– Верно. Но это можно сделать поразному. Можно так…

Я продемонстрировал уставной способ – «за ремень».

– А можно так.

Качнувшись назад, я взялся за шейку приклада и крутанул винтовку вокруг плеча так, что конец ствола пролетел в паре сантиметров от лица Юрина, заставив того в испуге отшатнуться. Сам же я парой мелких, семенящих шагов сместился в сторону, так что в конце трюка ствол карабина артиллериста смотрел на опешившего сержанта, а мой ствол целил точно в грудь Кудряшова.

– Эк вы ловкото, – одобрительно крякнул Несвидов.

Надо сказать, что подобное скидывание «мосинки» я нарабатывал еще в своем времени, благо, на охоту я езжу и разрешение на нарезной ствол имею. Мне этот трюк показал один егерь во время охоты на Енисее. А ему, как он сказал, показал его дедказак.

– Сам понимаешь, если правильно делать, у тебя синяк под глазом будет… – Это я Юрину.

– Итак, я всего лишь сделал три шага и два раза двинул рукой, а из проблемной ситуации выкрутился!

– Ну а еще чтонибудь? – раздался голос когото из зрителей.

На этот раз я вызвал поассистировать мне Зельца и Дроздова – того окруженца, что с подбитым глазом сидел в сарае.

– Новая вводная. Предположим, вашим соратникам удалось меня обезоружить, а вам надо меня препроводить, ну, допустим, в дверь.

Я жестами попросил зрителей раздвинуться на пару метров.

– Вот дверь. – И я указал на разрыв.

– А ну пошел! – И Дроздов пихнул меня винтовкой.

«Ох, паря, не знаешь ты, что такое туйшоу из тайцзицюань!» – подумал я, присаживаясь и мягко «подправляя» направление толчка. Споткнувшись о меня, боец полетел вперед, но, дернув за ствол его карабина, я изменил траекторию его полета так, что он врезался в Дымова, и они оба рухнули на не успевшего отскочить Юрина. Пока они атлетически барахтались в партере, я перехватил карабин поудобнее и два раза передернул затвор.

– Надеюсь, что демонстрация вам понравилась. А теперь пойдемте учиться. Кстати, кувыркаться все умеют? Нет? Сейчас научимся.

Но тут другой артиллерист поднял руку, явно собираясь задать мне вопрос.

– Да. Вы чтото хотели спросить?

Тот вскочил на ноги и, вытянувшись, сказал:

– Ефрейтор Чернов! – И, заметив, что я одобрительно кивнул, он продолжил: – Товарищ старший лейтенант, а я вот боксом занимался. Сможете меня одолеть?

«Ну ни фига себе заявочки! – мелькнуло у меня в голове. – Хотя, если он мастер спорта или чемпион какой, то противник может оказаться непростой». Много лет занимаясь рукомашествами и не забывая о дрыгоножествах, к боксерам я относился весьма уважительно, ведь, в отличие от «гимнастических эстетов» и «астральных каратистов», во множестве расплодившихся в залах и секциях восточных единоборств, боксеры не слова говорили, а делали дело.

– Отчего ж не попробовать… Только вот правила спортивные я соблюдать не буду.

– Да и не надо! – И он повел внушительной ширины плечами.

«Так, стойка понашим временам архаичная – руки низковато держит – на уровне груди… Тяжелее меня килограммов на десятьпятнадцать… Чуть выше ростом… И лет на пятнадцать моложе…» – Я в темпе «прокачал» своего противника.

Чернов сближается со мной, сделав три быстрых приставных шага, и «стреляет» в голову прямым с левой.

«Мда, а вот тактика у тебя, дружок, чисто спортивная…» – И я быстро сажусь пятой точкой на землю. Внешне небыстрым движением не бью, а скорее толкаю двумя вытянутыми пальцами правой руки его левую ногу чуть выше колена. Нога «складывается», и боксер рушится на спину.

Я поднимаюсь на ноги. Публика в недоумении.

Чернов снова на ногах. Показывает прямой в голову и… он хотел меня поймать «крюком с задней», то есть дождаться моего ухода от фальшивой атаки и, мощно рванувшись вперед, «припечатать» боковым. Но вместо уверток и уходов я просто отскочил назад. Далеко, почти на метр. Правда, перед этим я нежно взял кулак его передней руки двумя руками… И немного повернул. Так что сейчас боксер лежит мордой в землю, а его левая рука, натянутая, как струна, позволяет мне контролировать любое его движение.

