– Обманщик. Ну, с Богом!

– Счастливого пути, миледи.

Она подняла повыше платье, затянула пояс, чтобы не потерялся, и босиком припустила через лес к лодке, поджидавшей ее у берега.

Француз насаживал на крючок червяка. Заметив ее, он поднял голову и улыбнулся:

– Быстро вы управились.

– Это потому, что здесь нет зеркала.

– Вот видите, насколько проще становится жить, когда отказываешься от ненужных вещей.

Она шагнула в лодку и уселась рядом с ним.

– Можно я насажу червяка?

Он передал ей бечевку, а сам взялся за весла и, поглядывая на нее с кормы, начал грести вниз по течению. Дона сосредоточенно сдвинула брови и углубилась в свое занятие. Хитрый червяк извивался и дергался, и дело кончилось тем, что крючок вонзился ей в палец. Чертыхнувшись сквозь зубы, она подняла голову и посмотрела на француза. Он улыбался.

– Не получается, – сердито буркнула она. – У меня нет такого опыта, как у вас.

– Сейчас я вам помогу, – сказал он, – только отъедем подальше.

– Не надо мне помогать, – возразила она. – Я хочу сама научиться.

Неужели я не способна справиться с каким-то червяком?

Он промолчал и, отвернувшись, начал что-то тихо насвистывать. Видя, что он не обращает на нее внимания, а следит за птицей, парящей над их головами, она снова занялась червяком. Через несколько минут на носу послышался торжествующий крик.

– Получилось, получилось! – кричала она, протягивая ему бечевку.

– Ну вот и отлично, – ответил он. – Я очень рад.

Он поднял весла, и лодка плавно заскользила вниз по течению. Дав ей немного отплыть, он вытащил из-под сиденья большой камень, привязал к нему длинную веревку и швырнул камень за борт – лодка встала. Оба забросили удочки и начали удить – она на носу, он в центре.

За бортом мягко журчала вода. Мимо, подгоняемые отливом, проплывали пучки травы и редкие листья. Вокруг царила глубокая тишина. Течение медленно относило тонкую влажную бечеву. Дона то и дело нетерпеливо вытаскивала ее и осматривала крючок. Но на нем не было ничего, кроме червяка да зацепившегося за конец клочка водорослей.

– Подтяните чуть-чуть, а то он у вас ложится на дно, – посоветовал француз.

Она немного вытянула бечеву и искоса посмотрела на него. Убедившись, что он не собирается вмешиваться или критиковать ее метод, а спокойно следит за собственной удочкой, она снова потихоньку отпустила бечеву и принялась украдкой разглядывать его лицо, плечи и руки. Поджидая ее, он, как видно, опять рисовал – на корме под снастями лежал испачканный и размокший листок бумаги с наброском песчанки, взлетающей с отмели.

Дона вспомнила портрет, сделанный им несколько дней назад, совсем непохожий на тот, первый, который он так безжалостно разорвал. На этот раз он запечатлел ее в ту минуту, когда, облокотившись на перила, она стояла на палубе и с улыбкой слушала весельчака Пьера Блана, распевающего одну из своих озорных песенок. Рисунок он повесил на стену каюты, над камином, подписав внизу дату.

– Почему вы не разорвали этот портрет, как первый? – спросила она.

– Потому что настроение, переданное на нем, достойно того, чтобы его сохранили, – ответил он.

– По-вашему, такое настроение больше подходит для члена команды "Ла Муэтт"?

– Да, – коротко ответил он.

И вот теперь он совершенно забыл о рисовании и с головой погрузился в ловлю рыбы, ничуть не заботясь о том, что в нескольких милях отсюда его враги обдумывают план его поимки и, может быть, именно в эту минуту слуги Юстика, Пенроуза и Годолфина рыщут по окрестностям и расспрашивают жителей отдаленных деревень.

– Что с вами? – прервав ее размышления, мягко спросил он. – Надоело удить?

– Нет, – ответила она, – я вспоминала то, что услышала сегодня утром.

– Я так и подумал, – сказал он. – У вас очень встревоженный вид. Что же вы услышали?

– Вам нельзя здесь оставаться. Они о чем-то пронюхали. И хотят во что бы то ни стало вас поймать.

– Меня это не волнует.

