Эмоциональное возбуждение, казалось, вновь стало охватывать соборян, что грозило новой волной дискуссий и затягиванием решения. Почувствовав это, председательствующий митрополит Тихон решил взять инициативу в свои руки:
— Сообщаю членам Собора, что кворум для голосования есть. Позвольте поставить на голосование один вопрос: приступить ли сегодня к выборам патриарха? Прошу тех, кто не желает, чтобы сегодня произведены были выборы кандидатов в патриархи, встать и стоять, пока не произведут подсчет.
Подсчитывающие приблизились к возвышению, где располагались президиум Собора и места для архиереев. В президиуме никто не встал, из епископата поднялись лишь несколько человек, тогда как в зале стали подниматься священники, миряне, представители профессуры духовных школ, монашествующие.
— Теперь прошу, — зазвучал голос митрополита Тихона, — встать тех, кто желает немедленно избрать кандидатов в патриархи.
Архиепископ Сергий быстро поднялся со своего кресла. Он видел, что остался стоять митрополит Тихон, что поднимаются и другие члены президиума, а за ними со своих мест дружно, за редким исключением, поднялись присутствующие епископы. Видел он, что и в амфитеатре зала один за другим встают члены Собора. «Много, — подумалось ему, — но хватит ли их, чтобы перекрыть предыдущее голосование?» Сергий принялся было со своего места подсчитывать хотя бы примерное количество стоящих людей, но не успел, так как председатель объявил:
— Прошу встать тех, кто воздержался.
Через несколько минут секретарь Собора огласил результаты: за немедленное избрание высказался 141 человек; против — 112 и воздержались 12 человек. Это была победа. Собор принял решение приступить к немедленному избранию патриарха.
В то время как на заседаниях Собора шли горячие прения о восстановлении патриаршества, дебатировался вопрос о порядке избрания патриарха и намечались кандидатуры на этот пост, в городе продолжались кровопролитные бои. Ночью можно было видеть зарево пожаров в различных районах города. Большевики штурмовали Кремль, другие здания, занятые юнкерами и добровольными защитниками Временного правительства. Постепенно перевес сил складывался в их пользу, население Москвы осталось глухо к призывам сторонников павшего Временного правительства.
Среди соборян царило возбуждение. С вечера 31 октября и в течение всего дня 1 ноября, не имея возможности собраться в Епархиальном доме, они обсуждали создавшееся положение на частных собраниях в общежитии. Многие из ораторов требовали вмешаться в междоусобную борьбу, остановить кровопролитие.
Архиепископ Сергий в эти дни безвыездно находился на Валаамском подворье. Ближе к вечеру 1 ноября в подворье пробрался гонец от Собора. В принесенной им записке содержалась просьба к Сергию и проживающему тут же архиепископу Антонию (Храповицкому) прибыть на экстренное заседание в семинарию. Посоветовавшись, архиереи вслед за проводником вышли в город — темный, холодный, безлюдный.
К десяти вечера им удалось благополучно достичь цели. В актовом зале, как можно было судить по обстановке, страсти кипели уже несколько часов. Председательствовал архиепископ Волынский Евлогий (Георгиевский). Сергий и Антоний подоспели к завершающей стадии споров. На голосование был поставлен вопрос: идти ли всем Собором к воюющим сторонам или направить делегацию от Собора? Архиереи высказались за делегацию. Тотчас определили и ее состав.
…Ранним утром сформированную накануне депутацию в Военно-революционный комитет провожали буквально со слезами на глазах, не надеясь более увидеть этих людей. Все вместе соборяне перешли Садовое кольцо, дошли до Епархиального дома. Далее толпой идти было опасно, и депутация отправилась в путь одна. Впереди шли двое крестьян с флажками в руках, со скуфейками на головах. За ними — трое священников и двое епископов с Евангелиями и иконой, с повязками Красного Креста на рукавах. Позади шел митрополит Платон (Рождественский) — в белом клобуке на голове и омофоре на плечах.
Улицы были пустынны. Отдельные редкие прохожие передвигались от дома к дому, прижимаясь к зданиям, стрельба не затихала, и ходить было опасно. Увидав необычную процессию, они усердно крестились.
