Инна вздрогнула и разрыдалась.

— Не бойся, я не причиню тебе вреда. Хоть ты и предала меня. Обойму найдешь на берегу. Там, где мы выкладывали с тобой призыв о помощи. Может быть, патроны тебе пригодятся. Не пытайся напасть на меня еще раз — по крайней мере, в ближайшее время. И запомни: вряд ли тебе стоит возвращаться на родину.

— Спасибо, Никита, — прошептала Инна.

— Что ты… Не стоит благодарности. Но ты — ты все-таки ведьма… Несмотря на все препараты и отрезвляющие инъекции — я люблю тебя. Прощай.

Через силу усмехнувшись, я пошел к самолету. Через сутки он доставит меня в Россию.

Глава 9

Суровые реалии

Черный лимузин затормозил возле высокой лестницы, ведущей в офис отца. Шестеро охранников с дубинками и электрошокерами быстро оттеснили от входа просителей — разношерстный народ, преимущественно старух и детей. За две недели пребывания дома я вновь успел привыкнуть к нищете, голоду и болезням. Точнее, к тому, что здесь многие голодают и болеют, и почти каждый — нищий. Я не был нищим. Я занимался бизнесом отца. Папа наконец-то решил приобщить меня к делу.

В последние две недели, после приезда на родину, проблемы навалились скопом… Впрочем, дела были почти в порядке. Я приводил в порядок себя. Пытался освоиться с новым укладом жизни. И взять свой бизнес под свой же контроль — то, к чему меня так настойчиво подталкивал отец. Не надеяться во всем на его поддержку, а решать проблемы самому. И это было очень непросто.

Я поднялся по лестнице. Двери на фотоэлементах открылись при моем приближении, двое охранников с дубинками и пистолетами на поясе вытянулись по струнке.

«Зачем нужны два жлоба, если двери открывает фотоэлемент?» — подумалось мне.

Секретарь, лысоватый мужчина неопределенного возраста, выбежал навстречу.

— К вам посетитель, Никита Евгеньевич. Ждет в приемной.

— Пусть заходит.

Посетителем оказался предприниматель Злодюшкин, тщедушный, с бегающими глазками и синяком на половину лица.

— Что у вас с лицом? — спросил я Злодюшкина.

— Ваши сотрудники проводили разъяснительную работу, — криво улыбнулся и мелко хихикнул предприниматель. — Миша, племянник мой, не дал пропасть. Говорит: Никита Евгеньевич человек новый, поможет тебе ласты не склеить. Обратись только.

— Миша? — не понял я. — Кто такой?

— Секретарь ваш. Михаил Семенович Гапликов. Племянник он мой. Двоюродный.

— А ты кто?

— Я Паша Злодюшкин. По металлу работаю. На приемке. Алюминий, медь, чугун…

— Стало быть, прогорает производство? Прессовать тебя долговой отдел начал?

— Ну да. То есть, нет! Производство процветает! Печь новую плавильную купил, да с поставками перебой вышел. Поставщика моего главного воронежские на куски порубили.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Он с могилы их пахана, которого в прошлом году кислотой облили, доску медную принял. И надпись сбить не успел вовремя. А ребята там оперативно работают. Нашли.

— Молодцы…

— Да. А Лешку нашинковали. Он, правда, хохотал им в лицо, даже когда ему зубы все выбили и руки отрубали. Три таблетки эйфориака заглотил и неболина без счета. Его даже отрезвин не брал, хотя они ему клизму с отрезвином поставили.

— Повезло…

— Семья осталась. Их убивать не стали.

— Прямо гуманисты эти воронежские…

— Жена теперь будет работать. Долг отдать нужно.

— Бывает…

— А у меня-то долг — всего десять тысяч долларов, — свернул на свою тему Злодюшкин, видя, что я потерял интерес к судьбе его партнера.

— Ты отдай — тогда для тебя будет всего-то… — предложил я. — Для нас это деньги. Ты, может, и широкий, а нам каждый цент дорог…

— Но не убивать же меня из-за них? Я квартиру продам в любой момент, отдам деньги. Прошу — подождите две недели…

Я нахмурился. Почему секретарь подсовывает мне подобных посетителей? Будь он хоть трижды родственник — дело превыше всего…

— Как собираешься вернуть кредит? — спросил я Злодюшкина.

