Отец глядел-глядел, не вытерпел и закричал из-за решетки:

— Бери, сынок, хороший барыш.

Барыня услыхала, да как вырвется и убежала. Остался парень без копейки и заругался на отца:

— Кто просил тебя кричать-то, старый хрен!

В некотором царстве жил-был дворянин, у него была дочь-красавица. Пошла она как-то погулять, а лакей идет за ней позади, да думает:

— Экая ловкая штука! Ничего б, не желал на свете, только б отработать ее хоть один разок, тогда б и помирать не страшно было!

Думал, думал, не вытерпел и сказал потихоньку:

— Ах прекрасная барышня, трахнуть бы тебя хоть по-собачьи!

Барышня услыхала эти слова и как вернулась домой, дождалась ночи и позвала к себе лакея.

— Признавайся, мерзавец, — говорит ему, — что ты говорил, когда я гуляла?

— Виноват, сударыня! Так-то и так-то говорил.

— Ну если хотел, так и делай сейчас по-собачьи, не то все папеньке расскажу…

Вот барышня подняла подол, стала посреди горницы раком и говорит лакею:

— Нагибайся да нюхай, как собаки делают.

Холуй нагнулся и понюхал.

— Ну теперь языком лизни, как собаки лижут.

Лакей лизнул раз и два, и три раза.

— Ну, теперь бегай вокруг меня!

Начал он кругом барышни бегать, обежал разов десяток, да опять пришлось нюхать да лизать ее языком. Что делать? Морщится да нюхает, плюет да лижет.

— Ну, теперь на первый раз хватит — сказала барышня, — ступай, ложись себе спать, а завтра вечером опять приходи. На другой день вечером опять барышня позвала себе лакея.

— Что ж ты, мерзавец, сам не идешь? Не всякий же день за тобой посылать? Сам знай свое дело!

Опять подняла свой подол и стала раком, а лакей стал ей под жопою нюхать да языком в пизде лизать. Обежит кругом ее разов десять да опять понюхает да полижет. И так долгое время угощала его барышня, да потом сжалилась, легла на постель, подняла подол спереди, дала ему разок поеть и простила всю вину. Лакей отработал да и думает:

— Ну, чего, хоть и полизал, но свое взял.

Жили-были два купца, оба женатые, и жили они между собой дружно. Вот один купец и говорит:

— Послушай, брат, давай сделаем пробу, чья жена лучше мужа любит.

— Давай, да как пробу-то сделать?

— А вот как: соберемся-ка да поедем на Макарьевскую ярмарку, и чья жена сильнее станет плакать, та больше и мужа любит.

Вот собралися в путь, стали их провожать жены. Одна плачет, так и разливается. А другая прощается, а сама смеется. Поехали купцы на ярмарку, отъехали верст пятьдесят и разговорились между собой.

— Ишь как тебя жена-то любит — говорит один, — как она плакала-то на прощаньи, а моя стала прощаться, а сама смеяться!

А другой говорит:

— Вот что, брат, теперь жены нас проводили, воротимся-ка назад, таким образом, да посмотрим, что наши жены без нас делают.

— Хорошо.

Воротились к ночи вошли в город пешком, подходя вперед к избе того купца, у которого жена на прощанья горько плакала, смотрят в окошко: она сидит себе с любовником и гуляет. Любовник наливает стакан водки, сам выпивает и ей подносит:

— На, милая, выпей.

Она выпила и говорит:

— Друг ты мой любезный, теперь я твоя.

— Вот какие пустяки: вся моя! Что-нибудь есть и мужнино!

Она обернулась нему жопою и говорит:

— Вот ему, блядскому сыну, — одна жопа!

Потом пошли купцы к той жене, которая не плакала, а смеялась. Пришли под окошко и смотрят: перед иконами горит лампадка, а она стоит на коленях усердно молится да приговаривает:

— Подай Господи, моему мужу в пути всякого благополучия.

— Ну вот, — говорит один купец другому, — теперь поедем торговать.

Поехали на ярмарку и торговали очень хорошо, такая удача в торговле была, какой никогда не бывало! Пора уж и домой. Стали собираться назад и вздумали купить своим женам подарки. Один купец, у которого жена Богу молилась, купил ей дорогой парчи на платье, а другой купил жене парчи только на одну жопу.

