— Неужели придется целый день ожидать теплохода? — спросила Ирина.

— О, да! — Валентин наконец оторвал от губ сигарету. — А я еще раз выясню на месте.

— Если так, то я бы хотела зайти к художникам на шелкоткацкий комбинат… Меня очень интересует их работа… Рядом море, горы, чудесные парки… Невиданная красота…

— Это можно, — Валентин снова затянулся сигаретой.

— А разве до сих пор нельзя было? Кажется, запрещение на въезд тут уже сняли?

— Давно… Теперь можно… Словом, там все выяснится, Ирен, не волнуйтесь. Хватит вам забот со своим пьянчужкой…

Она вспыхнула и укоризненно посмотрела на Валентина.

— Не надо, Валя… Он добрый… Это водка сбила его с толку… И не зовите меня Ирен… — Потом, помолчав, спросила: — Почему вы так много курите?

Валентин как будто нарочно закурил снова. Не ответил ей.

Лишь в багажной камере спросил, как она оценит свой чемодан. Никак. Там ценностей нет. Пусть Валентин сдает его, как и свой.

Он это и сделал. Говорил тихо, склонившись к Ирине, чтобы не слышала работница, которая принимала вещи на хранение. Парень отдал Ирине квитанцию на чемодан, и они поднялись на второй этаж вокзала, в ту комнату, где все эти дни ночевала Искра. Этой ночью Ирина будет здесь спать, а он, моряк, — напротив в мужской комнате, где две койки уже заняты, а его будет третья.

Оформляя ночлег, они задержались и потому не встретились с Искрой. А из-за того, что их автобус вот-вот должен был отправиться, они стремглав помчались к нему и сели уже на ходу. Конечно же у них не было ни единой секунды на то, чтобы рассматривать пассажиров, среди которых вместе с новыми подружками стояла и Искра в ожидании своего рейса.

…Ирина с новым спутником любовались вечерним Новоградом, долго сидели в ресторане, у самого моря, много танцевали. А в перерывах между танцами слушали, как мечтательно и убаюкивающе шумит морской прибой. И ушли почти последними.

— Ой, девочки, что же мне делать? — загоревала Искра, поставив посреди комнаты чемодан, ивовую корзинку и большой узел с подушками.

— Плясать! — ответила Олеся. — Квартира есть, на работу стала, а жених сам прибежит. Ты о них часто говоришь…

— Да что ты! — замахала руками Искра. — Нужен он мне! Не про это я.

— А про что?

— Не могу я тут сегодня одна оставаться! Я плакать начну от радости, что ли… Ну, пожалуйста, только на сегодня возьмите меня с собой. Возьмите, ладно?

Девушки неуверенно переглянулись. Они сегодня все заняты. Галя и Стася — в техникум на занятия идут, Светлана — у нее консультация в институте перед сессией. Олеся уже который день не находит себе места, дожидаясь из моря Гната. Поэтому она имеет право хотя бы на один свободный вечер, чтобы забежать на маяк к Дмитрию Григорьевичу и расспросить его про корабль Гната. Ольга уже куда-то убежала. Больше в комнате никого нет.

— Искра, пойдем со мной… А вы давайте по аудиториям рассыпайтесь, девчата, — решительно сказала Олеся.

— Олеся, если тебе куда-нибудь идти нужно, так я не буду хвостиком, — извинилась Искра, когда они остались вдвоем. — Я только так согласна, если ты свободна.

— Свободна до самых потемок. А потому пойду на маяк, узнать про Гната, он должен вернуться из плаванья.

— Возьми и меня на маяк. Я вам не буду мешать… Я просто посижу у моря, а потом потихоньку уйду совсем…

— Глупенькая ты, Искра. Зачем ты мне завидуешь? Разве у тебя никогда парня не было, никогда ты его не ждала?..

— Было, да сплыло, — вздохнула Искра. Но, заметив, как Олеся вмиг насторожилась, тут же спохватилась и снова стала расспрашивать: — Скажи, Олеся, а твой Гнат верный? Он не может обмануть? Да что мы стоим. Пошли. Если хочешь, отвечай. А нет — так показывай ваш город… Я ведь толком еще не видела…

Они шли по широкому бульвару, потом остановились в сквере, смотрели на море. Искра все засыпала Олесю вопросами, перескакивая с жизни личной на фабричную, интересовалась историей города и тут же выясняла вопрос о взаимоотношениях ткачих и моряков. Но все-таки больше всего ее интересовали отношения Олеси с красавцем моряком, который так долго плавает в море.

