24 августа осажденные со стен заметили, что большая часть вражеского войска уходит. Это означало, что с левой стороны Днепра уже подходило русское войско. Воспрепятствовать переправе русских сначала отправился крымский хан со своей ордой, а вслед за ним и Ибрагим-паша с большей частью своих сил. А чтобы сбить с толку осажденных, турки усилили обстрел Чигирина и имитировали подготовку штурма.
Целый день 25 августа турки и татары, заняв правый берег Днепра, вели огонь из пушек и мушкетов, не давая русскому войску переправиться через реку. Но казаки по приказу гетмана на лодках спустились по Днепру, вышли на правом берегу и зашли в тыл противнику, так что туркам и татарам пришлось отстреливаться с двух противоположных сторон. С наступлением темноты русское войско благополучно переправилось на правый берег Днепра, и на рассвете 26 августа турки с изумлением увидели большие силы противника.
В 3 часа утра 29 августа турки зажгли свой лагерь. Увидев это, осажденные выслали на разведку отряд. Вернувшись, разведчики доложили, что все траншеи и апроши противника пусты. В одном закоулке они нашли только одного спящего турка, которого, видимо, товарищи забыли разбудить.
За время осады Чигирина было убито 800 казаков, 150 стрельцов и 48 других русских, и раненых было очень много. Турок же, по сведениям осажденных, убито 6 тысяч человек.
О причинах снятия осады с Чигирина турецкий историк Фундуклулу писал в «Хронике Силахдара»: «Силы Ибрагим-паши, командовавшего турецкими войсками, осаждавшими крепость, истощились в неудачной борьбе с русскими, которые блистательно отражали все приступы и, совершая вылазки, наносили туркам чувствительные удары. Тогда крымский хан Селим-Гирей со свойственной ему искренностью дал Ибрагим-паше совет вывести из окопов войска, собрать артиллерию и пойти прямо по спасительному пути отступления. На военном совете предложение паши было признано благоразумным. Кади-аскер (военный судья) составил протокол, осада была снята, и войска быстро двинулись в обратный путь…»[10]Мехмед IV был страшно разгневан. По сведениям того же Фундуклулу, «Ибрагим-пашу, прибывшего из-под Чигирина с докладом, султан принял сурово и накричал на него: „Пошел, старый пес! Не мог ты взять такой ничтожной крепостенки, как Чигирин, возвратился прогнанным. Сколько истратил на ветер казны? Что у тебя войска, что ли, мало было? Или у тебя не было пушек и снарядов? Что же было тому причиной?“ Ибрагим-паша ссылался на неприступность крепости и на то, что он прекратил осаду по совету крымского хана, с согласия всех военачальников. Султан пришел в ярость от такого заявления и закричал: „Возьмите прочь этого гяура!“
Ибрагим-пашу по приказу султана заключили в тюрьму Еди Куллэ. Султанский гнев не миновал и крымского хана Селим-Гирея: он был смещен с престола и сослан на остров Родос»[11].
Хотя при форсировании русскими и казаками Днепра генерального сражения не было, потери с обеих сторон были серьезными. Одни русские потеряли 2460 человек убитыми и до 5 тысяч ранеными. Русско-казацкое войско не решилось преследовать турок и простояло некоторое время у Чигирина.
9 сентября 1677 г. Ромодановский и Самойлович приказали войску идти обратно к Днепру и переправляться на левый берег. Там они встретили другое войско, шедшее на подмогу. Командовал им боярин князь Василий Васильевич Голицын. Предводители отвели свои войска каждый к своим местам: Ромодановский — в Курск, гетман Самойлович — в Батурин, а Голицын — в Путивль.
В Москве и Батурине понимали, что турки не успокоятся и будущим летом следует ожидать нового нападения на Чигирин. Московские бояре послали к Самойловичу стольника Василия Тяпкина с предложением разрушить Чигирин до основания и тем предотвратить его захват неприятелем. Гетман на это ответил: «Если Чигирин будет содержаться крепко под царскою рукою, то и обе стороны Днепра будут пребывать в верности великому государю; если же Чигирин разорить, то уж лучше прежде сказать украинскому народу, что он царю не надобен, а потому-то Чигирин разоряется, либо неприятелю отдается! У нас в народе говорят: за кем Чигирин, за тем и Киев, а за тем и все мы в подданстве. Засядет в Чигирине Юраска — все те, что с правой стороны к нам сюда перешли, пойдут к нему опять на правую сторону, и нам трудно будет их удержать. Если же, Боже сохрани, овладеют Чигирином турки и посадят там своих людей, тогда царь турецкий велит брать запасы с сей стороны Днепра и все наши малороссийские города станут поневоле отдавать ему послушание. Тогда и в великороссийские города проста будет туркам дорога! Вот и теперь уже козаки только того и ждут, чья сторона верх возьмет в Чигирине»[12].