– Достаточно? – спрашиваю я его. – Или бог троицу любит? – И отпускаю его руку.

Он встает и, потирая зудящую руку, принимает боевую стойку.

«Упорный, но еще глупый», – думаю я и громко и протяжно ору. Чтото вроде «Уууууааааиииииии!!!»

Чернов вздрагивает от неожиданности, и я с короткого подшага пинаю его в центр груди. Но, памятуя о данном командиру обещании, исполняю не «пинокпроткнутьнасквозь», а более гуманный «пинокзакинутьмешокподальше». Ножки боксера отделяются от земли, и он улетает за пределы круга зрителей.

Я церемонно кланяюсь побежденному и обвожу присутствующих особым, «значительным» взглядом.

– Еще желающие силушкой помериться есть?

Желающих почемуто не нашлось. И мы пошли бегать, прыгать и кувыркаться.

ГЛАВА 37

Взгляд сбоку. Бродяга. ^[41]

Мы с Фермером сидели на поваленном дереве и смотрели, как Антон на поляне показывает бойцам некоторые фокусы из своего богатого арсенала.

– Времени нет. – Фермер хрустнул суставами пальцев. – Сколько еще мы тут с ними провозимся? Нет, натаскатьто их до болееменее приличного состояния мы, может, и сумеем. Если немцы не помешают. И еды хватит…

– Есть соображения?

– Ну, какие тут, на хрен, соображения? Фронт далеко и с каждым днем все дальше. Связи ни с кем не имеем, планов противника не знаем. Ну сам посмотри – нас всегото десятка два, и то если раненых считать. Ну, оружием, слава Аллаху, разжились, патроны на дватри часа нормального боя есть, фугасы вот, гранаты. И что? Что мы с такой сборной солянкой сотворить РЕАЛЬНО можем? Ну, взорвем еще пару мостов, колонны пощиплем… Рано или поздно немцам это остобрыднет, подгонят они полк, обложат лес… Дальше продолжать?

– Не надо. – Тактику немцев по этой войне я помнил, и энтузиазма мне это тоже не прибавило. – Совсем в лесу сидеть – тоже не в кайф. Неделю, ну, дней десять мы на этих запасах продержимся, заодно и народ поднатаскаем. Есть одна мысль…

– Колись.

– Кузнецова помнишь?

– Это которого же?

– Того самого, который Герой. Николая Ивановича.

– Ну, помню. И что?

– Чем он сам и его отряд занимались?

– Ну… Разведкой они занимались.

– Ну, разведчики из нас, без связито, как из дерьма пуля. Нароем чего, куда деватьто нарытое?

– Ты мне загадки не говори, к делу давай.

– А помимо всего прочего, занимался наш дорогой Николай Иванович индивидуальным террором. И нехило в этом преуспел!

– Ну да, как я сразу не допер! Кого первого мочить будем? Сразу фюрера или уж всетаки с Гудериана начнем? Так сказать, по старшинству? Как с младшего по званию?

– Ты не смейся, я ведь серьезно говорю. Кузнецов вообще втроем работал, ну, агентура ему сведения подгоняла какиеникакие. И то, сколько он генералов завалил и каких?

– И сколько?

– Троих убил, одного тяжело ранил, а одного так вообще – украл. Я уж про прочих молчу, а их тоже нехило набралось.

– Ну, так его же и поймали в конце концов.

– Погиб он при задержании. Но я вот что имею в виду. Сколько у него ребят было? Трое, с ним вместе. И опыта такого, как у нас, не было вообще. Я уж про технику вообще молчу.

– У нас! Это ты у нас террорист, а мы честные спецназовцы.

– Да? И скажи на милость, чем твои действия от террора отличаются? Особливо на войне? Люк в Афган по турпутевке ездил здоровье поправлять? А ты там гидом подрабатывал?

– …

– Тото же. Ты не забывай, я еще в советское время членов Политбюро охранял, так что как охрану ставить и как ее проходить, помню еще. И как и в какой стране это поставлено сейчас и тогда – тоже. А если еще и группу прикрытия и разведки профессиональную подготовить, вон, хоть бы и из них… Боевую группу – это уже из наших. Арта, вон, Люка – в ударную группировку, мы с Казаком инженерное прикрытие соорудим и на отходе поработаем. Да и сам еще, может, на что сгожусь, еще не совсем одряхлел.