Что касается ужасного эльфа, он покинул здание через ту же дверь, что и Хорошее Время, но направился в другую сторону, туда, где никаких патрулей в тот момент не было. Чтобы не пугать случайных прохожих богомерзким обликом, эльф накинул капюшон, но ему никто не встретился.

Когда светлое пятно, оставляемое входом в тоннель, сократилось настолько, что стало маленькой точкой, Джакомо вдруг хлопнул себя по лбу и выкрикнул нечто неразборчивое, но явно ругательное.

— Лошадь! — воскликнул он затем.

— Что лошадь? — переспросил Длинный Шест. — Что с ней не так?

— Лошадь не войдет под сень благословенных лесов, — объяснил Джакомо. — Лошади боятся благословенных ароматов, не едят благословенную листву и не пьют благословенную воду.

Длинный Шест сжал серьгу, чтобы проконсультироваться с Джоном, и сразу вспомнил, что в подземельях серьга не работает. Бесы и демоны! Что же делать-то?!

Караван остановился. Эльфы стояли, смотрели на Длинного Шеста и ждали его решения. Потом Джакомо еще раз хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Я вспомнил! Я уже говорил об этом богу Каэссару! Он сказал: «Эта лошадь — войдет».

Длинный Шест почувствовал себя круглым дураком. Он тоже присутствовал при том разговоре, но начисто забыл о нем, и кто он теперь после этого? Дурак оркоподобный.

— Чего встали? — обратился Длинный Шест к товарищам по путешествию. — Идем дальше.

Они шли какое-то неопределенное время, за которое преодолели какое-то неопределенное расстояние. Когда идешь по темному тоннелю, для тебя нет никаких ориентиров в пространстве и времени, ты просто идешь и идешь, и путь кажется бесконечным. Длинный Шест жутко устал — в отличие от эльфов, долгие пешие прогулки не были ему привычны. А потом он заметил, что Джакомо тоже стал чаще спотыкаться, и когда они подошли к очередному расширению тоннеля (Джакомо объяснил, что эти расширения специально предназначены для отдыха путешественников), сказал:

— По-моему, пора сделать привал.

— По-моему, тоже, — согласился Джакомо. И добавил: — А ты хороший ходок, однако.

— Сам себе удивляюсь, — буркнул Длинный Шест.

Они пообедали (или поужинали?) эльфийскими сухпайками, Длинный Шест накормил лошадь овсом, который вез с собой в седельной сумке, и напоил водой из подземного родника. Эта вода несла отчетливый привкус аборигенных трав, но лошадь пила ее, как ни в чем не бывало. Разве что пару раз фыркнула.

Через какое-то неопределенное время тоннель закончился, и путники достигли Эльфланда, также именуемого Чернолесьем. Вопреки ожиданиям Длинного Шеста, светлее не стало. То ли была ночь, то ли черный лес оказался куда более темным, чем ожидал Длинный Шест. Но не слишком темным — тут и там попадались светящиеся грибы и какие-то насекомообразные существа, тоже светящиеся. Здесь можно ходить без очков, но небыстро и осторожно — примерно как звездной ночью. А пучеглазые эльфы никаких трудностей не испытывали, что неудивительно — их глаза не зря такие огромные.

— Родиной пахнет, — благоговейно произнес Джакомо, когда они вышли из каменного тоннеля в другой, образованный густо переплетенными ветвями и листьями.

Длинный Шест чихнул. Потом чихнул еще раз, и еще, и еще… А потом перестал чихать, и решил, что к этому запаху можно притерпеться. А лошадь чихнула всего два раза, и когда Длинный Шест, справившись с свербением в носу, вновь обратил на нее внимание, оказалось, что она жрет какой-то местный лопух. Не сказать, что с аппетитом, но и без отвращения.

— Бог не солгал, — заметил какой-то эльф из свиты Джакомо. — Она действительно ест благословенные травы.

— Я не солгал, — подтвердил бог Каэссар. — Чего встали?

Они пошли дальше. Вокруг было удивительно пустынно, за несколько часов путешествия им никто не встретился, если не считать диких мокриц и многоножек. Джакомо сказал, что обычно на этой дороге более людно, наверное, комиссары запретили жителям наблюдать бога, чтобы не смущаться. Это предположение косвенно подтверждалось тем, что биодетектор то и дело фиксировал любопытные пучеглазые рожи, высовывающиеся из незаметных без очков небольших прогалин в стенах древесного тоннеля.

— Интересно тут у вас, — сказал Длинный Шест. — Я думал, черный лес — он как обычный, зеленый. Деревья, кусты… А мы идем как муравьи по муравейнику.

