По комнате прошел незнакомец, словно продолжение кошмара. Незнакомец заглянул в чулан, зацепился за лестницу на чердак, приостановился у двери в спальню. Дверь была приоткрыта. Почесав спину о косяк двери, он зевнул. В расстегнутой рубашке, со спущенными подтяжками незнакомец был поразительно похож на Старика, призрака Башни. Его портрет висел в кабинете Тиррана. Сглотнув комок в горле, потрясенный явным и почти физическим присутствием Старика в комнате, Иосиф сполз на пол и на цыпочках перебежал комнату.

— Куда ты?..

Иосиф оглянулся. Лиза сидела на кровати, поджав колени к груди. Глаза заспанные. На лбу пятно, след от пуговицы.

Увидев все это, Иосиф выбежал из комнаты. Терраса, решетчатая галерея, мокрый и грязный двор, ограда кладбища, за которой ржавели кресты. Его несло и шатало из стороны в сторону…

Обогнув здание театра с алебастровыми масками Изольды, Отелло, Зигфрида и целого поколения химер, Иосиф вышел на террасу, с которой открывался вид на город, погружающийся в сумерки. Глянув на Башню, он направился к лестнице.

У танцевальной веранды толпились подростки. Играл духовой оркестр, сбивчиво, невпопад. Иосиф поискал мальчика в очках и пошел к пристани.

«Георгий, Жора, Гоша… ага, вот и беседка, кажется, здесь мне назначили свидание… довольно странное место для свиданий, хотя… — Иосиф сел, оглядываясь и как-то беспомощно улыбаясь. Улыбка погасла. — Да, мне вполне можно было бы взяться за сочинительство романов… из мимолетного эпизода — целый роман… ведь ничего же не было… а что, если было?.. да нет же, нет… — Взгляд его скользнул по набережной и остановился, наткнувшись на речной трамвай, прикованный к причалу ржавой цепью. Между причалом и трамваем тускло поблескивала вода, как зеркало с пятнами отслоившейся амальгамы. — Половина десятого… похоже, что никто уже не придет… или я что-то напутал…» — Иосиф встал, глянул по сторонам и направился к горбатому мосту…

По какой-то причине он снова оказался у дома с террасой, затянутой проволочной сеткой. Его как будто влекло к этому дому. Дом казался нежилым. Окна пыльные, темные. Он подошел поближе и заглянул в окно. В стекле отразилось чье-то лицо. Он отшатнулся. И в этот момент из слухового окна одна за другой стали вылетать птицы…

Оглядываясь на дом, Иосиф свернул в переулок, по узкой и жутко скрипящей лестнице поднялся на террасу. Внизу на веранде играл духовой оркестр. У причала плескалась рябь. Неожиданно в небе, сплошь затянутом облаками, проглянул закатный отсвет, словно дорога, уводившая куда-то в пустоту и прозрачность. Иосиф неуверенно шагнул вперед. Лишь ржавая оградка отделяла его от края обрыва. Сердце заныло. Пытаясь справиться с головокружением, он закрыл глаза.

— Где ты ходишь, тебя уже давно ждут…

— Что?.. — Иосиф обернулся и увидел Георгия.

— Иди за мной…

У заброшенного павильона мальчик остановился.

— Жди меня здесь… и не сходи с места…

Мальчик исчез за дверью.

Иосиф прислонился спиной к стене и вдруг почувствовал, что погружается в какую-то трясину. Земля уходила из-под ног. Он даже не успел испугаться, как очутился в каком-то подвале, напоминающем винный погреб. Где-то далеко вверху виднелось небо и как будто приклеенные к небу облака, звезды. Постепенно глаза привыкли к темноте. В нише стены стояла узкая кровать, на которой лежал старик, укрытый лоскутным одеялом, на вид лет 70, худощавый, лицо плоское, почти лишенное черт. К кровати был придвинут низкий столик. На столике Иосиф различил письменные принадлежности, очки, огрызок яблока, бокал красного вина. Старик листал старую книгу, во многих местах порченную плесенью и крысами. Похожие книги были грудой свалены у стены.

— Передашь ему это… — сказал старик и указал на конверт с монограммой. Он лежал рядом с засушенными камелиями и искрошившимися до прожилок листьями.

Иосиф сунул письмо в боковой карман плаща, покосился на незнакомца с наголо остриженной головой, похожего на египетского жреца.

