4. За указанную выше помощь англичане обязуются дать необходимые для сего денежные средства, признать Кирилла императором, как только его войска утвердятся на русской земле, и в дальнейшем, уже в самостоятельной его борьбе с Советами, оказывать ему всяческую поддержку».

Кирилл объявил, что для выполнения этого важного поручения он выбрал Дьяконова и потому просит его отправиться в Лондон и вступить в переговоры с политическими и финансовыми деятелями, используя для сего все прежние связи и знакомства.

ИНО ОГПУ, таким образом, стал известен тайный стратегический замысел великого князя Кирилла. Более того, оно могло следить за развитием событий, получая информацию из первых рук. Дьяконов не замедлил приступить к исполнению поручения «государя». Уже 29 июля 1925 года он передал советской разведке копию представленного им Кириллу доклада о результатах своей поездки в Лондон.

Дьяконов докладывал «государю», что по приезде в Лондон 9 июля 1925 года он связался через капитана 1-го ранга Чаплина с Военным министерством. В понедельник 13 июля его принял начальник Дальневосточного отдела министерства полковник Фенлейсон. Далее Дьяконов писал:

«Я обрисовал этому полковнику обстановку, которая сложилась в настоящее время в Китае, отметив, что положение дел в настоящее время таково, что интересы англичан и России тесно переплетаются, причем как для нас, белых русских, так и для англичан главным врагом являются большевики. Заявив, что я говорю от; имени военной организации на Дальнем Востоке, во главе которой стоит генерал-лейтенант Лохвицкий (согласно последнему указанию, полученному мною перед отъездом из Парижа, я избегал говорить о том, что кроме вышеуказанной организации я командирован в Лондон для той же цели по повелению Его Императорского Величества), и от имени этой организации предложил ему нашу помощь для того, чтобы изолировать Китай от большевиков и прервать связь с Советской Россией. Не вдаваясь в подробности и не приводя точных цифр, я сообщил полковнику Фенлейсону, какими силами располагает наша организация и какой Намечен у нас план действий. Затем я заявил ему, что для осуществления этого плана необходимы деньги, которых у нас нет, и мы просим англичан, если они желают действовать с нами совместно, предоставить в наше распоряжение эти денежные средства.

Полковник Фенлейсон очень внимательно меня выслушал, задал по ходу дела несколько вопросов, сделал вид, что мой доклад очень его заинтересовал; а затем сказал, что доложит о нашей беседе своему начальству, которое и назначит день для дальнейших переговоров».

Через день-другой Фенлейсон сказал Чаплину по телефону, что он получил указание направить Дьяконова для дальнейших переговоров в Министерство иностранных дел, от которого зависит в данном случае разрешение этого вопроса. «Он сообщил, что нам надлежит связаться с м-ром Стэнли, которому он уже передал соответствующие указания».

Стэнли принял Дьяконова 16 июля. Выслушал то, что Дьяконов уже излагал Фенлейсону, и обещал обо всем доложить заместителю министра сэру Хиллу, который назначит Дьяконову личную встречу. 21 июля Стэнли вновь принял Дьяконова и заявил, что сэр Хилл очень занят, извиняется, что не может встретиться с ним лично, но поручил ему, Стэнли, передать Дьяконову следующее:

На возражение Дьяконова о том, что любая затяжка может усугубиться позднее погодными условиями и какими-нибудь новыми обстоятельствами, и тогда станет невозможно что-либо предпринять, Стэнли ответил:

«Может быть, вы сумеете теперь начать ваше дело самостоятельно, без нашей помощи. А коль скоро вы начнете, нам легче будет, перед лицом свершившегося факта, прийти вам на помощь».

Стэнли попросил Дьяконова оставить ему свой парижский адрес, а Чаплина — поддерживать с ним, Стэнли, связь.

«Прощаясь со мной, — писал Дьяконов, — м-р Стэнли сказал: «Не отчаивайтесь, генерал. Может быть, через какой-нибудь месяц обстоятельства настолько изменятся, что мы опять будем сидеть с вами здесь и условливаться относительно проведения вашего плана в жизнь».

Из доклада Дьяконова «государю» следовало, что Кирилл верно оценил настроения, царившие в британском руководстве, и сам ход переговоров не считал всего лишь вежливым отказом. Видимо, действительно имелись какие-то соображения, о которых речь пойдет ниже, не позволявшие англичанам принять его предложение. Полковник Короткевич в Лондоне использовал другие каналы связи с влиятельными кругами. Он беседовал с ярым антикоммунистом Оливером Локер-Лэмпсоном (братом английского посла в Китае сэра Майлса Лэмпсона), который сказал, что едва ли можно ожидать скорого решения английского правительства, потому что все его внимание сейчас приковано к «угольной забастовке», которая чревата серьезными неприятностями для Англии. «Самый основной вопрос, — добавил Локер-Лэмпсон, — известно ли о предполагаемом восстании Николаю Николаевичу и делается ли оно с его благословления».

Локер-Лэмпсон обещал Короткевичу поговорить о военной операции на Дальнем Востоке с Черчиллем. Но и Короткевич, и сам Лохвицкий считали, что время для выступления в 1925 году уже упущено и до весны следующего года ничего не выйдет. Кирилл направил Короткевичу и Чаплину в Лондон указания; действовать активнее и связаться с Биркенхедом (министр по делам Индии). Однако превалировало мнение, что англичане если и будут разговаривать, то только с Дьяконовым, которого знают лучше других.

Наряду с вышеизложенными сообщениями в августе 1925 года поступали сведения об аналогичных контактах белой эмиграции с французским правительством. Со слов генерал-лейтенанта Лохвицкого, который былдружен с начальником Кабинета Бриана — Лешером, Дьяконов сообщал, что министр иностранных дел Франции; Бриан вместе с директором политического департамента МИД Филиппом Бартелло 10 августа выезжают в Лондон для обсуждения с англичанами планов интервенции. Французы, которые хотели бы видеть во главе выступления Николая Николаевича, имели якобы более широкие планы интервенции с подключением Прибалтийских государств, в связи с чем ожидали приезда эстонского министра Пруста.

Видимо, поступавшие сведения о переговорах белой эмиграции с англичанами и французами настолько обеспокоили советское правительство, что оно решило сделать предупредительный выстрел, или, выражаясь современным языком, провести «активное мероприятие» в советской печати. В «Известиях» была опубликована статья, в которой говорилось, что французское правительство ведет переговоры с представителями русской эмиграции во Франции, причем в числе таковых упоминался Лохвицкий. Когда Лохвицкий встретился с Лешером после возвращения последнего из Лондона, Лешер сказал ему об этой статье и добавил, что из-за этой публикации его «могут обвинить в сношениях с русскими антибольшевиками». «Вообще, за нами (т. е. сотрудниками МИД) следят», — сказал он Лохвицкому и отказался обсуждать результаты своей поездки в Лондон.

27 августа 1925 года из Лондона в Париж приехал Чаплин и сообщил, что встречался со Стэнли из Форин Офиса, который сказал, что сэр Хилл заинтересовался предложением Дьяконова. Но пока англичане занимают выжидательную позицию, и вопрос будет рассматриваться после 10 сентября, когда из отпусков вернутся высшие чины Форин Офиса и Военного министерства. По словам Чаплина, англичане обеспокоены развитием событий в Китае и чувствуют, что надо что-то предпринять в отношении агрессивных действий китайцев. Локер-Лэмпсон продолжает лоббировать в поддержку выступления и интересуется, как относится к этой идее Николай Николаевич. Локер-Лэмпсону бьщо сказано, что Николай Николаевич возражать не будет.