— Он верный и обмануть, я думаю, не сможет, — словно рассуждала вслух Олеся. — Он очень меня любит и ужасно ревнует. Да не в этом беда, Искра, не в этом…

— А в чем же, Олеся? — прижалась к ней Искра, не сводя внимательного взгляда с главной аллеи, по которой не спеша прогуливались офицеры и матросы с девушками.

«С нею что-то происходит. Что она бегает глазами по сторонам, не пропуская ни одной пары? Неужели ищет кого-нибудь? — глядя на Искру, думала Олеся. — Интересно, может, она нам неправду сказала? Постеснялась, что мы подумаем, будто она за женихами приехала? А если и вправду только из-за этого?»

Но Олеся ничего не сказала Искре. Наоборот, заговорила о Гнате искренне, откровенно, словно была давно дружна с Искрой. Но Искра, уловив ее минутное замешательство, снова спросила:

— А ревность — разве это злое чувство?

— Если оно слепое, то с ним горе, оно со временем может стать предательским… Да я не этого боюсь, Искра… Мой Гнат другой. Он чуточку феодал. Понимаешь, по своей психологии — отсталый феодал в зародыше. Он знает три вещи на свете: службу, непосредственное свое начальство в штабе и собственную квартиру на маяке, у стариков Яворских. Ну, конечно, в одну из этих его сторон жизни, в квартиру, должна входить и я. Это значит, что я должна после работы забыть обо всем на свете. Никаких тебе общественных дел ни в бригаде, ни в комитете комсомола. Я должна свою личную жизнь полностью подчинить ему… Это же ерунда, Искра. И откуда он у него, этот эгоизм? Как же тогда жить, если только на палубе, с матросами, все за одного, а один за всех? А на земле, вне службы, всё наоборот. И жена у него, как у немецкого бюргера, должна знать всего только три слова: киндер, кюхе, кирхе…

— Ребенок, кухня, церковь, — быстро перевела Искра и засмеялась. — Но ведь церковь здесь ни при чем, Олеся. Или он у тебя и на море богу молится?..

— Хуже, он вместо бога придумал идола похлестче: жена должна денно и нощно беречь его покой, уют, радеть только о нас двоих. Причем объясняет он это как будто бы и убедительно: что ты, мол, будешь разрываться между семьей и работой да еще общественными поручениями. Я люблю тебя и хочу, чтоб у моей жены жизнь была спокойна, да и содержать семью я в состоянии один. Ты понимаешь всю несуразность этого? Наша бригада стала жить по новым законам коммунистической морали… Ну, пусть у нас еще не все получается, но мы стараемся… Вот он говорит: «Я хочу», а мое мнение, мое желание на этот счет? Да и не он один. Я знаю многих офицеров, которые дальше этих заповедей ничего не видят и видеть не хотят…

— Олеся, — тронула Искра за рукав подругу. — А почему у вас одни моряки в погонах ходят, а другие без них, но тоже во флотских кителях и мичманках?.. Это что, они в свободное время могут так одеваться?.. Чтобы комендантский патруль не цеплялся по мелочам? Да?

— Нет. Без погон ходят демобилизованные. А военные моряки всегда одеты так, как приказывает комендант в этот день: то ли форма номер один, то ли два, то ли три или четыре.

— А я думала…

— Тут думай не думай, а закон, устав корабельный требует порядка.

— Значит, военный моряк не может надеть свою форму без погон?

— Нет, он скорее наденет гражданский костюм, чем военную форму, чтобы китель без погон или ремень без кортика. Зачем же? Золотые шевроны на рукавах все равно выдадут его звание, специальность и все прочее…

— Это хорошо. Очень хорошо, — обрадовалась Искра. — Сразу увидишь, где военный моряк, а где подделка!

Олеся внимательно посмотрела на нее, удивленно спросила:

— А разве, Искра, это так важно, где военный моряк, а где торговый? Ведь по одежке только встречают, а провожают по уму… Нередко бывает, что и на груди у него и на мичманке полный блеск, а в голове такой туман, что дальше некуда… Ведь не форма одежды определяет человеческую красоту…