— Благословенный лес подобен муравейнику, — подтвердил Джакомо. — В священных откровениях Геи именно так и говорится. Каждая тварь благословенного леса идет предначертанным путем, и каждая тварь делает свое полезное дело, подобно тому, как в муравейнике каждый муравей вносит малую лепту в общее благоденствие и процветание.

— А не противно чувствовать себя муравьем? — спросил Длинный Шест. — Они же тупые.

— Да ты что? — изумился Джакомо. — Скажешь тоже, тупые! Они умные! Их язык непознаваем, но известно, что они умеют считать до сорока и при произнесении чисел пользуются словами-цифрами. Муравьи умнее, чем иные люди. Кстати, давно хотел тебя спросить, правда, что у вас, орков, есть такой обычай, что одни орки считаются как бы скотиной, а другие — как бы пастухами?

Длинному Шесту стало стыдно за свою расу, а заодно и за людей. Он всегда считал, что порядок вещей, при котором орочья раса пребывает в рабстве, мерзок и отвратителен, но слышать об этом из уст эльфа было неприятно и стыдно. Слышать неприятную правду всегда стыдно, и неважно, идет ли речь конкретно о тебе или обо всей расе, к которой ты принадлежишь. Длинный Шест знал историю своей расы, Джон рассказывал. Рабовладельцы целенаправленно выводили тупых рабов, чтобы те покорно делали, что прикажут, и никого не свергали. А потом, когда умственно неполноценная раса уже сформировалась, у эльфов возникла традиция совершать ритуальные набеги на человеческие поселения, и лучшей защитой от этих набегов стало выстроить живой щит из тех, кого не жалко. Сейчас среди орков иногда рождаются особи с нормальным интеллектом, сам Длинный Шест тому пример, но пройдет миллион-другой дней, и они перестанут рождаться, и разделение человекообразных на пастухов и скотину станет окончательным. Это если Джону не удастся воплотить в жизнь свой таинственный план.

Длинный Шест не смог вразумительно ответить на вопрос Джакомо. Длинную речь произносить не хотелось, да и не смог бы он ее произнести, не запутавшись. Длинный Шест ответил вопросом на вопрос:

— А у вас разве не так?

— Нет, у нас не так, — ответил Джакомо.

И стал объяснять, что все эльфы равны перед законом и одинаково свободны. Что комиссары не передают свою власть по наследству и не назначаются друг другом, а избираются всенародным голосованием. На самом деле не совсем всенародным, но это уже детали реализации, не ставящие под сомнение красоту и справедливость основной идеи народовластия. И когда Джакомо изложил эту идею, Длинный Шест вспомнил, как Джон говорил: «Эльфы тебе понравятся, и ты с радостью предашь обе наши расы». И Длинному Шесту стало страшно.

В Барнард-Сити распространился нелепый слух. Якобы в центральную библиотеку, носящую имя бога книг Гуттенберга, явился настоящий живой эльф и попытался сжечь священную книгу, в которых древние пророки мифического Американского Континента Земли Изначальной предрекли грядущий конец эльфийской расы. Если уничтожить пророчество, оно не исполнится, и вот какую подлую хитрость задумали богомерзкие эльфы! Официальная версия происшествия гласила, что в книгохранилище случился пожар из-за короткого замыкания в электропроводке, которую недавно отключили от автономного водяного колеса и подключили к единой энергосистеме.

— Бардак в библиотеке жуткий творился, — рассказывал Герман Джону. — Там в соседнем квартале поселился один дворник предприимчивый, Хорошее Время его зовут. Полукровка, но не правильный, как Звонкий Диск, а плохой, злокозненный. Преступлений насовершал почти как сам Сэйтен. У него в подвале орочьих костей нашли на неполных двенадцать особей, и это только за последние дни. Подбирал наркоманов на улице, затаскивал домой, убивал, расчленял, тем и жил. Некоторых истязал, настоящую пыточную камеру оборудовал, я туда Алекса направил, пусть квалификацию повышает. Маньяк-садист, каких свет не видывал! Людей, похоже, тоже убивал. Прямых доказательств нет, но у него монашеский балахон нашли, христианский, он говорит, на помойке нашел. А маскировался как ловко! Вообще никто ничего не заподозрил! Орк как орк, тихий, вежливый, старательный. Я сам на него смотрел — жаба как жаба, ничего примечательного. Копы говорят, на обыске взяли в понятые кого попало, думали, обыск чисто формальный будет, не найдут ничего. А нашли целый чулан костей обглоданных. Там одна понятая девчонка была беременная, так чуть не выкинула! Ужас!