— Келли — интроверт, — обычно говорила Диана, представляя ее своим гостям. — Она боится собственной тени. Я даже не знаю, откуда это у нее. Мы с Эдамом всегда были в центре любой компании. Но стоит только ей сказать «бу», и она подпрыгнет на пять футов. Что, это неправда, Келли?

Келли всегда боялась что-то не так сказать, не так повернуться, не так посмотреть, чтобы, когда они останутся одни, не получить за это нагоняй. Поэтому стояла, не отрывая глаз от пола, только кивая головой в знак согласия. В таких случаях, вместо того, чтобы остаться и представиться гостям, Келли просто уходила, не желая доказывать, что Диана неправа. Таким образом, Диана всегда оставалась в центре внимания.

И еще была одна хорошо знакомая нотация:

— Стой прямо! Почему ты всегда сутулишься? И сделай что-нибудь со своими волосами! Почему они всегда у тебя висят и не уложены? Ты совсем не похожа на меня, неужели не можешь хотя бы постараться выглядеть лучше? — при этом Диана насмешливо смеялась: — Надо признать — ты не красавица, и мальчики навряд ли будут обивать твой порог. Но ты могла бы попытаться выглядеть хоть чуть-чуть привлекательнее.

Из-за постоянной критики Дианы Келли избегала смотреться в зеркало… не желая видеть себя, ненавидя то, что там видела… так как видела то, на что всегда указывала Диана.

И вдруг все изменилось в тот вечер, когда отмечалось ее шестнадцатилетие.

Ее день рождения собирались отпраздновать в Беверли Вилшире. Более ста гостей было приглашено на это событие, и Диана не пожалела денег. Келли подозревала, что Диана устраивала этот праздник больше для себя, чем в честь своей дочери.

В шесть часов в своей спальне Келли с отчаянием смотрела на праздничное платье, которое мать выбрала для нее.

Бежевого цвета, из дорогой материи и закрытое, платье Келли совершенно не нравилось. На свое шестнадцатилетие ей хотелось одеть что-нибудь более красивое, изящное, привлекательное. Почему мать выбирала ей всегда бесформенную одежду, скучную и всегда одного и того же цвета — бежевого?

Келли не хотела смириться с этим в день своего рождения и стала рыться в своем гардеробе, пытаясь найти что-нибудь более подходящее, как вдруг раздался стук в дверь ее спальной комнаты.

— Кто там? — спросила Келли, оторвавшись от своих поисков.

— Ты в приличном виде? — послышался знакомый голос.

Келли захлопнула створки гардероба.

— Дядя Дэниэл! — Она быстро надела халат, прежде чем широко распахнуть двери спальни. — Что ты делаешь здесь?

Она увидела, что у ее крестного подмышкой торчала большая белая коробка, а за ним стояли два незнакомых человека — мужчина и женщина.

Дэниэл ввел их в комнату.

— Келли, сейчас тебя первоклассно обслужат. Сегодня твой вечер блистать, милая! — Он указал на женщину, — это Моника. Она сделает тебе макияж. А это Брус, он, займется твоей прической. — Дэниэл крепко обнял Келли и поцеловал, прежде чем вручить коробку, которую принес для нее. — Это новое платье ты наденешь вместо той бежевой тряпки, которую мне вчера показывала. Оно красивое, облегающее и ярче по цвету. Келли заглянула в коробку.

— Дядя Дэниэл, оно роскошно!

— Я не могу ждать, пока ты его примеришь. Мне лучше уйти поскорее. Если эта злая ведьма меня поймает здесь, я пропал, — он посмотрел на Монику и Бруса. — В вашем распоряжении девяносто минут, за это время Диана вернется из Вилшира, поэтому не теряйте времени даром.

Они так и сделали. После шампуня с кондиционером, Брус уложил ее волосы, высушил их феном, и теперь они лежали пышной гривой.

Моника придала бледным губам Келли цвет созревшего на солнце фрукта; щеки покрыла теплым персиковым оттенком; тушь и тени для век были подобраны тоже в тон, подчеркивая глаза Келли цвета синего кобальта.

