— Ты меня тоже травишь! — догадалась Алиса. — Вы все надо мной издеваетесь!

Джон улыбнулся и сказал:

— Прости, милая, не смог удержаться. Я на самом деле пойду в парке погуляю. Меня Рокки приучил размышлять, по парку прогуливаясь, так действительно лучше думается. Не скучай, милая. И подумай над тем, что я тебе говорил.

Серьга ожила, когда Длинный Шест почти закончил умываться.

— Тебе повезло, — сообщила она. — Не ты один по степи шаришься. Выбирайся наверх, залезай на лошадь и объезжай овраг с юга. Давай, шевелись, живо!

Длинный Шест поспешно натянул рубаху, выбрался наверх, сел на лошадь и стал объезжать овраг с юга, удаляясь от предполагаемого местонахождения отеля. По дороге серьга разъясняла ему, что делать дальше, и когда Длинный Шест заметил на горизонте трех конных орков, он уже понял замысел Джона. Длинный Шест пришпорил лошадь и поскакал наперехват.

Орков на самом деле было только двое, третий всадник оказался человеком. Судя по всему, отряд работорговцев — экспедитор и два помощника. Направляются, очевидно, в Оркланд за партией рабов, а с дороги съехали, потому что испугались микроядерного взрыва.

— Что, жабенок, тоже припекло? — обратился к Длинному Шесту экспедитор. — От конвоя отбился? Ух, попадет же тебе!

— Вы ошибаетесь, добрый господин, — ответил ему Длинный Шест. — Я ни от кого не отбился.

— Нечистый! — в ужасе воскликнул один из орков.

— У меня пятьдесят долларов есть, — сказал Длинный Шест. — И еще одна интересная бумажка. Если добрый господин обучен грамоте, могу показать.

— Покажи, — велел добрый господин.

Длинный Шест осадил лошадь, чтобы между ним и всадниками образовалась безопасная дистанция, и развязал седельную сумку. Вытащил непромокаемый пакет, вскрыл…

И обнаружил две вещи. Во-первых, пакет оказался не совсем непромокаемым. А во-вторых, поддельная индульгенция, якобы выписанная кардиналом Рейнбладом, оказалась куда худшего качества, чем полагал Джон. Буквы расплылись до полной нечитаемости. Длинный Шест сжал серьгу пальцами и прошептал:

— На поддельную бумагу вода протекла, ничего не читается, расплылось.

— Скажи ему, что это водяные знаки, — посоветовала серьга.

— Вот, добрый господин, извольте ознакомиться, — сказал Длинный Шест и протянул бумагу.

Человек-экспедитор взял бумагу и некоторое время разглядывал. Несмотря на то, что буквы расплылись, было видно, что он держит ее вверх ногами.

— А это правда, что один такой лист доллар стоит? — спросил он.

— Два доллара, — подсказала серьга.

— Два доллара, — ответил Длинный Шест.

Человек покачал головой и почмокал языком.

— Там водяные знаки, — сказал Длинный Шест.

— Сам вижу, что водяные знаки, — сказал экспедитор и сунул бумагу себе в карман.

— Во жучила, — сказала серьга. — Свою смерть себе в карман сунул, дурак. Теперь про деньги давай.

— Я хочу купить у доброго господина чистую рубаху, — сказал Длинный Шест. — Плачу пятьдесят долларов.

— Сто долларов, — сказал добрый господин.

— Ой, — сказал один из орков.

Длинный Шест вытащил бластер. Убедился, что мощность выстрела установлена на минимум и снял оружие с предохранителя.

— Ой, — сказал добрый господин. — Так бы сразу и сказали, почтенный… гм…

Похоже, он хотел сказать «почтенный орк», но язык не повернулся выговорить эту бессмыслицу.

Длинный Шест поставил бластер на предохранитель и убрал обратно в кобуру.

— Плачу пятьдесят долларов за чистую рубаху, — повторил он. — Кстати, я ехал с вами от самой столицы.

— Мы не из столицы едем, — сказал человек. — Мы из Крэкборо, крэкборские мы.

— Значит, я ехал с вами от самого Крэкборо, — сказал Длинный Шест. — Меня зовут Топорище Пополам, я твой помощник. Я чистокровный орк, такой чистокровный, что тупее некуда. Меня можно ругать и привлекать к работам, но в меру. Вы куда направляетесь?

— В Иден, — сказал экспедитор.

