– Я не совсем понял, – после негромкого покашливания раздалось у меня за спиной, – так вы знакомы, что ли?

– Ага, – не выпуская рыдающую девушку из объятий и полуобернувшись к нему, отвечаю я, – старые приятели, почти что друзья детства.

А потом легонько провожу ладонью по волосам девушки.

– Тебя хоть как зовут, блондинка?

– Женька, – хлюпает носом та.

– А меня – Борис. Вот и познакомились…

Так, и что теперь? Да ничего! Мне фраза: «Мы в ответе за тех, кого приручили» – в душу накрепко запала еще лет в пять, когда мне мама «Маленького принца» вслух читала. Легонько прижимаю пальцем кнопку висящей на ухе радиогарнитуры:

– Хохол – Алтаю-11. Хохол, Хохол – Алтаю-11… Прием!

Да уж, пора бы как-то вопрос с позывными утрясти. Раньше в Отряде рации только у комсостава были, тем и штатных позывных хватало. Теперь – «короткая» связь почти у всех, а вот над вопросом позывных мы пока как-то не подумали…

«Сам ты хохол, – обиженно сопит в эфире Солоха. – Хотя нет, какой ты, в баню, хохол – кацап ты… На приеме, блин!»

– Высказался? – ехидно интересуюсь я.

«Угу, – все еще недовольным голосом бурчит Андрей. – Что там у тебя?»

– Вы с машиной закончили?

«А что?»

Не, блин, он действительно не хохол. Он самый настоящий еврей! Иначе с чего бы ему вопросом на вопрос отвечать?

– Значит, слушай боевую задачу, «хохол, который не хохол». Выясни там, на КПП, где тут медрота, и чтоб через две минуты уже был здесь. Мы отсюда с компанией поедем, человека нужно до нашего «Хантера» проводить… Как принял?

«Так, может, я лучше Тимура пришлю? Он молодой, вот пусть и побегает… А что за человек?»

– Та самая барышня, из-за которой тебя в офисном центре чуть не съели.

«А-а-а! Нет, тогда я лучше сам. Сейчас буду, отбой связи!»

– Отбой.

Девушка, начавшая понемногу успокаиваться, наконец перестает мочить мою «горку» и поднимает на меня взгляд.

– Нормально все, Женя. Уезжаешь с нами.

Пока я сижу и, в ожидании Солохи, успокаиваю тихо плачущую блондинку, Раченков со смущенной физиономией мнется неподалеку. Он, судя по роже свекольного цвета, смущен и не знает, что делать. Как я его понимаю! Сам при виде плачущей женщины, как тот слон из мультфильма про Колобков, теряю волю и впадаю в ступор. Разве что, в отличие от Лехи, не краснею.

– Нет, прапорщик Грошев, ты все-таки чудовище! – Солоха еще и к крыльцу не подошел, а уже поддевает. – Всего несколько минут с девушкой общаешься, а уже до слез довел! Все, забираю я ее у тебя. Не достоин ты…

Все-таки молодец Андрюха: недаром у него в семье три девки растут, да жена в нагрузку прилагается. Сейчас он нашу блондинку заговорит-зашутит, отвлекая от всего пережитого. Прямо стихийный психолог.

– Идемте-идемте, девушка, а то этот гоблин вас еще чему плохому научит.

– Постой! – Уже почти пошедшая с ним Женя вдруг останавливается и смотрит на меня. – А девочки наши как же?

– Не переживай, Женя, думаю, еще пара-тройка дней – и не только девочки твои, но и вся остальная база вслед за тобой переедет.

– Вообще-то меня все Женькой зовут…

Надо же, кажется, это ее первая в мой адрес улыбка за все время нашего знакомства. Даже не улыбка, а слабый на нее намек. Но и это уже немало, а то сначала она была перепугана до круглых глаз, потом рыдала… Уже прогресс!

– Ну, значит, Женька, – широко улыбнулся я в ответ.

– Так, стоп, а вот с момента «вся база переедет» давай подробнее, – плотно берет меня в оборот Раченков, едва Солоха, бережно, будто древнюю китайскую вазу, придерживающий девушку, отошел от нас метров на двадцать.

Вздохнув, растираю напряженную шею. Разговор мне сейчас предстоит нелегкий, а кротостью нрава Леша Раченков, несмотря на его добродушный и даже простоватый вид, не отличался даже во времена своего лейтенантства. Боюсь, по мере вырастания в полковники характер у него вряд ли улучшился.

