«Так, у всех троих – автоматы. Ну да, это же жандармерия, им положено. Ух ты!» – Это я заметил, что у немца, стоявшего точно напротив сарая, на плече висит «ППД».
У меня за спиной раздались вопли куркуля:
– А ну следующий вылазь! – орал он как потерпевший, вглядываясь в полумрак сарая.
И тут я оступился. Точнее, так показалось немцам. На самом деле я, хитро подвернув стопу, начал «падать» в направлении того фрица, что стоял прямо передо мной. При правильном исполнении этого трюка у жертвы должно создаться впечатление, что я упаду плашмя. Вполне естественно, что фриц сопроводил предполагаемую траекторию моего падения стволом автомата.
Я же, оттолкнувшись ногами и сгруппировавшись в воздухе, сделал длинный кувырок и, крикнув «Бей!», оказался слева и чуть позади немца. Вставая, я развернулся. Моя правая ладонь подбила локоть одноименной руки противника, еще больше направляя ствол пистолетапулемета в землю, а левая, в которой была зажата деревянная «заноза», совершила рубящее движение сверху вниз. Березовый «кинжал» вошел в основание шеи фашиста сантиметров на пять, не меньше.
Из сарая раздался воющий крик куркуля и сдвоенный выстрел гладкостволки.
Двое немцев оказались в положении буриданова осла. Провожая меня взглядами (и стволами), они невольно отвлеклись от сарая, но вбитая войной привычка реагировать на стрельбу сработала против них. Когда «кулацкий недобиток», получив ножом в пах, саданул от боли из обоих стволов кудато в полумрак сарая, оба фельджандарма присели и повернулись в сторону хорошо знакомой угрозы. Это позволило мне сдернуть «ППД» с плеча «моего» клиента и, упершись ему в спину, толкнуть дергающуюся тушку на того из немцев, что стоял справа от входа. Уж чточто, а толкать я умею. По странному стечению обстоятельств в зале, где я иногда провожу вечера, физически развивая подрастающее поколение, я – самый легкий. А когда три раза в неделю кидаешь и толкаешь молодых людей, превосходящих тебя массой килограммов на двадцать – двадцать пять, это весьма способствует выработке правильной техники. Немец пролетел два метра и обрушился на своего еще невредимого сослуживца. Пока они барахтались на земле, я успел передернуть затвор «Дегтярева», проверяя, заряжен ли автомат, и короткой очередью срезать последнего стоящего на ногах фрица.
Из двери, подобно маленькому самуму, вылетел пехотный сержант – как раз вовремя, чтобы увидеть, как я, вскинув к плечу «ППД», двумя короткими очередями довершаю разгром противника.
Осознав, что пока мне помощь не требуется, он развернулся и врезал палкой по затылку стоящему на коленях «кулаку». Воющие причитания стихли, и вражина повалился ничком.
– Товарищи бойцы, выходите… – крикнул я в сторону сарая.
Тут мой взгляд упал на молодого парня, пытающегося спрятаться за поленницей, что стояла в глубине двора. Проанализировав ситуацию, я понял, кто это:
– Семен, куда это ты собрался?
Парень замер и скосил глаза в мою сторону.
– Идика, мой сладкий, сюда, – ласковоугрожающе позвал я его.
Из сарая показались окруженцы, несущие на руках лейтенантагэбэшника.
– Бойцы, сажайте товарища лейтенанта в коляску. Сержант, да брось ты палкуто! Вон автомат лежит.
Пехотинец быстро бросил бесполезный уже кол и метнулся к застреленному мной немцу. Я же принялся освобождать тела «сладкой парочки» от оружия, амуниции и документов. Пока я, сидя на корточках, обшаривал карманы жандармов, сержант вооружился и подошел ко мне.
– Товарищ… – он замялся.
– Старший лейтенант госбезопасности, – помог я ему.
Брови у сержанта взлетели вверх, а рот слегка приоткрылся.
– Товварищ старший лейтенант…
– Потом, сержант, потом. Пока давайте быстро к воротам – и покараульте там. А то, не ровен час, еще немцы на стрельбу подтянутся. Да, и приклад у автомата откиньте – так стрелять удобнее. – И я показал, где нужно нажать, чтобы совершить требуемое действие.
Увидев, что бойцы уже усадили лейтенанта в коляску, я подозвал их к себе.
– Так, вот оружие для вас, – сказал я, протягивая немецкий пистолетпулемет тому, у которого была обожжена шея. – И давайте вместе с этим кулацким подручным, – я кивнул в сторону Семена, молча стоявшего чуть в стороне, – за продуктами. Тащите все, что найдете.
– А мне оружие дадите? – спросил тот, что с подбитым глазом.
– У хозяина нашего «гостеприимного» двустволку возьмите. Патроны – в карманах, скорее всего. Как возьмете – идите на помощь к товарищу сержанту. Ясно?
– Да! Разрешите выполнять?
– Выполняйте.
Мне хотелось, конечно, покопаться в барахле загадочного куркуля, но времени было мало, а проблем – много. Поэтому я не поддался жажде наживы, а пошел пообщаться с «коллегой». Тот сидел в коляске и вид имел крайне бледный.
– Ну что, товарищ лейтенант, как самочувствие?
– Гад этот по голове врезал. Кулаком. Блевать хочу – сил нет.
– Ну, так блюйте себе на здоровье. Только постарайтесь коляску не запачкать, – миролюбиво сказал я, протягивая ему кобуру с «тридцать восьмым» «вальтером», снятую мной с тела одного из немцев.
Лейтенант вцепился в кобуру, как утопающий в веревку с берега. Потом поднял на меня глаза:
– А вы кто на самом деле, товарищ Василий?
– Боюсь, что на рассказ об этом у нас совершенно нет времени, лейтенант… – сказал я и пошел к дому, из которого как раз выходили, волоча объемистые мешки, «паленый» и Семен.
– Там еще чего осталось? – спросил я у «паленого».
– Да, еще один мешок собрали. В горнице на столе стоит.
Я повернулся к Семену:
– Ну а ты, подкулачник («и откуда только слово это вспомнилось»), жить хочешь?
– Та, дядьку.
– Куда хозяин твой оружие, что у военных забрал, дел?
– Леворверт у сенцах на палице лежит. А винтари он у дровах заховал.
Я повернулся к «паленому»:
– Найдите стволы – пригодятся.
Войдя в сени, я действительно обнаружил на полке кобуру с «ТТ». Там же я нашел большую деревянную шкатулку, в которой лежали «мои» часы и небольшая пачка советских купюр, напомнивших мне своими гигантскими размерами салфетки «клинекс». Забрав все это с собой, я заскочил в горницу. Схватив со стола мешок, я уж было собирался покинуть негостеприимный дом, но заметил большую бутыль, стоявшую в шкафчике. Действуя по принципу «Нам теперь все гоже!», я открыл шкафчик и свернул с бутылки пробку. Керосин! Первой мыслью было шваркнуть бутылку об пол да и запалить хату, но осторожность взяла верх. Немцы могли не обратить внимания на стрельбу, длившуюся буквально пару десятков секунд, а вот на ни с того ни с сего загоревшуюся хату, скорее всего, отреагируют.
Выйдя на двор, я окинул взглядом «героическое войско». Судя по тому, что сержант у ворот не подавал сигналов тревоги, немцы пока не озаботились посылкой подмоги, да и вообще пока не встревожились. Боец вместе с Семеном доставал из разваленной поленницы две «мосинки» и ремни с патронными подсумками.
Я сгрузил бутыль и мешок на коляску, попросив лейтенанта крепко держать сосуд.
Свистом и жестами я собрал участников мероприятия к мотоциклу.
– Так, начнем с противника… Семка, я бы на твоем месте тут не задерживался. Три дохлых фельджандарма – это расстрел на месте! Так что заховай тела и бери руки в ноги. Родственники поблизости есть? – Тот кивнул.
– Вы что же, хотите отпустить врага советской власти?! – взвился лейтенант.
– А что делать? Таковы обстоятельства.
– Ты!.. Вы!..
– Товарищ лейтенант, давайте внутрипартийными дискуссиями займемся позже. Хотя бы в лесу! – злым голосом полуответилполуприказал я. – Так, бойцы, слушай мою команду! Мы с товарищем лейтенантом едем на мотоцикле, а вам придется пешочком пройтись. Ну что, поехали? – И я топнул по кикстартеру.
ГЛАВА 17
Когда ребята отправились за «довольствием», группа «террористовнадомников», как их окрестил Док, все возилась с размещением «фугасов бочковых, ни разу не разливных». Семь кадушек никак не хотели влезать в мотоциклетную коляску. Мучения длились до тех пор, пока к делу не подключился Бродяга. «Опыт – сын ошибок трудных!» – говаривал во времена оны великий поэт. Поэтому, с пару минут поморщив лоб, старый чекист вспомнил, где на этом мотике находится замок багажника. После успешной погрузки необходимого имущества мотоцикл стал напоминать транспортное средство кустаряодиночки из какогонибудь Вьетнама.