Джон перестал материться и ушел. Ошарашенные бойцы некоторое время молчали и растерянно глядели вслед разгневанному вождю. Затем рядовой Раста (тот самый, который дважды обратил на себя внимание сэра Джона) застегнул штаны и сказал:

— Зря ты, Майк, ее зарезал.

— Да я думал… — пробормотал Майк и осекся.

Отвернулся и утер слезу, неведомо как нарисовавшуюся в уголке глаза.

— Кто ж знал? — подал голос рядовой со странной фамилией Тужур. — Я тоже подумал, что он приказал скотоложество прекратить, а он просто башкой уехал.

— Ты базар фильтруй, — посоветовал ему Раста. — Посмотрел бы я на тебя на его месте, как бы ты башкой уехал.

— Да я чего? Я ничего, — сказал Тужур. — Я же не в наезд, я типа объясняю.

— Заткнитесь вы все, — сказал Майк негромко, но очень внушительно.

Все заткнулись.

— Тоже поехал башкой, — прошептал себе под нос рядовой Тужур.

— Пойду дозором пройдусь, — сказал Майк. — Раста за старшего.

— Командир, может, это… сам-то зачем? — попытался возразить Раста.

— Ты меня еще поучи, — сказал ему Майк.

Он зашел за угол коридора, сел на пол и уткнулся лицом в колени. Очень хотелось заплакать, но глаза почему-то оставались сухими. Когда Джон начал материться, Майку вдруг почудилось, что где-то далеко-далеко мерзкие беложопые твари точно так же насилуют всем отрядом леди Элоизу Брентон, которая давно уже не любимая и вообще шлюха по жизни, спасибо ребятам, что разъяснили… Но дело не в ней, дело в том, что есть ли хоть какая-нибудь разница между богомерзкими эльфами и богоизбранной человеческой расой? Нет никакой разницы, правильно сказал сэр Джон, убивать и насиловать всех других прочих — именно в этом заключается смысл бытия любого человекообразного. Кроме идеалистичных придурков, вроде сэра Джона или самого Майка Карпентера. И так будет всегда, времена будут меняться, а они всегда останутся идеалистическими придурками, поехавшими башкой, а нормальные, уважаемые люди будут продолжать убивать и насиловать. Никогда ничего не изменится, никогда. Все безнадежно.

Джон явился в конференц-зал мрачнее тучи. Алиса бросила на него быстрый взгляд, охнула, вскочила, бросилась к любимому, повисла на шее.

— Что случилось, милый? — спросила она.

— Анжела сбежала, — ответил Джон.

Несколько секунд Алиса непонимающе глядела на него, затем рассмеялась.

— Нельзя так пугать-то! — воскликнула она. — Я уж подумала, что-то важное случилось…

— Это и есть важное, — мрачно произнес Джон. — Если она успеет быстро собрать ополчение или какую-нибудь дежурную часть, я не знаю, как у них гарнизонная служба устроена… Не дай боги, конечно… Как она смылась — не понимаю, только руку отпустил, оглядываюсь — нет никого. Я дурак.

Алиса улыбнулась, чмокнула Джона в губы и сказала:

— Не расстраивайся, милый. Я тебя все равно люблю, глупого. Ой, у тебя кровь на ноге!

Действительно, правая штанина Джона была порвана и запачкана кровью.

— Ерунда, царапина, — смущенно пробормотал Джон. — Это я ногой по стене в сердцах вдарил, а она провалилась.

Сержант Дэвидсон рассмеялся. Джон и Алиса посмотрели на него, он смутился и пробормотал:

— Извините.

— А Седрик где? — спросил Джон.

Теперь настала очередь Алисы смущаться.

— Тут, видишь ли, какое дело… — начала она и запнулась, не зная, как продолжить.

Дэвидсон пришел ей на помощь.

— А это правда, что сэр Мунлайт сэру Рейнбладу… э-э-э… докладывал? — спросил он.

Джон нахмурился.

— Понимаю, — сказал он. — Разболтала, дура.

— Чего сразу дура?! — возмутилась Алиса. — Сам дурак! Вон, мымра у тебя сбежала!

— Я дурак, — согласился Джон. — Но и ты тоже дура. Зря я тогда не сказал, чтобы не болтали насчет Седрика, думал, это само собой разумеется. Глупо получилось.

— Так, значит, правда, — констатировал Дэвидсон.

— Правда, — согласился Джон. — И что с того?

— Ну… — протянул Дэвидсон и замолк.

