Annotation

Как должны действовать спецслужбы, если в Москве распространяется вирус, продлевающий человеческую жизнь? Что нужно знать, чтобы выгодно продать свою хромосому? Прилично ли заниматься реальным сексом после виртуального? Когда исчезнут те, кто умеет управлять машинами, сразу ли наступит конец всему? — Научная фантастика. Добрые и светлые рассказы о жутком завтра.

Елена Клещенко

Карикатура

Самая главная молекула

Маленький кусочек меня

Эликсир от бессмертия

Завтра и послезавтра

Ключ от дома

Запрещенная книга

Хулиганка

Сказки для научных сотрудников

Дети и демоны

Серое перышко

Братья меньшие

Елена Клещенко

ЭЛИКСИР ОТ БЕССМЕРТИЯ

Карикатура

повесть

Четверг — неприятный день. По четвергам Владимир Данилович Викторов, профессор кафедры эмбриологии, вел практические занятия у второкурсников факультета психологии. Группа что ни год оказывалась непомерно большой — конечно же в связи с дополнительным набором и прочими объективными причинами! — и состояла сплошь из нахалов и бездельников, которые точно знали, что:

— эмбриональная инженерия, хоть она и модная дисциплина, нужна психологам для общего развития — иначе говоря, вовсе не нужна;

— если отработаны задачи практикума, получение зачета неизбежно, будь ты пень пнем.

Учебная часть одобряла второй постулат: практические навыки — это главное, а сокращенный курс лекций пока еще недостаточно адаптирован для слушателей, не имеющих предварительной подготовки. В будущем году учебная часть, по слухам, согласится и с первым постулатом, избавив тем самым Викторова от общения с новым поколением бездельников и нахалов.

А сегодня, как всегда: со второй пары и до упора... Самое глупое — ведь и я знаю, что им не нужна эмбриональная инженерия, что ни один из них никогда не воспользуется этими самыми практическими навыками. И они знают, что я это знаю и что я занят делом, которое сам же считаю ненужным.

Профессор задержался в вестибюле у зеркальной стены: серый костюм, серые замшевые туфли, исчерна-серебряная шевелюра. Скромно и прилично, как подобает преподавателю. Ни вульгарной демонстрации богатства, ни повода для насмешек.

Он еще не знал, насколько неприятным будет этот четверг.

* * *

— ...Существуют весьма напряженные душевные процессы или представления, которые могут иметь такие же последствия для душевной жизни, как и все другие представления, и такие последствия, которые могут быть осознаны как представления, хотя в действительности и не становятся сознательными...

Большая аудитория. Воронка амфитеатра, полукруги скамей и столов. Столы старые, деревянные, столешницы на них не заменены тач-скринами, и студенты приходят со своей техникой. Свет в аудитории пригашен, чтобы лучше были видны слайды. В сонном теплом сумраке мерцают веселые сполохи экранчиков: четкие квадратики маленьких, отсветы тех, что побольше. Наверное, с галерки аудитория похожа на сегмент спиральной галактики.

Теоретически лекции можно бы и не посещать, а прослушать в записи, скачав из постоянно пополняемого архива. Но Университет поддерживает традиции живого общения самыми жесткими методами. В частности, ограничением доступов к базе — с тем, чтобы лекции скачивали только пропустившие по уважительной причине. Остальные пусть вертятся как хотят, перекопируют записи друг у друга или учат по текстовым файлам. Действительно, чем ломать защиту базы или пытаться запихать свой разъем в порт какой-нибудь отличницы, проще сфотографировать слайды и записать звук. Или сразу на видео, кто так любит.

Отдельные фанатики науки, преимущественно девушки из первых рядов, тут же включают распознавалки, записывают конспект в режиме реального времени и выделяют ключевые слова разнообразными буквами и шрифтами. Но большинство откладывает это счастье на неопределенный срок. В эпоху беспроводной связи можно найти себе куда более интересное и полезное занятие на ближайший академический час. Особенно если свет выключен.

* Шулька, давай поиграем?

* Отвянь, извращенец.

* Шулька, ну давай, а? Что-нибудь гадкое, но красивое. Давай?

* Саргон, отвяжись, я спать хочу.

* Саргоша, иди сюда. Я с тобой так поиграю...

* Шуль, ну правда, давай. Я чего-то никак не соберу себя. Не знаю, на нерве что-то. Ночь не спал.

* Вот и спи, кто тебе не дает?

* Я не могу уснуть, мне Никитишна все подвешивает. Дундит и дундит, и экран ее рандомизирует не по-детски... Шуль!!! ШУЛЕЧКА!!!

* Саргон, оставь ее, пусть учится. Иди, что я тебе покажу...

* Ирис, давай в другой раз. Ты лучше просто посмотри. Я тебе кейхол брошу, прямщас, вот только Шулька согласится. Без обид, ладно?

* Да пошел ты!

* Шулька!

* Шулька!

* Шулька!!!

* Саргончик, ты знаешь, кто такой зануда?

* Знаю. Зануда — это я. Давай поиграем?

* Уй-йё!!! Что там у тебя?!?!

* А вот. Нравится? Сам делал.

* Ой. J

* Не ой, а о-го-го. Смотри: я тут, а ты идешь от моря, давай?

* Ну ладно.

* Ура! Возьмешь ту свою аватарку с родинкой на губе?

* Наташу, что ли? Фи, поручик, она же шлюха.

* Ага!!!

* Ну тебя. Давай, грузимся.

* Саргоша, а кейхол????????

* На!

* И мне!!!!!

* Зайки, тихо, не мешать. Всем свободный доступ, только сами к нам не ломитесь. Мотор, начали!

Идти по гальке было трудно. Наташа нашла пляжные тапочки и сунула в них ноги. После моря кожа загорелась и порозовела, мокрые волосы липли к шее, мокрый лифчик казался тесным.

— Девушка!

Дальше по берегу, метрах в десяти от полосы прибоя — лодочный сарай с какими-то невнятными снастями у стены. На лежаке перед дверью полусидит парень, ноги укрыты пледом.

— На минуточку!

* Саргоша, ты прелесть. Еще бы скомандовал: «Бегом!»

Наташа подошла. Узкое лицо, рыжие спутанные волосы. Белые ресницы, красноватые от солнца щеки — и при этом высокая переносица прямого носа, красивый рот. Аполлон обгорелый.

— Не скажете, сколько времени?

— Часов нет, — Наташа засмеялась. — Вообще-то я из моря.

— Вообще-то я тоже.

Под его взглядом ей захотелось огладить себя ладонями.

— А я думал... — окончания фразы не было слышно, он говорил очень тихо. Пришлось наклониться.

Ласки были долгими и умелыми, слишком умелыми для приморского паренька. У Наташи было правило — первой не переходить к активным действиям, и она держалась сколько могла. А потом еще немного. И только когда он залез пальцем за чашечку лифчика, она сунула ладонь под колючий плед.

Ей показалось, что на нем балетные лосины, тугие и жесткие, плотно охватывающие тело. Но это были не лосины.

Мелкие полупрозрачные чешуйки, почти не отличимые от бледной гладкой кожи. Нижние ряды — более плотные и крупные, белесые, серебристые, прохладные на ощупь. И большая раковина, горячая, будто нагретая солнцем. Полураскрытые створки под ее рукой пришли в движение и расходились все шире...