— Почти по пути, — сказала серьга.

— Почти по пути, — повторил Длинный Шест. — Короче. Держи двадцать долларов, еще тридцать получишь, когда наши пути разойдутся.

— Поклянитесь тремя богами, что не обманете, — попросил экспедитор.

Эта просьба возмутила Длинного Шеста. Не столько сама просьба возмутила, сколько униженная интонация. Захотелось рявкнуть: «Ты человек, существо высшей расы, как тебе не стыдно!» Но вслух Длинный Шест произнес совсем другое.

— Сейчас я тебе тремя пульками поклянусь, — сказал он.

Через час экспедитор Роберт Нован, сопровождаемый тремя рабами, въехал на территорию отеля. Господин Нован зарегистрировался сам, зарегистрировал рабов, и они пошли ужинать: господин в господскую едальню, рабы — в рабскую. В обоих заведениях этим вечером обсуждали страшный взрыв на дороге. В господской зале по ходу обсуждения выяснилось, что господин Нован находился к эпицентру взрыва ближе всех прочих, и он рассказал много интересного, и чем дольше он рассказывал, тем больше подробностей вспоминал. А рабы господина Нована ничего интересного не рассказали, потому что все трое оказались необычно тупыми даже для орков, особенно Топорище Пополам — тот, который с дурацкой серьгой.

Ближе к ночи в господскую едальню отеля зашел местный шериф и стал опрашивать свидетелей взрыва. Вначале свидетелей нашлось много, но когда выяснилось, что свидетелям придется задержаться до приезда следователя, сразу вдруг оказалось, что взрыв никто сам лично не видел, только чужие россказни слышал. В итоге шериф собрал с несостоявшихся свидетелей сорок долларов взяток, и был очень рад. Потому что никакой следователь ехать сюда не собирался, шериф все выдумал.

Герман вызвал Джона за час до полудня, позже, чем Джон рассчитывал. Очевидно, переоценил эффективность работы современной полиции.

— Чрезвычайное происшествие на Иденском тракте, — сообщил Герман. — Похоже на взрыв «Фебоса». Убито три человека, один выжил. Пришел в сознание, дает показания, но, говорят, такие бредовые… Короче, поехали, сам послушаешь.

В полдень они уже были в больнице Святой Терезы. Выживший оказался рыцарем по имени Саймон Хаунд, неполных восьми тысяч дней от роду, рыцарское достоинство унаследовал, меч в руках никогда не держал, разве что под наркотой, но всегда таскал его с собой, потому что это круто. Отец Саймона, сэр Брайан Хаунд, был богатым землевладельцем, так что Саймону не было прямой необходимости где-либо работать или служить. Поэтому он не работал и не служил, а убивал время в низких развлечениях. Трое погибших отличались от Саймона только именами и второстепенными деталями судеб и характеров.

— Едем мы, значит, в баню в Сент-Агнес, — рассказывал Саймон. — Едем, никого не трогаем, хорошо едем, быстро, глядим, а посередь дороги орчила на кляче прется. Вилли и говорит, типа, давайте сначала его проучим, а уже потом в баню к телкам. Ну, тормознули его, а он такой, типа, ворон считает, варежку раззявил, тут встрепенулся, конечно, стал прощения просить. А Вилли ему говорит, ты, типа, не прощения проси, а отсоси у моего жеребца, а потом мы, типа, подумаем, как тебя дальше наказывать.

— Покушение на порчу чужой собственности, — пробормотал Герман себе под нос.

Саймон услышал и возмутился:

— Да какая порча, ваше преосвященство?! От него ж не убудет, это ж низшая раса! Да и не стал бы Вилли, наверное… Мы ж так, типа, шутили!

— Вот и дошутились, — констатировал Герман. — Давай дальше рассказывай.

— Да кто ж знал-то! — воскликнул Саймон. — Короче, по ходу, этот орчила говорит с понтом, я, типа, секретное задание выполняю, и так говорит, что ежу ясно, что кровь у него нечистая.

— Тут подробнее, — потребовал Герман. — Если пошел такой разговор, он должен был представиться. Имя орка, имя хозяина?

— Да не помню я, — сказал Саймон. — Пол, кажется, или Питер. Не помню. А как раба звали — тем более не помню. А, вот еще вспомнил! Он грозился самому кардиналу пожаловаться! Типа, мой хозяин к нему в кабинет дверь ногой открывает…