— Седрик Мунлайт — отличный командир, — заявил Джон. — Если он не дослужится до полковника, я очень удивлюсь. В этом бою он действовал безупречно, достойно всяческого подражания, ты это сам знаешь, он тебе жизнь спас, когда толпа поперла. А что моральные установки нетипичные… Джизес не зря говорил: «Кто без греха, пусть первый бросит камень». Думаешь, я сам никому не стучал? Отвечай, сержант!

Дэвидсон принял стойку «смирно» и молодцевато ответил:

— Не могу знать, сэр!

— Так я тебе докладываю, — сказал Джон. — И стучал, и предавал, и чего только не делал. И что, плохой я командир?

— Так он тебе и признался, — встряла Алиса.

— Никак нет, сэр! — отрапортовал Дэвидсон.

— Где Седрик? — спросил Джон.

— Наверху, — ответила Алиса. — Спит, наверное.

Джон нацепил очки и обвел зал биодетектором.

— А, вижу, — сказал он.

И пошел наверх.

— Ты куда? — спросила Алиса.

— Извиняться, — ответил Джон.

— За что? — спросила Алиса.

— Не за что, а за кого, — ответил Джон. — За тебя. Обидела человека ни за что.

— А ему меня обижать можно? — возмутилась Алиса.

— Ему тоже нельзя, — сказал Джон.

На эти слова Алиса не нашла что возразить.

Джон подошел к Седрику и уселся на краешек соседнего креслодивана.

— Седрик, прости дурака, — сказал Джон.

— Хватит вам унижаться, — отозвался Седрик. — Слушать противно.

— Зря ты так говоришь, — покачал головой Джон. — Когда стесняешься признаваться в прегрешении, это гораздо тяжелее, чем когда признаешься и унижаешься. Я от друзей стараюсь ничего не скрывать.

Седрик скептически хмыкнул.

— Но обычно не получается, — продолжил Джон. — Тогда, на моей бывшей даче, в подвале, когда я всем во всем признавался, я таким счастливым себя чувствовал… Думал, хватит уже врать и изворачиваться, теперь я среди друзей, они люди хорошие, с ними можно по-человечески обращаться… А они…

— А что они? — заинтересовался Седрик.

— Девчонок эльфийских насилуют с нечеловеческой жестокостью, — скривился Джон. — Говорят, мальчиков тоже насилуют.

— Ну, так девочек на всех не хватает, — глубокомысленно заметил Седрик. — А что в этом плохого? Эльфы — они же не люди, а твари богопротивные.

Джон вздохнул и сказал:

— Вот гляжу я на тебя, вроде хороший человек, достойный во всех смыслах, храбрый, ответственный. А как копнешь чуть глубже…

— А вы глубоко не копайте, — посоветовал Седрик. — Я бы на вашем месте, сэр Джон, о морали вообще не стал бы говорить. Постеснялся бы.

— Сэр полковник! — закричал снизу сержант Квинс. — За время моего дежурства происшествий не случилось! Личный состав согласно распорядку… это…

— Сражается и побеждает, — подсказал Джозеф. — Дай пройти.

— Так точно! — громогласно подтвердил Квинс. — Сражается и побеждает!

— Пойдем, с полковником поздороваемся, — сказал Джон, вставая. — Хватит хандрить.

— Пойдемте, поздороваемся, — согласился Седрик. — Хотя здоровались уже сегодня.

— И то верно, — хмыкнул Джон. — Всего-то три часа прошло, а столько событий…

Они спустились по пандусу. Джозеф Слайти ждал их внизу с распростертыми объятиями. Обнял Джона, сильно хлопнул по спине железной рукой, Джон ойкнул и перекосился.

— Извини, — смутился Джозеф. — Никак не привыкну к этим железкам.

— Извини, извини… — пробормотал Джон. — Теперь синяк будет.

— Синяк для воина — ерунда! — заявил Джозеф. — Что с ногой?

— Царапина, — отмахнулся Джон.

Джозеф попытался обнять Седрика, но тот ловко увернулся.

— Герой! — сказал ему полковник. — Говорят, ту баррикаду из трупов перед входом ты один навалил в одно рыло?

— Так точно, сэр! — подтвердил Седрик.

— Герой! — повторил полковник. — Помнишь, что я тебе про левую руку говорил? Так я был неправ.

— Вы были правы, сэр, — возразил Седрик. — Я сегодня чуть не помер из-за этого. Метал нож левой рукой, промахнулся.