– В общем, Алексей, не подумай, что мы – стервятники, прилетевшие на чужое горе. Задание поговорить на эту тему с тобой и со скоропостижно нас покинувшим господином Кондаковым я получил еще позавчера, а озвучить должен был вчера днем, да вот подзадержался…

Нехороший прищур глаз Раченкова понемногу разглаживался по мере моего рассказа о том, какую банду мы расколошматили вчера возле Осинников, и куда, а главное – зачем эта банда направлялась. Мужик он опытный, видавший виды, и потому отлично понимает, чем могло закончиться ночное противостояние, если бы в какой-нибудь наиболее подходящий момент в тыл софринцам ударили бы «сыны гор».

– Ладно, старший разведчик Грошев, тот факт, что ты былинный герой и спас свою родную вэчэ от предательского удара в спину, считаем подтвержденным. Дальше что?

Блин, хороший вопрос…

– Знаешь, Алексей, разговор будет не быстрый, да и не для посторонних ушей, как мне кажется. Пойдем, присядем где-нибудь…

п. Ашукино, войсковая часть 3641 – г. Сергиев Посад,

1 апреля, воскресенье, день – вечер

Всем своим видом Раченков сейчас выражает глубочайшую задумчивость: локти уперты в столешницу, пальцы крепких рук сцеплены в замок, на который он сверху пристроил подбородок, взгляд слепо буравит какие-то графики и схемы под листом слегка помутневшего от времени оргстекла. Мысли его сейчас явно где-то далеко… Пока «Чапай думает», я осматриваюсь в кабинете бывшего командира. Хотя сидим мы тут уже минут сорок, раньше слегка другим занят был. Как один киношный бандит говорил: «Разговоры разговаривал и базары базарил». Теперь собеседник мой взял тайм-аут, а я осматриваюсь.

Во время ночного боя тут явно было «весело»: сквозь оконные проемы по комнате, слегка шевеля побитые пулями, криво висящие жалюзи, гуляет не по-мартовски теплый и чрезвычайно зловонный ветерок. Вот нет в жизни справедливости: если б не это тошнотворное амбре, денек был бы просто отличный – солнце, тепло, ветерок легкий… Сиди и получай удовольствие, хапай витамин D всем измученным зимой организмом. А тут – впору противогаз на рожу натягивать, причем такой, как у пожарных, изолирующий – который не «забортный» воздух фильтрует, а свой собственный вырабатывает. Стекол в рамах нет, только по краям щерятся, поблескивая на солнышке острыми краями, небольшие сколы. Зато в угол и под стену небрежно, будто ногой (хотя почему «будто», скорее всего, именно ею, родимой, веника я поблизости что-то не наблюдаю), сметена впечатляющих размеров куча осколков битого стекла и отливающих красной медяшкой пулеметных гильз. Которых, кстати, много, очень много. Оттуда же, из груды осколков и гильз, торчит хвост уже пустого звена пулеметной ленты. Рядом с ножкой стола лежит на боку перевернутый короб на две сотни патронов. Тоже пустой. А вот пулемета не видать – унесли уже. И то дело, что ему теперь в начальственном кабинете делать? Порезвился начальник – и будя, хорошего понемногу. Не царское это дело – по супостату из кулямета…

Мебели тоже досталось. Спинка простенького черного офисного стула, на котором я устроился, в двух местах прострелена навылет. Да и в сидушке одно весьма характерное отверстие имеется. Думаю, рикошетом от потолка прилетело. Из полированных стенок шкафов торчат кое-где куски ломаной фанеры, из стеклянных дверец уцелела каким-то чудом лишь одна, многочисленные книги и папки-скоросшиватели, что раньше стояли на полках, теперь лежат неаккуратной грудой на полу. Перепало и висящему на стене портрету гаранта Конституции… Блин, будто специально целился неизвестный стрелок – точно между глаз пулю вогнал. Снайпер, маму его с ратуши… Или правда специально? Не, вряд ли. Третий этаж: снизу не то что портрет, даже стену, на которой он висит, не видно. Разве только потолок кабинета. Так что – бывают совпадения…

Алексей наконец выходит из своей мрачной медитации:

– Значит, предлагаешь все бросить и перебираться к вам?

– Ну, во-первых, не я предлагаю… Это совместное предложение командира Отряда, комполка вэвэров из Краснозаводска и начальника тех фэбэсов, что на ГАЭС засели. Я только их слова передаю…