– Поверьте, они настроены очень серьезно. Юстик – опасный противник, не то что этот надутый болван Годолфин. Он действительно лелеет надежду вздернуть вас на самом высоком дереве.

– Какая честь!

– Зря смеетесь. Вы, видимо, считаете, что я, подобно многим женщинам, готова впасть в панику по любому пустяку?

– Я считаю, что вам, как и многим женщинам, свойственно слегка преувеличивать факты.

– А вы предпочитаете их вообще не замечать?

– А что еще мне прикажете делать?

– Прежде всего соблюдать осторожность. Юстик говорил, что местные жители догадываются о вашем убежище.

– Возможно.

– Но ведь в конце концов кто-нибудь из них может проговориться, и тогда они устроят в ручье засаду.

– Я к этому готов.

– Готовы? Но как? Что вы можете сделать?

– Разве Юстик и Годолфин сообщили вам, как они собираются меня ловить?

– Нет.

– Вот и я не стану рассказывать, как я намерен от них ускользнуть.

– Неужели вы думаете, что я…

– Я думаю, что вам пора вытаскивать удочку – у вас клюет.

– Это вы нарочно придумали.

– Ничего подобного. Если не хотите, дайте мне.

– Нет-нет, я буду вытаскивать.

– Тогда начинайте потихоньку подтягивать бечеву.

Дона машинально, без всякой охоты взялась за бечеву, но, почувствовав на другом конце тяжесть, заработала быстрей. Мокрая бечева витками ложилась ей на колени и на босые ступни. Она оглянулась и, улыбнувшись ему через плечо, прошептала:

– Она там, на крючке, я чувствую, как она бьется.

– Главное, не спешите, – спокойно ответил он, – а то сорвется. Вот так, а теперь медленно подводите к лодке.

Дона не слушала его. Она вскочила, на секунду выпустив бечеву из рук, снова схватила ее и дернула что было сил – у поверхности воды мелькнул белый рыбий бок, затем бечева внезапно ослабла, рыба вильнула в сторону и ушла на глубину. Дона огорченно вскрикнула и с обидой взглянула на него.

– Сорвалась, – проговорила она. – Какая досада!

Он посмотрел на нее и рассмеялся, тряхнув головой.

– Не стоит так волноваться.

– Вам хорошо говорить, – ответила она, – а я уже чувствовала, как она трепыхается на крючке. Мне так хотелось ее поймать!

– Поймаете другую.

– У меня вся бечева запуталась.

– Давайте я распутаю.

– Нет… я сама.

Он снова взялся за удочку, а она разложила на коленях влажный, спутанный клубок и попыталась развязать бесчисленные узелки и петельки, но, чем больше старалась, тем сильней их запутывала. Вконец раздосадованная, она хмуро посмотрела на него. Он не глядя протянул руку и переложил клубок к себе на колени. Она ожидала, что он будет над ней смеяться, но он молча принялся разматывать клубок, осторожно вытягивая длинную мокрую бечеву, а она откинулась на борт и стала следить за его работой.

Небо на западе зарделось яркими полосами, на воду легли золотистые пятна. Река с тихим журчанием обтекала лодку и неслась дальше, к морю.

Чуть ниже по течению семенил вдоль берега одинокий козодой. Неожиданно он поднялся в воздух и, коротко свистнув, скрылся из глаз.

– Скоро мы будем ужинать? – спросила Дона. – Вы обещали, что разожжете костер.

– Ужин нужно сначала выловить, – ответил он.

– А если мы ничего не выловим?

– Значит, и костра не будет.

Она замолчала. Он продолжал работать, и вскоре бечева, словно по волшебству, ровными и аккуратными кольцами легла на дно лодки. Он перекинул ее за борт и подал ей конец.

– Спасибо, – удрученно пробормотала она, робко глядя на него. В глазах его мелькнула знакомая затаенная улыбка, и, хотя он ничего не сказал, она поняла, что улыбка предназначена ей, и на душе у нее сразу сделалось легко и весело.

Они продолжали удить. Где-то вдали, на другом берегу, выводил свою задумчивую нежную прерывистую песенку дрозд.

Дона сидела рядом с французом и думала о том, что ей еще никогда не было так хорошо и спокойно, как сейчас. Благодаря его присутствию, благодаря окружающей их тишине тоска, вечно терзающая ее и поминутно рвущаяся наружу, наконец улеглась. Состояние это казалось ей странным и необъяснимым.