Гетман убедил московское правительство, и было решено защищать Чигирин до последнего. Новым воеводой назначили туда окольничего Ивана Ивановича Ржевского, а инженером при нем — шотландца Петра (Патрика) Гордона, а им под начало дали пять стрелецких приказов и севский драгунский полк.
Параллельно Москва попыталась уладить дела с османами дипломатическим путем. В декабре 1677 г. в Константинополь отправилось русское посольство: стольник Афанасий Поросуков, подьячий Федор Старков и толмач Григорий Волошанинов. Им поручалось вручить султану грамоту, извещавшую о вступлении на престол нового царя Федора Алексеевича. В грамоте была «укоризна» султану за посылку войска к Чигирину и напоминание царя «об исконной прежней дружбе». В ходе переговоров с визирем Поросуков доказывал, что Малороссия «исстари» принадлежит России, а потому для войны причин нет.
Поросуков имел встречу с русским резидентом, а по совместительству — константинопольским патриархом. Тот заявил, что «желает всякого добра великому государю, как себе царства небесного, а о замыслах неприятеля креста Христова объявляет: султан Турецкий, имея чрево свое бусурманское ненасыщенное, устремляется этим летом с войсками своими поганскими и желает из-под державы его царского величества владения Петра Дорошенка отобрать, а потом и всею Украйною овладеть».
Поросуков спросил и о Юраске Хмельницком, по его ли патриаршему благословению монашество с того снято. Патриарх ответил: «Хмельницкий снял с себя монашество своевольно, желая себе столько же освобождения из неволи, сколько княжения и гетманства. По его наущению визирь несколько раз присылал ко мне с просьбами и угрозами, чтоб я с Юраски монашество снял, на княжение Малороссийское и гетманство Запорожское его благословил; но я от этого принуждения освободился подарками и Юраску к себе не пустил».
Оценим дипломатию старого резидента.
В целом миссия Поросукова окончилась провалом, и в 1678 г. война возобновилась. Замечу, что начали ее обе стороны совершенно бездарно.
Окольничий Ржевский прибыл в Чигирин 17 марта 1678 г., но не нашел там ни хлеба, ни войск, а «разбитые стены и пустые житницы». В таком состоянии город могли взять и одни татары. Но у басурман был тот же бардак, что и у нас. В итоге турки явились под Чигирин лишь 9 июня, когда туда уже доставили и войска, и продовольствие.
В начале осады воевода Ржевский составил полный список полков, вошедших в гарнизон Чигирина: драгунский полк (776 человек) и пехотный полк Патрика Гордона (733 человека), три стрелецких полка (1695 человек), сумские казаки (300 человек), казаки Ахтырского полка (1200 человек), а также ряд малых команд. Таким образом, в верхнем городе оказалось 5550 русских ратных людей, а в нижнем городе дислоцировалось три казачьих полка: Гадячский (4850 человек), Чигиринский (340 человек) и Сердюцкий (867 человек); кроме того, рота польских драгун (96 человек) и рота Бориса Корсакова (896 человек) — всего 7049 человек, в основном казаков. Общая численность гарнизона Чигирина, таким образом, составила 12 599 человек.
По данным Патрика Гордона, «в Чигирине в то время находилось 2000 пудов пороха, не считая того, который имел еще каждый полк особо. Разного рода ядер было 3600. Не было только большого запаса бомб, именно их было менее 500 и всего 4 мортиры. Ручных гранат было 1200 штук. В замке было четыре 14-фунтовых длинных пушки. Кроме того, было 6 больших пушек, стрелявших ядрами в 8–10 фунтов, 8 меньших, 14 полковых, 14 коротких для стрельбы картечью, 8 шлангов, стрелявших двух- или трехфунтовыми ядрами, и 11 старых железных пушек разного калибра. Хотя мортир и было 6, но пригодными для употребления оказались только 4, из которых 2 были железные. Внизу в городе было только 15 пушек разного калибра, причем большая часть их были железные»[13].
10
10 Цит. по: Каргалов В. В. Полководцы XVII в. М.: Патриот. 1990. С. 371–372.
11
11 Там же. С. 404–405.
12
12 Костомаров Н. И. Руина. Мазепа. Мазепинцы. Исторические монографии и исследования. М.: Чарли, 1995. С. 331.
13
13 Цит. по: Каргалов В. В. Полководцы XVII в. С. 386.