Он наблюдал за всем, что произошло, из окна бара. Отчаянное бегство, погоня, обмен выстрелами. Гигантский звездолет над одиноким беглецом, курс которого было невозможно изменить, независимо от того, кто оказался бы под его ревущими тормозными установками — один человек или целый полк, выстроенный на поле.

Даже сквозь защитное покрытие стекла было нестерпимо больно смотреть на ослепительное сияние газов. На всю жизнь на его сетчатке и в его мозгу останется крохотный человеческий силуэт под производящим посадку звездолетом, мгновенно исчезнувший в языках пламени.

Он встал. Сейчас Эвинг испытывал страшную усталость и полное опустошение. Совсем не такие чувства должен был испытывать человек, наконец–то получивший возможность вернуться домой, к своей жене и сыну…

Его миссия близилась к успешному завершению, однако он не испытывал радости: слишком дорогой ценой достался этот успех.

Кое–как он разыскал диспетчерскую и вытащил бумаги, которые были заполнены теперь уже мертвым Эвингом, то есть им самим, утром того же дня.

— Мой корабль в одиннадцатом секторе, подготовлен для взлета, — сказал он, протягивая документы. — Первоначальный старт планировался несколько раньше, однако я попросил отсрочки и изменения графика.

Он оцепенело ждал, пока робот произведет надлежащие манипуляции, даст ему новые формы для заполнения и в конце концов проведет его к выходу из вокзала. Здесь, у взлетного поля, его встретил другой робот и отвез на корабль. На его корабль, который мог отправиться на Корвин несколькими часами раньше, с другим пилотом на борту.

Эвинг встряхнулся, пытаясь отбросить охватившую его печаль. Если бы корабль стартовал раньше, ведомый другим Эвингом, то миссия закончилась бы полным провалом. Задержка на пять часов круто изменила результат этого полета на Землю.

И было глупо всерьез говорить о покойнике. А кто собственно умер? Бэрд Эвинг? Но ведь я жив!

Он взошел на корабль и осмотрелся. Все было готово к старту. Тот Эвинг, помнится, говорил, что отправил донесение на Корвин, в котором он, кажется, сообщал, что возвращается с пустыми руками.

Он включил субэфирный передатчик и отправил новое донесение, сообщая, что дело приняло другой оборот и что он возвращается на Корвин, располагая средствами спасения от клодов.

Он вызвал центральный пункт управления и спросил разрешения на взлет через двадцать минут. Затем он активировал автопилот, разделся и опустился в питательную ванну.

В его тело впились иглы, температура быстро поползла вниз. Из крохотных отверстий полились струйки, образуя из пены неразрушаемую паутину–колыбель, которая убережет его при взлете.

От успокаивающего наркотика затуманилось сознание. Угасающий разум успел зарегистрировать падение температуры на несколько десятков градусов и…

Последнее, что он успел ощутить, это первый момент старта. Едва только началось ускорение, он уже спал.

Одиннадцать месяцев, двенадцать дней, семь с половиной часов Эвинг спал, пока крохотный корабль совершал обратный полет.

И вот настал час, когда заранее отрегулированные датчики выдали сигнал о том, что путешествие окончено. Автоматически работавшие бортовые компьютеры вывели корабль на орбиту вокруг возникшей поблизости планеты. Отключилась система гибернации. Температура постепенно приближалась к нормальной, и игла, вонзившаяся Эвингу в бок, пробудила его к жизни.

Он был дома.

Как только он окончательно пришел в себя, он связался с властями на поверхности планеты.

— Планетарный Совет Корвина вас слушает, — почти мгновенно последовал ответ. — Мы приняли ваш сигнал. Пожалуйста, назовите себя.

Эвинг ответил серией закодированных сигналов, которые были его условным идентификационным кодом.

Тотчас же были приняты символы опознавания, после чего тот же самый голос с планеты произнес:

— Эвинг! Наконец–то!

— Прошла всего лишь пара лет! — сказал Эвинг. — какие новости на планете?

— Ничего существенного!

В голосе было едва сдерживаемое любопытство. Эвинг ощутил некоторую неловкость, но продолжать разговор не стал.