— Ведь моя одна жопа!

Приехали и отдали женам подарки.

— Что ж ты купил эдакой лоскут? — говорит жена с обидой.

— А ты вспомни, блядь, как сидела ты с любовником и говорила, что моя только жопа, ну я свою часть и нарядил! На! Сшей парчу на жопу да носи!

Ходил охотник по лесу, ходил-ходил и ничего не убил, нарвал орехов и грызет. Попадается ему навстречу леший:

— Дай, — говорит, — орешков.

Он дал ему пулю. Вот леший грыз ее, грыз никак не разгрызет и говорит:

— Я не разгрызу!

Охотник ему:

— Да ты кастрированный или нет?

— Нет!

— То-то и есть! Давай я тебя кастрирую, сразу станешь грызть орехи.

Леший согласился. Охотник взял, защемил ему хуй и муде между осинами.

— Пусти, кричит леший, — пусти! Не хочу твоих орехов.

— Врешь хочешь, будешь грызть!

Вырезал ему яйца, выпустил и дал настоящий орех. Леший разгрыз.

— Ну вот, ведь я говорил, что будешь грызть!

Пошел охотник в одну сторону, а леший пошел в другую сторону и грозит ему:

— Ну ладно! Придешь в баню, я сыграю с тобою шутку!

Пришел охотник домой, сел на лавку и говорит:

— Ох, жена! Устал, поди-ка ты баню натопи.

Баба пошла в баню, натопила и прилегла на полке. Вот приходят два охотника и говорят между собой:

— Давай-ка сожгем баню.

— Нет, давай вначале посмотрим, такая ли у него рана, какую он у тебе сделал?

Посмотрели.

— Ну, брат! У него еще больше твоей, видишь, как рассажена, больше шапки, да какая красная!

И пошли они прочь — в свой лес.

Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:

— Батюшка, Ванька просил у меня поеть.

— Э, дурная, зачем давать чужому, мы и сами поебем!

Взял гвоздь, разжег в печи и прямо ей в пизду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить:

— Дай мне поеть.

Она и говорит:

— Нет уж, Ванька! Меня батюшка поеб, так пизду обжег, что я три месяца не ссала!

— Не бойся, дура! У меня холодный кляп.

— Врешь ведь, Ванька! Дай-ка я пощупаю.

— На, пощупай.

Она взяла его за хуй рукою и закричала:

— Ах ты, черт эдакий! Видишь горячий: макай в воду.

Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел.

А она:

— Видишь зашипел! Ведь сказала, что горячий, так еще обмануть, вор, хочешь.

Так и не дала Ваньке.

Жил-был мужик, у него была жена, дочь да два сына — еще малые ребята. Раз пошла мать с детьми в баню, собрала черное белье и начала стирать его, стоя над корытом, а к мальчикам-то повернулась жопою. Вот они смотрят да смеются:

— Эх, Андрюшка! Посмотри-ка, ведь у матушки две пизды.

— Что ты врешь! Это — одна, да только раздвоилась.

— Ах вы сопливые черти! — закричала на них мать. — Видишь что выдумали! Пришла баба в избу, легла с дочкою на печь, и стали между собою разговаривать.

— Ну, дочка — говорит мать, — скоро тебя замуж пора отдавать; будешь тогда с мужем жить, а не с нами…

— Если это так, я и замуж не хочу!

— Что ты, что ты, глупая! Да чего тебе бояться? Все девки этому радуются.

— Да чего радоваться-то?

— Как чего? Переспишь с мужем первую ночь, променяешь тогда и отца с матерью на него, понравится тебе слаще меду и сахару.

— Отчего же, матушка, так сладко и где у них эта сладость?

— Ах ты какая глупая! Ты ходила маленькою с отцом в баню-то?

— Ходила, — говорит дочь.

— Ну, видела ты у отца на конце зарубку?

— Видела, матушка!

— Вот это и есть самая сласть.

А дочь говорит:

— А если бы зарубить зарубок пять, тогда б еще слаще было!

Отец лежал, лежал, слушал, слушал, не утерпел и закричал: