— Но… не кажется ли вам, что это несколько… неосторожно?

Малькольм пожал широченными плечами.

— Тот, кому взбредет в голову меня ограбить, может заранее заказать место в больнице или на кладбище. На вид я добрый малый и в глубине души согласен с тем, что так оно и есть, но не всегда, понятно? Так… А что, если я сейчас отправлюсь в свою комнату? Надо же привести себя в порядок с дороги!

— Конечно.

Сэм позвонил, и появился Эдмунд.

— Приготовь номер семнадцатый для мистера Мак–Намары.

При виде двух огромных чемоданов слуга открыл рот от изумления и тихо спросил:

— Такелажник я, что ли?

Сэм разозлился.

— Держи язык за зубами, Эдмунд, и живо отнеси багаж в номер.

Эдмунд взялся за ручки чемоданов, но, как ни старался, так и не смог приподнять их больше чем на несколько сантиметров, да и то был вынужден тут же их отпустить.

— Знаете, что я вам скажу, хозяин? Будь я в состоянии оттащить эти штуки на третий этаж, живо побежал бы в федерацию тяжелоатлетов и записался на ближайшие Олимпийские игры.

Шотландец сам взял чемоданы и сказал слуге:

— Покажите мне дорогу, старина.

Не успел Мак–Намара подняться на несколько ступенек, как Блум окликнул его:

— Мистер Мак–Намара!

Колосс обернулся.

— Я хочу сказать вам, как я счастлив, что вы выбрали именно мою гостиницу. Вы мне очень нравитесь!

Как только Сэм увидел, что слуга спускается по лестнице вниз, он буквально набросился на телефон.

— Алло! Том? Это Сэм… Позовите Дункана. Это очень срочно. Мистер Дункан? Это я, Сэм… Послушайте, здесь у меня поселился потрясающий феномен. Явился из Томинтула, это какая–то дыра в Шотландии. И имейте в виду, прогуливается с пятью тысячами фунтов в кармане, просто потому что не доверяет банкам. Невероятно, да? Собирается купить машинки для стрижки овец на весь свой кооператив, он там у них казначей… Как он сюда попал?.. Очень забавно. Объехал несколько гостиниц, но счел их слишком дорогими. Слышали бы вы его перебранку с таксистом! И парню удалось–таки не дать на чай! Нет, Джек, это не тот тип, с которым можно сцепиться один на один, разве что у тебя в каждой руке по пистолету да еще в зубах тесак. Представляете, что я имею в виду? Но, Джек, ведь это пять тысяч фунтов! Двадцать пять процентов за комиссию, согласны? Проще всего отправить сюда Патрицию, она его в одну секунду обработает. Ну да, этот парень совсем младенец! Клянусь вам! Слушайте, Джек, вы помните старуху Люси Шеррат, да? Ну так вот, он счел ее самой красивой женщиной на свете! И собирался идти за ней по всему Сохо, играя на волынке, потому что, видите ли, у них в Томинтуле принято так ухаживать за девушкой. Так что, когда он увидит Патрицию… Согласен, Джек, я думаю, это будет удачный денек, но, самое главное, выбирайте ребят покрепче и, пожалуй, не меньше троих.

Когда шотландец спустился в холл, Патриция еще не пришла. Блуму надо было как–то задержать гостя.

— Мистер Мак–Намара, я надеюсь, вы, по крайней мере, не оставили деньги наверху?

— А что? У вас есть воры?

— Не думаю. Но не могу же я ручаться за всех. К тому же искушение…

— Но ведь кроме вас, старина, никто не знает, что у меня в чемодане пять тысяч фунтов!

— И все–таки мне было бы спокойнее…

Малькольм дружески хлопнул его по плечу.

— Не беспокойтесь. Я совсем не дурак и деньги свои ношу при себе. Не люблю с ними расставаться. Вот самый лучший сейф! — И он постучал по могучей груди.

Как раз в этот момент вошла Патриция.

— Добрый день, дядюшка! — улыбнулась она Сэму. — Я проходила мимо этой паршивой улочки и решила взглянуть, жив ли ты еще.

Будь Малькольм понаблюдательнее, он бы заметил, что поцелую дяди и племянницы явно не хватает сердечности и что он скорее напоминает ритуальное соприкосновение официальных лиц при вручении какой–нибудь награды, чем свидетельствует о нежных родственных чувствах. Но шотландец был абсолютно не в состоянии что–либо замечать. Он смотрел на молодую женщину, открыв рот и вытаращив глаза. Блум следил за ним краем глаза и с удовлетворением констатировал, что девушка сработала на совесть.

— Мистер Мак–Намара, позвольте мне представить вам мою племянницу Патрицию Поттер.

Патриция сделала вид, будто только что заметила гиганта, и довольно холодно произнесла:

— Добрый день, мистер Мак–Намара.

Но вместо ответа шотландец опрометью кинулся к лестнице и исчез наверху.

— Ну и ну! Что это с ним? — удивленно спросила Патриция.

— Я, кажется, догадываюсь… Самое главное, не теряйте хладнокровия.

Несмотря на предупреждение, Патриция вздрогнула, услышав грянувшие на верхнем этаже тягучие звуки «Дремучего леса в горах». Она еще не совсем пришла в себя, когда на лестнице появился Малькольм, во всю силу своих могучих легких дующий в трубку волынки.

— Это гимн в честь вашей красоты, дорогая моя, — шепнул Блум.

Патриция расхохоталась, и, видимо, это еще больше воодушевило Мак–Намару, потому что он ни разу не перевел дух, пока не извлек последней оглушительной ноты.

— Можно ли мне узнать, каковы причины этого очаровательного концерта?

— У нас в Томинтуле не очень–то умеют складно выражать свои мысли. Поэтому вместо нас говорит волынка. Вы ужасно красивы, мисс Поттер!

— Спасибо.

— Вы живете здесь?

— Моя племянница поет в «Гавайской пальме» на Флит–стрит, — ответил за Патрицию Сэм.

— Это далеко?

— Вовсе нет. Здесь же, в Сохо.

— А мне можно пойти вас послушать?

— Я буду очень рада, мистер Мак–Намара, — ответила «племянница» и повернулась к Сэму: — Дядя, мне пора идти. Через два часа мой номер. Я едва успею пообедать и приготовиться. До свидания. — Она улыбнулась и шотландцу: — До свидания, мистер Мак–Намара. И, быть может, до скорого?

— Уж это точно!

Когда Патриция ушла, Малькольм сказал Сэму:

— Ну старина, у вас чертовски красивая племянница. Господи благослови! Да будь у меня в доме такая жена, мне бы больше ничего и не нужно было!

— Я вижу, Патриция произвела на вас сильное впечатление.

— Она меня просто потрясла! Я думал, такие красотки бывают только в кино. Ах, не будь я простым овцеводом, сразу предложил бы ей руку и сердце. Как вы думаете, старина, она бы согласилась?

— Честно говоря, мистер Мак–Намара, меня бы очень удивило, если бы Патриции вздумалось похоронить себя в Томинтуле.

— Ну не скажите! У нас бывает кино раз в неделю в овине Нейла Мак–Фарлана. По крайней мере летом, потому что зимой можно примерзнуть к скамейке… Она хоть не обручена?

— По–моему, нет. Знаете ли, моя племянница — очень хорошая девушка. Согласен, она поет в кабаре, но ведь нужно же как–то зарабатывать на жизнь, правда? А ей очень не повезло. Родители погибли в автомобильной катастрофе, девочка осталась сиротой в двенадцать лет…

— К счастью, у нее были вы!

— Что?

— Вы ведь ее дядя?

— Разумеется, если бы не я, не знаю, что с ней сталось бы, с бедной крошкой… Но мой образ жизни не очень–то подходит для воспитания молодой девушки… Вы меня понимаете? Я отправил ее в пансион, в Йорк. После учебы она пробовала зарабатывать на жизнь, с моей помощью, конечно… И вот как–то однажды приняла участие в любительском конкурсе. Ее заметили. О, это, ясное дело, совсем не то, что можно назвать настоящим певческим голосом, но поет она приятно… И тут же сразу получила ангажемент. И теперь Пат уже несколько месяцев поет в «Гавайской пальме», насколько я понимаю, с большим успехом.

Целых три месяца Дункан и Дэвит, зная, что за ними пристально следят, вели себя тихо и скромно. Тот, кто держал в руках всю торговлю наркотиками в Сохо, приказал им затаиться, и оба бандита с ума сходили от злости, подсчитывая, сколько денег прошло за это время мимо их носа. И только это вынужденное, выводящее из себя бездействие заставило их взяться за незначительную операцию, предложенную Сэмом Блумом. После разговора с Сэмом Дэвит, развалясь в кресле, заметил: