— Хелло, ты сегодня рано, — сказала Эдна, которая занималась цветами в гостиной.
— Да, — ответил он. — Я заранее привел все в порядок в конторе. Пожалуй, я займусь составлением маршрута. Я с нетерпением ожидаю поездку на север.
— Я так рада, — сказала она. — Я боялась, что тебе надоело каждый год ездить в Шотландию. А у тебя совсем не усталый вид. Ты давно так хорошо не выглядел.
Она поцеловала его в щеку, и он тоже поцеловал ее, очень довольный. Улыбаясь, он пошел подбирать свои карты. Она не знает, что ее муж — гений.
Появились Альхузоны и как раз садились обедать, когда зазвонил колокольчик у парадной двери.
— Кто бы это мог быть? — воскликнула Эдна. — Только не говори мне, что мы пригласили кого-то еще и начисто забыли об этом.
— Я не оплатил счет за электричество, — сказал Фентон. — Прислали отключить нас, и мы останемся без суфле.
Он застыл над цыпленком, которого разрезал, и Альхузоны рассмеялись.
— Я схожу, — сказала Эдна. — Не смею отрывать Мэй от кухни. Теперь вы знаете меню — это суфле.
Через несколько минут она вернулась, и на лице ее было написано недоумение и озадаченность.
— Это не электрик, это полиция, — сказала она.
— Полиция? — переспросил Фентон.
Джек Альхузон погрозил пальцем.
— Я так и думал, — сказал он. — На этот раз ты допрыгался, старина.
Фентон положил нож для нарезания мяса.
— Серьезно, Эдна, что им нужно? — спросил он.
— Понятия не имею, — ответила она. — Один — обычный полицейский, второй, по-моему, тоже, но только в штатском. Они хотят побеседовать с хозяином дома.
Фентон пожал плечами.
— Вы продолжайте, — обратился он к жене. — Попробую отделаться от них. Возможно, они перепутали адрес.
Он вышел из столовой в переднюю, но как только увидел полицейского в форме, выражение его лица изменилось. Он узнал человека, наблюдавшего за ним на набережной Виктории.
— Добрый вечер, — сказал он. — Что вам угодно?
Человек в штатском взял инициативу в свои руки.
— Вы случайно не проходили через парк Челсийского инвалидного дома сегодня во второй половине дня, сэр? — осведомился он. Оба пристально смотрели на Фентона, и он понял, что отрицать бесполезно.
— Да, — сказал он, — да, проходил.
— У вас в руках был сверток?
— Кажется, был.
— Вы бросили этот сверток в мусорную урну у входа на набережную, сэр?
— Да, бросил.
— Не затруднит ли вас сказать нам, что было в свертке?
— Понятия не имею.
— Я могу иначе сформулировать вопрос, сэр. Не могли бы вы сказать нам, откуда у вас этот сверток?
Фентон колебался. Куда они клонят? Не нравится ему их метод допроса.
— Не понимаю, какое это может иметь к вам отношение, — сказал он. — Бросать мусор в урну никому не возбраняется, не так ли?
— Не всякий мусор, — сказал человек в штатском.
Фентон перевел взгляд с одного на другого. У них были серьезные лица.
— Не возражаете, если я задам вам вопрос? — сказал он.
— Нет, сэр.
— Вы знаете, что было в свертке?
— Да.
— Вы хотите сказать, что этот полицейский — помнится, я проходил мимо него, когда он был на посту, — фактически преследовал меня и вынул сверток, после того как я бросил его в урну?
— Верно.
— Весьма необычный поступок. Полагаю, он принес бы гораздо больше пользы, если бы занимался своими прямыми обязанностями.
— Дело в том, что в его прямые обязанности как раз и входит наблюдение за людьми, которые ведут себя подозрительно.
Фентон начал раздражаться.
— В моем поведении не было абсолютно ничего подозрительного, — заявил он. — Дело в том, что сегодня днем я собрал всякое барахло в своей конторе — у меня привычка выбрасывать мусор в реку по пути домой, а заодно кормить чаек. Сегодня я собирался, как обычно, выбросить свой пакет, как вдруг заметил, что вот этот полицейский смотрит в мою сторону. Мне пришло в голову, что, наверно, воспрещается выбрасывать мусор в реку, и я решил бросить его в мусорную урну.
Двое мужчин продолжали пристально смотреть на него.
— Вы только что заявили, что не знаете, что находилось в свертке, — сказал человек в штатском, — тогда как сейчас утверждаете, что там был мусор из конторы. Какое утверждение верно?
У Фентона появилось ощущение, что его загоняют в угол.
— Оба утверждения верны, — огрызнулся он. — Этот сверток мне завернули сегодня в конторе, и я не знаю, что туда положили. Иногда они кладут черствое печенье для чаек, и тогда я разворачиваю сверток и бросаю птицам крошки по пути домой, как уже говорил вам.
Нет, не пройдет, это видно по их застывшим лицам. Действительно, все это звучит неубедительно: мужчина средних лет собирает мусор, чтобы выбросить его в реку по пути домой из конторы, точно так же, как маленький мальчик бросает с моста ветки, чтобы посмотреть, как они выплывут с другой стороны. Но он не смог придумать экспромтом ничего лучше, и теперь надо придерживаться этого варианта. В конце концов, тут нет ничего противозаконного, в худшем случае его можно назвать эксцентричным.
Полицейский в штатском промолвил лишь:
— Прочтите ваши записи, сержант.
Человек в форме вынул свою записную книжку и прочел:
— «Сегодня в пять минут седьмого я прогуливался по набережной Виктории и заметил, что какой-то мужчина на противоположной стороне улицы как будто собирается выбросить в реку сверток. Он увидел, что я наблюдаю за ним, и быстро пошел дальше, затем оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, наблюдаю ли я еще за ним. Его поведение было подозрительным. Затем он подошел к входу в парк Челсийского инвалидного дома и, украдкой оглядевшись, бросил сверток в мусорную урну и поспешно удалился. Я подошел к урне и вытащил сверток, а затем последовал за этим мужчиной к Эннерсли-сквер, 14, куда он и вошел. Я отнес сверток в полицейский участок и передал его дежурному. Мы вместе осмотрели сверток. В нем находилось тело недоношенного новорожденного младенца».
Он захлопнул записную книжку.
Фентон почувствовал, как из него уходит вся его сила. Ужас и страх слились в одно густое неодолимое облако, и он рухнул на стул.
— О господи, — сказал он. — О господи, что случилось?
Сквозь облако он увидел Эдну, глядящую на него из открытой двери столовой, а за ней — Альхузонов. Человек в штатском говорил:
— Я вынужден попросить вас проехать с нами в участок и дать показания.
5
Фентон сидел в кабинете инспектора полиции. За письменным столом сидел сам инспектор, здесь же находились полицейский в штатском, полицейский в форме и кто-то еще, видимо врач. Здесь же была и Эдна — он особенно настаивал на том, чтобы присутствовала Эдна. Альхузоны ждали на улице. Фентона ужаснуло выражение лица Эдны: она явно не верит ему. Не верят и полицейские.
— Да, это продолжается шесть месяцев, — повторил он. — Когда я говорю «продолжается», я имею в виду свою живопись, больше ничего, абсолютно ничего… Меня охватило желание писать… Я не могу это объяснить. Никогда не смогу. Это просто нашло на меня. И под влиянием порыва я вошел в ворота дома № 8 на Боултинг-стрит. К дверям подошла женщина, и я спросил, не может ли она сдать комнату. После разговора, длившегося несколько минут, она сказала, что комната есть — это ее собственная комната в цокольном этаже. К домовладельцу это не имеет отношения — мы условились ничего не говорить домовладельцу. Итак, я снял эту комнату и ходил туда каждый день в течение шести месяцев. Я ничего не говорил об этом своей жене… Думал, она не поймет.
Он в отчаянии повернулся к Эдне, а она просто сидела, пристально глядя на него.
— Я признаю, что лгал. Лгал дома, лгал в конторе. Я говорил в конторе, что у меня контакты с другой фирмой, что я хожу туда днем, а жене говорил — подтверди, Эдна, — жене говорил, что поздно задерживаюсь в конторе либо что играю в бридж в клубе. На самом деле я каждый день ходил в дом № 8 на Боултинг-стрит. Каждый день.