнийца? А может быть, значительно позже — когда ему пришлось довольно тесно общаться с людьми, преступившими закон и выброшенными на обочину жизни? Но скорее всего, это происходило постепенно и поэтапно: были и книги, и встречи, и дружба с некоторыми из этих людей — все накапливалось исподволь и укладывалось в «копилку». Но сам будущий писатель, конечно, о ее существовании тогда и не подозревал. Он продолжал жить весьма рассеянной и не обремененной заботами жизнью — на свежем воздухе, среди людей простых, но щедрых.

Если говорить о техасских маршрутах Уилла Портера, нельзя не упомянуть и самый протяженный — в городок Котулла — тот самый, куда вместе с доктором Холлом и его супругой их доставил поезд в марте 1882 года и с которого началось знакомство будущего писателя с жизнью Запада. Путь туда был далек: почти 40 километров отделяло ранчо Дика Холла от резиденции старшего брата, а затем без малого еще семьдесят непосредственно до города. Но в это длительное путешествие Портер всегда отправлялся с радостью. Котулла был небольшим городом и своим укладом не походил на родной Гринсборо, но это было возвращение горожанина к городской жизни и — что для молодого человека, вероятно, еще важнее — здесь он ощущал себя взрослым. Здесь он был предоставлен самому себе, здесь не было ни Дика Холла, ни бдительной и заботливой (но довольно строгой) Бетти Холл. Для таких — совсем нечастых — путешествий Холлы всегда снабжали его небольшой суммой денег (это был подарок — ведь он нигде не работал и ничего не зарабатывал), и он распоряжался ими по своему усмотрению. Он останавливался в гостинице, обедал в ресторане, давал «на чай» и вообще вел себя «как взрослый». Здесь — в салуне той самой гостиницы, где он останавливался, — произошло и первое его «серьезное» знакомство с бутылкой. Конечно, едва ли местный салун можно считать точкой отсчета в той болезненной тяге к спиртному, что была характерна для О. Генри в поздние годы, но факт остается фактом — именно в местном салуне молодой человек впервые по-настоящему напился[59]. Но стоит ли его судить строго? Большинство юношей проходят через это — кто-то раньше, а кто-то позже. Получается, что Билл Портер был явно из числа последних.

Но, конечно, не только стремление ощутить себя взрослым и самостоятельным влекло нашего героя в Котуллу. Здесь были знакомые, с ними ему было приятно общаться. И среди них главным, пожалуй, был Фрэнк Эрнст, местный адвокат — с ним будущий писатель познакомился благодаря своим покровителям — все тем же Холлам. По свидетельству Дж. Лэнгфорда, наиболее авторитетного среди биографов О. Генри, это был человек совершенно нетипичный для техасской глубинки. Он был большой книгочей и обладал изрядной библиотекой. Известно, что Портер брал из нее книги. К сожалению, нет сведений о том, каких конкретно авторов он читал. В начале XX века в доме Эрнста случился пожар и часть книг сгорела. Лэнгфорд осматривал оставшуюся часть библиотеки юриста и среди уцелевших упоминает тома Байрона, Диккенса, Гиббона, Голдсмита, Гюго, Локка, Маколея, Мильтона, Пеписа, В. Скотта, Шекспира, М. Твена, Смоллетта[60]. Едва ли все упомянутые авторы привлекли внимание Портера, но то, что он читал Марка Твена, можно утверждать совершенно определенно. Прежде всего потому, что Твен относился к числу его любимых авторов, а Эрнст был не только обладателем богатейшей коллекции книг Твена, но переписывался с американским классиком, и поэтому многие издания украшали его автографы[61].