— Товар придет — я продам, и верну.

— По нашей информации, товар твой не придет.

— Придет, придет, — почти заскулил Злодюшкин. — Непременно придет. Только подождите. Пожалуйста…

— Сколько времени дала тебе служба безопасности? — спросил я.

— Сутки, — проблеял предприниматель. — До сегодняшнего вечера.

— Я даю трое суток. Сошлись на меня, если к тебе приедут. Может, и правда, жена твоего порубленного — баба толковая. Хотя сомневаюсь я…

— Мне трех дней не хватит. Она еще неделю металл собирать будет.

— Это не мои проблемы. Всего наилучшего.

Я нажал звонок для вызова секретаря.

— Проводи, Миша. И сюда, мухой…

Злодюшкин, пятясь, вышел за дверь. Секретарь вернулся почти сразу.

— Уволен, Миха. Расчет получишь в кассе.

Лицо секретаря перекосилось.

— Не убивайте, Никита Евгеньевич! Пощадите!

— О чем болтаешь? — нахмурился я. — Из бизнеса я выводить тебя не собираюсь. Просто найди себе другую работу. В компании. И прими капсулу равнодокса [6]. Ты теперь не на работе, можно. Я намереваюсь взять девушку-секретаря.

— С ней будет больше проблем! Она подсыплет вам в чай афротонус! — пискнул секретарь. — Все секретарши так делают, чтобы заполучить своих боссов!

— Ну, ты же не подсыпал голубин? — усмехнулся я. — Проваливай, Гапликов!

Оля вышла на проспект рано. Не было еще и семи вечера. Но сегодня занятия закончились в два, сидеть в библиотеке совсем не хотелось — почему бы не заработать сотню-другую на оплату учебы?

Машин по проспекту двигалось мало. А каждому известно, что любой мало-мальски состоятельный клиент должен быть в автомобиле… Пешком ходят только шаромыжники.

Морщась, Оля проглотила таблетку вселюба и таблетку равнодокса. Лучше бы не надо — равнодокс притупляет не только отвращение и эмоции, он снижает чувство опасности. Это само по себе опасно. Но слишком уж Оле было мерзко…

Уже через пять минут на душе потеплело, стало хорошо. Оля подумала, что совсем зря отвергла вчера настойчивое предложение трех бритых молодых людей в черном «Кадиллаке» поехать с ними. И что совершенно напрасно брызнула на них отупином из баллончика, и убежала, пока не догнали. Такие славные ребята наверняка не замышляли ничего скверного! А в руках одного из них была вовсе не удавка. Скорее всего, он купил веревку, чтобы помогать больной матери развешивать белье после стирки… И любовался ею, представляя, как теперь легче станет жить всей семье…

По проспекту неуверенно, крабьей походкой шел ветеран. Сразу видно — настоящий вояка. Короткая стрижка, камуфляжная куртка, заляпанные грязью сапоги. И где он ухитрился найти грязь при такой погоде? То ли лазил по свалке или канализационным колодцам, то ли не мыл сапоги неделю-другую. Левый глаз ветерана гноился — струйка мутной зеленоватой жидкости стекала по небритой щеке. Правую ногу ветеран волочил, и это показалось Оле очень притягательным и милым. Настоящий защитник отечества.

— Как дела, шлюшка страшненькая? — спросил ветеран, подмигивая Оле здоровым глазом. — Тяжело, наверное, такой тощей и кривоногой заманивать клиентов? Хотя, они у тебя все обдолбанные…

— Я не тощая, а стройная, дядя, — ничуть не обиделась Оля. — Что тебе, коровы… то есть булочки больше нравятся? А ножки у меня французские. Тебе не кажется?

— Я-то тощих люблю, — осклабился ветеран и цыкнул единственным гнилым передним зубом. — А что кривоногая — это ничего… Лишь бы попка у девчонки была. Это главное. Работаешь?

— Ну! — широко улыбнулась девушка.

— Пойдешь со мной, дурочка?

— Пойдем. Есть куда?

— Номер снимем. Я знаю тут неподалеку, дешевый. Тараканов, правда, много, но клопов совсем нет. Диваны каждый день дихлофосом протравливают. И запах приятный, и безопасно. Тебе всяких глупостей, вроде шампанского, не надо? Ломаться не станешь?