При воздействии в горизонтальной манере, Б сагитирует остальных членов группы бойкотировать торговый бизнес А, а возможно и не только бизнес, а и отказывать в поддержке со стороны группы в более широком смысле. При всей гуманности, этот путь труднее и «тоньше» — можно потерпеть неудачу в агитации, или столкнуться со «штрейкбрейхерами» позже. Однако, при успехе такого воздействия, горизонтальность отношений в группе будет поддержана и усилена — ведь единственным способом избежать такого рода санкций будет честный (по крайней мере — по отношению к «своим») бизнес. К сожалению, этот путь малореален, если А является монополистом, услуги или товар которого незаменимы; не зря в современной экономике такое большое значение придаётся демонополизации — наличие конкуренции позволяет наказывать мошенников, не прибегая к персональным поединкам — выказыванию персональных претензий, пусть даже с помощью специальных общественных органов. Такой поединок вполне может выиграть и мошенник, если его вертикальный ранговый потенциал (бойцовские качества) будет выше, чем у предъявителя претензий. Даже в суде. Уход же к конкуренту можно сделать вовсе не обладая бойцовскими качествами; однако, поскольку число Данбара не резиновое, этот путь тоже становится ненадёжным, если разнообразие такого рода субъектов становится слишком велико. Тем не менее — такой способ наказания мошенников остаётся более важным для поддержки ГК, чем конфликт — ибо это суть вертикальный способ выяснения отношений.

Иногда высокая активность модуля наказания мошенников выражается в том, что в англоязычной литературе называется «costly punishment» (дорогостоящее наказание) — готовность идти на личные жертвы ради только лишь наказания мошенников. Это, пожалуй, одно из самых ярких проявлений долгосрочности горизонтального поведения — ведь наказующий несёт немедленные и существенные убытки, ничего не приобретая взамен, даже реципрокальной репутации. «Возврат долга» осуществляется через нормализацию горизонтальной атмосферы в группе, а не персонифицированно так или иначе: это и долго, и крайне неконкретно; вплоть до того, что наказующему не достаётся вообще ничего и никак. В качестве примера такого вот экстремального «дорогостоящего наказания» можно упомянуть средневековых самураев, иногда публично совершавших сэпуку (ритуальное самоубийство) у стен императорского дворца, чтобы разоблачить несправедливость мошенника, которого нельзя было наказать законным способом — например, если это высокопоставленный вельможа. Считалось, что совершая сэпуку, самурай доказывал тем свою предельную честность и чистоту помыслов — то есть, высокую репутацию в рамках ГК, и стало быть — достоверность информации о мошенничестве обвиняемого.

Выражается в стремлении к снабжению других участников группы ресурсами, информацией и услугами. Находит своё выражение во всевозможных подарках, прочих любезностях и помощи. Хрестоматийный пример — взаимный грумминг (выбирание кожных паразитов) у приматов.

Будучи инстинктивными, эти действия нередко оказываются довольно-таки бестолковы — отправители услуг и ресурсов как правило склонны дарить не то, что нужно получателю, а то, что проще, выгоднее, понятнее, или интереснее дарителю (вспомним, хотя бы «Демьянову уху»); причём, как правило это делается совершенно искренне, и даже чистосердечно — хотя и случаи явной и осознанности фальсификации ценности подарка или услуги отнюдь не редки. И степень этой бестолковости зависит от эффективности работы модуля рефлексии, о котором — чуть далее; успешность же рефлексирования прямо связана с ментальными способностями группы; высокая сообразительность позволяет не только более точно прогнозировать ситуации, но и успешнее рефлексировать на предмет фактических потребностей получателей подарков и услуг.

Дружба — это как раз одно из проявлений работы этого модуля; пожалуй, наиболее яркое и воспеваемое воплощение горизонтальных отношений.