Он записал координаты места посадки, как только получил их, обработал и ввел в бортовой компьютер, после чего перевел автопилот в режим посадки.

Он вышел из корабля на поле космодрома Браутон, в двенадцати километрах от Браутона, главного города планеты Корвин. Воздух был чист и свеж, с некоторым привкусом, которого ему так недоставало в течение всего пребывания на Земле. Спустившись на бетонную платформу, он стал ожидать электрокар. По голубому небесному своду пробегали легкие облака, взлетно–посадочное поле обрамляли несколько рядов величественных деревьев высотой около двухсот пятидесяти метров. Ни одно дерево на Земле, подумал он, не может сравниться с такими красавцами.

Подошел электрокар. Водитель, улыбаясь, приветствовал его:

— Поздравляю с возвращением, мистер Эвинг!

— Спасибо, — сказал Эвинг, занимая свободное место рядом с ним. — Как приятно вернуться домой!

У входа в здание вокзала электрокар уже ожидала наспех собранная делегация. Эвинг узнал премьера Девидсона, трех или четырех членов Совета, несколько профессоров Университета. Он пробежал глазами по делегации, удивляясь, почему не пришли встретить его Лайра и сын.

Затем он увидел их. Они стояли, замыкая группу встречающих, вместе с его друзьями. Они вышли вперед. Лайра как–то странно улыбалась, Блейд безразлично глядел на человека, которого он почти не помнил.

— Здравствуй, Бэрд, — сказала Лайра. Ему показалось, что голос у нее стал несколько выше по сравнению с тем, который он помнил, и выглядела она старше, чем он себе представлял. Глаза ее запали, лицо похудело.

— Очень хорошо, что ты вернулся, Бэрд. Сынок, поздоровайся с отцом.

Эвинг посмотрел на мальчика. Он вытянулся. Круглолицый увалень, которому было чуть больше восьми лет, когда он покидал Корвин, превратился в долговязого нескладного подростка. Он нерешительно смотрел на отца.

— Здравствуй… папа!

— Привет, Блейд!

Он сгреб мальчика, оторвал от земли, легко подбросил вверх, поймал и опустил на землю. После этого повернулся к Лайре и поцеловал ее. Однако встреча была лишена настоящего тепла. Одна странная мысль не покидала его.

«На самом ли деле я Бэрд Эвинг? Тот ли я человек, который родился на Корвине, женился на этой женщине, построил дом и стал отцом этого мальчика? Или настоящий Эвинг умер там, на далекой Земле, а я всего лишь его копия, не отличающаяся от оригинала?»

Ему было больно от этой мысли. Умом он понимал, что с его стороны глупо расстраиваться из–за этого. У него тело Бэрда Эвин–га, в нем заключена вся память, душевный мир и жизненный опыт Бэрда Эвинга, неповторимость его личности. Что еще может быть в человеке, кроме его физических проявлений, образа мысли и склада натуры, которые можно назвать душой?

Я и есть Бэрд Эвинг, убеждал он себя, пытаясь развеять возникшие у него сомнения.

Все смотрели на него с надеждой. Он старался оставаться спокойным, чтобы не показать борьбы, происходящей у него внутри.

Повернувшись к премьеру Девидсону, он сказал:

— Вы получили мое донесение?

— Все три. Их было только три, не так ли? Мы получили три ваших донесения.

— Да, — кивнул Эвинг. — Я прошу извинения за предпоследнее.

— Мы по–настоящему взволновались, когда получили то донесение, в котором говорилось, что вы возвращаетесь с пустыми руками. Мы очень рассчитывали на вас, Бэрд. А затем, примерно через четыре часа, поступило еще одно донесение.

Эвинг натянуто улыбнулся, хотя ему вовсе не было весело.

— Кое–что произошло в самую последнюю минуту. Такое, что может спасти нас от нападения клодов, — он неуверенно посмотрел вокруг себя. — Какие здесь новости? Что слышно о клодах?

— Они покорили Бергман, — сказал Девидсон, — на очереди мы. Говорят, это может произойти в течение года. Они изменили маршрут своего нашествия после Лундквисла.