Вот и дом генерал-губернатора, где их сразу же обступили озлобленные солдаты и люди в штатском. Раздались возгласы:
— Эй, черти с крестом, чего надо? Проваливайте к юнкерам! Идите в Кремль, к своим белым!
С криками «Чего с ними церемониться!» — толпа, все более распаляясь, прижимала депутацию к стене дома. Положение было угрожающим. Ситуацию спасло появление красногвардейца с винтовкой, крикнувшего:
— Кто тут митрополит от Собора?! Проходи!
Митрополит Платон пошел сквозь строй солдат, которые, увидев красноармейца, сопровождающего его, молча расступались.
— Прошу, — обратился Платон к посланнику Военно-революционного комитета, — дать места в доме и для остальных моих спутников. Нас всех послал Собор, и я отвечаю за их жизни.
— Идите, идите, позаботимся, — отвечал красногвардеец.
Митрополит шел за проводником, протискиваясь среди всевозможного вооруженного народа. У многих из них лица были бледны, а глаза воспалены от бессонных ночей. Пройдя несколько комнат, красногвардеец остановился и жестом показал, что нужно подождать. А сам скрылся за дверями, возле которых стояли часовые.
Несколько минут спустя к митрополиту Платону вышел один из членов Военно-революционного комитета В. И. Соловьев. Разговор с ним получился коротким.
— Здравствуйте, — начал он, — Военно-революционный комитет поручил мне переговорить с вами. Что угодно?
— Я пришел с приветом… с Богом, со Христом. Между нами Христос… Я хочу говорить о любви, — волнуясь, начал митрополит. Переведя дыхание, продолжил: — В настоящее время, когда здесь льется кровь, когда стон несется по нашей земле, когда ужасом наполняется страна, Священный собор не может молчать, и он послал меня к вам во имя братолюбия, во имя московских святынь, на которые ныне летят бомбы. Во имя ни в чем не повинных людей, женщин и детей призываю вас к братолюбию, к прекращению братоубийства.
Соловьев холодно слушал, сев на ближайший стул и предложив сесть митрополиту. Выдержав паузу, сказал:
— В кровопролитии виноват Комитет общественной безопасности. Он не желает признавать своего поражения и подчиниться единственной законной власти — власти Советов, власти народной. Идите к ним и с ними разговаривайте. Как только юнкера сложат оружие, мы прекратим обстрел.
— Я прошу вас, прошу вас, — взволнованно проговорил митрополит, медленно опускаясь на колени, — прекратите огонь, прекратите кровопролитие… Не надо смертей… В городе ужас… Когда все это кончится?
Соловьев подхватил митрополита и усадил на стул.
— Успокойтесь, — сказал он. — Мы предложили юнкерам сдаться, ждем ответа…
— Но они, — перебил митрополит, — они могут не сдаться? Могут побояться расправы? Что тогда?
— С нашей стороны расправы не будет. А юнкера вот что делают: днями они в Кремле захватили в плен солдат, вывели их к памятнику Александру II, выкопали яму, перестреляли и сбросили их туда. Наши красногвардейцы и солдаты озлоблены. Но обещаем: если юнкера сдадутся, мы не тронем их.
— Что же с Кремлем? Говорят, его методически расстреливали из орудий. Святыни разрушены, осквернены, разграблены.
— На Успенский собор не было направлено специальных ударов. Пострадал только Чудов монастырь.
— Можем ли мы пройти в Кремль?
— Это было бы возможно, но по пути туда вы подвергнетесь опасности попасть под выстрелы.
— Что же… нам возвращаться?
— Да, идите домой, — прозвучало в ответ, и беседа была завершена.
Делегация по возвращении из ВРК прибыла на Собор, где шло пленарное заседание. Рассказ об увиденном и услышанном лишь утвердил соборян в мысли, что надо спешить с восстановлением патриаршества.
В течение нескольких последующих дней членам Собора удалось выработать порядок избрания патриарха и путем тайного голосования в трех турах определить трех кандидатов на патриарший престол. Имя Сергия было внесено в записках соборян, но какого-либо существенного количества голосов ни в одном из туров он не набрал и выбыл из борьбы задолго до финала. Победителями же предварительного голосования стали архиепископ Антоний (Храповицкий), архиепископ Арсений (Стадницкий) и митрополит Тихон (Белавин).