«Такое впечатление, что они меня с кем путают… жутковатое место… надо как-то выбираться отсюда… — Иосиф пошел к выходу, свернул налево, потом направо и наткнулся на стену. — Кажется, я заблудился, где же выход?.. ага, вот и дверь…»

Приоткрыв обитую ржавым железом дверь, Иосиф вышел в коридор. Дверь захлопнулась за его спиной, и он очутился в кромешной темноте. Его насторожили странные звуки. Дрожащими пальцами он нащупал в кармане коробок и чиркнул спичкой. Пламя на мгновение осветило потолок, сплошь усеянный свисающими тушками летучих мышей. Вдруг они начали падать вниз, одна за другой, визжа, в беспорядке порхая. Обхватив голову руками, Иосиф побежал в уводящую глубь коридора. Коридор постепенно сужался. Иосиф уже полз. Он то ложился на спину, то на бок. Застрял. Страх волной затопил его. Он судорожно дернулся. Что-то треснуло, обрушилось и он упал на лестницу. Откуда-то доносились голоса, слабые, далекие. Они звучали сухо и равнодушно.

Лестница вывела Иосифа на сцену. Шла репетиция, и на Иосифа никто не обратил внимания.

Из театра Иосиф вышел через служебный вход.

Уже смеркалось. К Болотной площади неслышно текли ручейки мужчин и женщин. Преобладали женщины, совсем еще юные. Они прогуливались вдоль набережной в ожидании фейерверка.

Взгляд Иосифа обежал босоногую статую Справедливости, скользнул дальше и остановился на мальчике, который тащил за собой плетеную из камыша коляску с надувными шинами. Ноги у него вязли в грязи, но он упорно тянул коляску вверх по склону. В коляске сидела девочка в шляпке с широкими полями, прикрывающими бледное личико, на котором, словно грязь, проступал румянец. Девочка помахала Иосифу рукой, как будто она не утонула много лет назад. Она с любопытством смотрела по сторонам. Хотелось бы и ей быть такой же элегантной и беззаботной, производить впечатление.

Из переулка, огибающего боковой фасад здания театра, вышел духовой оркестр.

В звуки музыки вмешались хлопки. На трубах заиграли огни фейерверка. Они свивали в небе венки. Девочка обомлела от восторга и рассмеялась.

В каком-то затмении Иосиф услышал смех девочки, мягкий и нежный, как хрустальный звон среди синего порфира и пенящейся яшмы. Он уже шел за коляской, не понимая, сон это или явь.

— Хорошо, что я не умею ходить… я бы утонула в этой грязи… осторожно, ты заляпал мне платье… — Девочка подняла голову, посмотрела сквозь ресницы на Иосифа, на яблоневый сад, на небо, затянутое тучами. — Ну и дура же я, вырядилась, теперь платье полиняет, повеситься можно с тоски… — Она закрыла глаза и притворилась спящей. Ее лицо приняло привычное страдальческое выражение…

Начался дождь. Мальчик и коляска исчезли в мороси. На фоне серого с фиолетовым отливом неба уже маячил только яблоневый сад, который примыкал к дому с террасой, затянутой проволочной сеткой…

Это сцена виделась Иосифу и раньше. Она постепенно наполнялась деталями и подробностями, которые он не замечал прежде.

Подавив невольный вздох, скрывающий какую-то тайну прошлого, Иосиф пересек улицу и свернул в путаницу грязноватых переулков.

У невзрачного на вид дома, где жил Пилад, он остановился. Несколько лет назад Пилад отошел от дел, отказавшись от многих привычных излишеств и удобств. Днем дом выглядел уныло, ночью же просто жутко.

Иосиф нерешительно заглянул в окно, заставленное геранями в горшках. В полутьме поблескивало зеркало. В зеркале отражался камин, стол с гнутыми ножками, заваленный бумагами, книгами. Среди книг чадила лампа, стыл чай из липового цвета для успокоения нервов.

Нащупав в боковом кармане плаща письмо, Иосиф осторожно просунул его между горшками…

Услышав шум за окном, Пилад приоткрыл веки. За стеклами окна обрисовались знакомые очертания города: берег реки, гребни, уступы ржавых крыш, спускающиеся к воде, силуэт Башни, этажами нависающий над домами. Некоторое время Башня отвлекала внимание Пилада своей мрачной и унылой строгостью форм. Взгляд его упал на пол, тронул траченный молью коврик, переместился на глобус. Он толкнул его, размял затекшие пальцы, изуродованные подагрой и, укутав шею шарфом, снова склонился над рукописью.