— Да ты грамотный?! — восхитился Длинный Шест. — Уважаю!

— Да ну, ерунда, — махнул рукой Звонкий Диск. — В грамоте ничего сложного нет, всего-то восемьдесят слогов в алфавите. Или восемьдесят два их… Да неважно, это легко постигается. Хочешь, научу? Вот это означает «ца», вот это «ла», а вот эти три знака вместе означают слово «люди». Видишь, как просто?

Длинный Шест глубоко затянулся, задержал дыхание, выпустил дым и передал косяк Звонкому Диску.

— Что-то я ничего не понимаю, — сказал Длинный Шест и стал хихикать. Звонкий Диск внимательно посмотрел на товарища.

— А тебе не хватит курить уже? — спросил Звонкий Диск. — А то хозяин прикажет что-нибудь, а ты хихикать начнешь…

— Сегодня хозяин ничего не прикажет, — сказал Длинный Шест. — Он говорил, что весь день будет газеты читать. Так что сегодня можно расслабиться.

— Понятно, — сказал Звонкий Диск. — Ну, смотри, мое дело предупредить. А вы с хозяином надолго к нам?

— Вроде да, — ответил Длинный Шест и пожал плечами. — Я точно не знаю, хозяин мне не все рассказывает. Но он, вроде, не собирается пока никуда съезжать.

— Понятно, — сказал Звонкий Диск. — Слушай, такой вопрос есть. Если не хочешь, не отвечай, только не обижайся, ладно?

— Да ты спрашивай, не бойся, — сказал Длинный Шест. — Если обижусь — бить не буду.

Закончив фразу, Длинный Шест засмеялся тем неестественным смехом, каким обычно смеются сильно накуренные люди. Звонкий Диск задумчиво потер подбородок — вспомнил, как сэр Джон Росс угостил его апперкотом. Место, куда врезался маленький кулачок рыцаря, почти не болело, но голова до сих пор отзывалась на резкие движения прострелами. И подташнивало время от времени. Вроде удар был не очень сильным, но какое сотрясение знатное… Настоящий мастер боя этот рыцарь. Поучиться бы…

— Чего спросить-то хотел? — поинтересовался Длинный Шест.

Звонкий Диск помотал головой, отгоняя непрошеные мысли, голову кольнуло болью, он поморщился.

— Насчет наложницы спросить хотел, — сказал Звонкий Диск. — Не пойму я никак, какие у них отношения с твоим хозяином.

— Сложные у них отношения, — сказал Длинный Шест. — Не буду я тебе ничего рассказывать, извини.

— Да чего извиняться, понятно все, — сказал Звонкий Диск. — Меня-то уже две тысячи дней как завербовали, все понимаю, можешь не объяснять.

— Завер… чего? — не понял Длинный Шест.

— Завербовали, — повторил Звонкий Диск. — Это когда орк выполняет тайные задания своего хозяина. Или когда человек выполняет тайные задания другого человека. Рокки Адамс завербовал Германа Пайка, Герман Пайк завербовал Аби Маунт, и твоего Джона Росса он тоже завербовал, а Джон Росс завербовал тебя и Аленького Цветочка. Он из нее помощницу ассасина готовит, правильно?

— Помощницу кого? — опять не понял Длинный Шест.

— Ассасина, — повторил Звонкий Диск. — Ассасин — это профессиональный убийца. Ими часто самок делают, особенно пригожих. Пригожей самке к жертве подобраться легко, да не ждут от нее беды обычно. Только она необученная совсем, это беда. Могу учителя хорошего посоветовать.

— Не надо ничего советовать, — заявил Длинный Шест. — Этими делами пусть хозяин занимается, не мое это дело.

— Зря ты так, — покачал головой Звонкий Диск. — Не зря сказано, что хороший раб — половина успеха. Хозяин своими делами занят, а ты — своими. Подойди к нему как-нибудь невзначай и скажи, дескать, узнал случайно, где Аленького Цветочка ассасинскому мастерству можно выучить. Хозяин благодарен будет.

— Да иди ты! — воскликнул Длинный Шест. — Ничего не понимаешь, а всюду лезешь, как подросток несмышленый! Звонкий Диск пожал плечами и сказал:

— Ну, как знаешь. Некоторое время они молчали, затем Длинный Шест сказал:

— Прости, что накричал. Не хотел обидеть, клянусь. Просто…

— Да я понял, что просто, — сказал Звонкий Диск. — Чего непонятного? Дело житейское. Я тоже, когда с опасного дела возвращаюсь, злой становлюсь и бешеный, аж сам себя боюсь. Но это быстро проходит, не волнуйся. Ты что-то спросить хотел?