Модуль одаривания тесно связан с модулем выявления мошенников, ибо «вычислить» вероятность ответной любезности, без опоры на репутацию участников невозможно. Не тестировать же их на «детекторе лжи»! Другими словами — готовность к оказанию какой-то услуги или дара является пропорциональной высоте репутации визави, потому-то репутация так важна, и так часто фальсифицируется. Все мы гораздо охотнее даём что-либо в долг человеку не просто знакомому, а человеку, которого помним как пунктуального возвращателя долгов, и который сам готов нам одолжить что-либо при необходимости. Но крайне неохотно — явному пропойце, который, скорее всего, одолженное не вернёт. А если и даём, то лишь потому, что он выражает свою «просьбу» с явно вертикальными интонациями, говорящими о его высокой готовности пойти на конфликт и с людьми, и с законом. Но это уже другая тема…

Этот модуль фактически является модулем контроля, направленным «внутрь», и побуждает заботиться о должной высоте своего репутационного имиджа в группе. Его работа выражается в форме самокритики, «совестливости», чувства долга, стремлению к «собственной нужности» для группы, и т. п. Другими словами — действий, направленных на опережающее повышение (по крайней мере — не понижение) своей репутации в группе. Модуль репутации, по сути дела, является развитием эволюционной фобии — превентивного страха каких-то санкций за причинение ущерба группе или недостаточный вклад в её процветание. Или, если образно, то модуль совести — это модуль «я плохой, и это плохо».

Этот модуль побуждает отдавать больше, чем получать, не злоупотреблять помощью со стороны других, и тем самым сдвигать свой репутационный баланс в положительную сторону. Обратим внимание на его противопоставленность модулю самоутверждения, работающему «с точностью до наоборот»; собственно, он противопоставлен и близкому к самоутверждению модулю самооценки (любви к себе), описанном нами при описании инстинкта самосохранения. Личность с высокой самооценкой мало стесняется просить о помощи и поддержке, хотя и, возможно, оформляет эту просьбу в соответствии с требованиями законов и обычаев ГК. Личность же с низкой самооценкой старается не прибегать к поддержке других людей даже тогда, когда ей это действительно нужно, и тогда, когда она её, по объективной оценке, честно заработала. Но заниженная субъективная оценка «нашёптывает» ей, что этого мало, и напрягать других людей своими проблемами ей не следует.

Сама по себе самокритичность и совестливость не являются неотъемлемо присущими именно ГК; низкоранговым членам ВК тоже присущ аналогичный страх наказаний — но уже за недостаточно эффективное умиротворение вышестоящего, что где-то как-то сходно с недостаточности вклада в общее дело. Это сходство заставляет предполагать, что данный модуль является развитием модуля умиротворения, и произошёл именно от него.

Данное здесь определение совести весьма не совпадает с бытовым определением совести, противопоставляемым служению «по страху». На самом деле, противопоставлять их не следует. Вся разница между ними — в степени сознательности или подсознательности этого страха; при этом совесть, будучи глубоко подсознательной, субъективно далеко не всегда ассоциируется со страхом, хотя, в основе, является именно им. Человеку «неловко» — «что скажут люди?». А чем чревато то, что они скажут что-то не похвальное? В конце концов — отказом в поддержке. А это, в известных условиях, действительно страшно.

Совесть — один из модулей инстинкта ГК; т. е. в своей основе она обусловлена генетически. И как и всякая генетически обусловленная особенность, она инерционна и стохастична. Стало быть, она может, с какой-то вероятностью проявить себя даже в условиях, этому, казалось бы, никак не способствующих. Например, у царей, и прочих лиц, занимающих верхи жёстко вертикальных иерархических пирамид. Да, добрые и самокритичные цари бывают. Иногда. Но частоты таких случаев достаточно лишь для поддержания легенд о них, но никак не достаточно для того, чтобы можно было бы обойтись без горизонтальных воздействий на сих последних. При отсутствии должной подпитки кончается всё. Даже совесть.