Что хотел спросить Длинный Шест, так и осталось тайной. Потому что ветка шиповника, загораживающая вход в тайный садик, качнулась, и там появился Джон Росс.

— Длинный Шест, ко мне, — повелел он. — Звонкий Диск, я не могу тебе приказывать, но прошу тоже пойти со мной. Аленький Цветочек в беде.

Выйдя на улицу, Аленький Цветочек пребывала в расстроенных чувствах и почти не смотрела по сторонам. А чего смотреть, собственно? Улица как улица, дома как дома. Будь на ее месте Длинный Шест, он бы всю шею свернул себе, разглядывая большой город. Но она не деревенщина бестолковая, она в Идене выросла, ее большими домами не удивишь. Единственное, что ее удивило — что некоторые женщины одеты в бесформенные балахоны, скрывающие очертания фигуры, и с капюшоном, скрывающим лицо. Таких женщин было немного, где-то примерно одна из двадцати. Наверное, жрицы какие-то.

Если бы Аленький Цветочек была более внимательна, она заметила бы, что редкие прохожие смотрят на нее с удивлением, а некоторые даже протирают глаза, проверяя, не померещилось ли. Но Аленький Цветочек ничего не замечала, она была слишком занята тем, что злилась на Джона.

Короткая пешая прогулка несколько успокоила ее. А когда она ступила на землю базара, она уже не злилась, ею овладело то радостное предвкушение, какое всегда испытывает женщина, попав в место, где покупают и продают. А поскольку для Аленького Цветочка это чувство было новым (раньше она посещала базары только в сопровождении старших рабов), злость ушла бесследно. Впервые за последние дни Аленький Цветочек почувствовала, что счастлива.

Продовольственные ряды она собиралась пройти насквозь, не останавливаясь и ни к чему не прицениваясь. Но этому желанию не суждено было сбыться. Потому что сзади нее кто-то закричал:

— Посмотрите, какая она красивая!

Аленький Цветочек остановилась, на ее губах расцвела счастливая улыбка. Она обернулась.

— Глянь, цыпа, какая морковка красивая! — обратился к ней большой волосатый орк, стоящий за прилавком. — Всего-то пять центов за пучок, а тебе, красавица, за четыре уступлю! А порадуешь меня — бесплатно отдам!

Орк был высок, пузат и весь зарос густым черным волосом, жабьи татуировки на его щеках скорее угадывались, чем наблюдались. Сексуальной привлекательности в нем было не больше, чем в лишайном кобеле. Еще меньше ее стало, когда продавец улыбнулся, показав желтые кривые зубы в количестве примерно вдвое меньшем, чем положено от природы.

— Не журысь, цыпа! — провозгласил продавец. — Пойдем! Вона шалашик, а тама одеяльце, да такое мягкое! Чмоки-чмоки!

Он протянул через прилавок волосатую руку, Аленький Цветочек отпрянула. Орк загоготал, к этому гоготу присоединились другие продавцы.

— Не ходи к нему, ко мне ходи! — крикнул ей другой орк, с коротко стрижеными рыжими волосами и весь в пятнах какой-то кожной болезни. — Я тебе так вдую, два дня ходить не сможешь! Полведра яблок дам!

— А я ведро дам! — провозгласил бледный трясущийся старикашка, тоже продавец.

— Аукцион! — крикнул кто-то из-за спины. На него почему-то зашикали. Аленький Цветочек уперла руки в боки и завопила:

— Сейчас вы у меня дооретесь, петухи драные! Вот хозяина позову, он вам живо яйца пооткручивает!

После этих слов орки совсем развеселились, захохотали, заулюлюкали и захлопали в ладоши. Кто-то вопил, давясь от смеха:

— Девка жжет! Хотя никакого огня Аленький Цветочек не разводила.

— Да тебя надо в цирке показывать, дочка! — воскликнул старикашка.

— Дай сиську бесплатно поцелую! — завопил тот волосатый орк, с которого началось все это глумление.

— О боги и бесы, какая дура, — произнесла какая-то самка над самым ухом Аленького Цветочка.

Аленький Цветочек гневно обернулась и хотела сказать что-то совсем злое, но не сказала. Толстая пожилая самка, только что подошедшая к ней, ухватила ее за руку и поволокла куда-то между прилавками. Аленький Цветочек не упиралась, она была смущена и растеряна, и ей почему-то показалось, что от этой самки не стоит ждать беды. А вот от тех самцов — стоит. Потому что поднявшийся гвалт явно превосходит все пределы допустимого, и это пугает.