Ни Брус, ни Моника не разрешали ей смотреть на себя в зеркало, сказали, чтобы она подождала, пока не оденется полностью. Как только они ушли, она быстро облачилась в неотрезное по талии, цвета жадеита, шелковое вечернее платье, которое принес Дэниэл. Оно прекрасно на ней сидело, облегая и подчеркивая ее стройную фигурку.

Затаив дыхание, Келли прикрыла глаза и лишь краешком глаза глянула в зеркало. У нее перехватило дыхание, и она широко распахнула глаза: эффект был потрясающий, просто бесподобно, она не верила своим глазам. Неужели это она, Келли? Такая красивая? Неужели?

Келли осторожно приблизилась к зеркалу; ее образ увеличивался с каждым сделанным шагом; каждое ее движение отражалось, в зеркале. Это была она! Она!

Но радость, испытываемая Келли, оказалась мимолетной: пока она крутилась перед зеркалом, дверь ее спальни со стуком распахнулась — в дверном проеме стояла Диана, эффектно сияя золотисто-медовыми волосами. Уложенные локонами и поднятые вверх, они подчеркивали ее скулы. На ней было черное шелковое платье.

Келли, при виде ее, вспомнила слова Дэниэл а: «Злая ведьма». Как он это верно подметил. Келли нервно сглотнула.

— Ты все еще?..

Диана мгновенно замолчала, ее фиалковые глаза расширились от увиденного.

— Что ты сделала с собой?

Это был не визг, не крик… это был леденящий душу шепот.

У Келли застыла в жилах кровь.

У Дианы от злобы побелели скулы, которыми она так гордилась.

— Не надейся, что я позволю тебе в таком виде выйти из дома.

Келли еще раз взглянула на себя в зеркало, прежде чем набраться смелости. Затем повернулась к матери лицом.

— А почему бы и нет? Что тебе не нравится? — осмелилась она спросить. Я думаю, что выгляжу хорошо.

— Хорошо? Ты думаешь, что хорошо выглядишь?!

Диана вспыхнула. Схватив Келли за шею, она лицом тыкала ее в зеркало.

— Посмотри… Хорошенько посмотри… Ты размалевана как шлюха!

— Нет. — Келли попыталась выскользнуть из рук матери, но Диана держала ее крепко. Схватив баночку с кремом, она бросила крем в лицо Келли. — Убери эту грязь с лица, а потом сними это платье.

— Нет!

— Ты сделаешь это сейчас же!

— Нет, — упрямо отказывалась Келли… Она не станет ничего менять в своем облике. Не станет.

— Если ты не уберешь этот макияж сию минуту и не переоденешь платье, твоего вечера не будет.

— Ценя это не волнует. — Келли решительно посмотрела на мать, бросая вызов. — Это твои деньги пропадут. Если меня там не будет, ты будешь выглядеть дурой.

Лицо Дианы побагровело от гнева.

— Ты, неблагодарная маленькая негодяйка! — взорвалась она, выпуская Келли и толкая ее на кровать. Келли упала на покрывало. — И это после всего, что я сделала для тебя! После всего, что я дала тебе! — она пальцами захватила крем и бросила жирный сгусток в лицо Келли. Прижав дочь к кровати, она в бешенстве стала размазывать крем по ее лицу. Келли пыталась сопротивляться. Часть крема упала на ее новое шелковое платье и попала на волосы. Диана вновь схватила баночку, судорожно выбирала крем и яростно растирала им лицо Келли, словно хотела стереть с лица даже кожу.

— Прекрати! — кричала Келли, вытирая лицо и кашляя, пытаясь оттолкнуть Диану. — Прекрати!

Диана сбросила ее с кровати на пол. Келли упала со стуком, а мать все продолжала бросать горстями крем в рыдающую дочь.

— Ужасно. Это просто ужасно, — куковала Диана, когда убедилась, что банка опустела. Взглянув на Келли, как ни в чем не бывало, она сказала:

— Ты в беспорядке. Ну, не беспокойся. Еще успеешь прихорошиться, — она бросила банку от крема и аккуратно обтерла руки. — Я жду тебя внизу.

— Не жди, — твердо выкрикнула Келли, не желая, чтобы та видела слезы, которые навертывались у нее на глаза. — Я не пойду.

— Пойдешь, — приказывала Диана стальным шепотом уже из-за двери, — иначе я обрежу тебе волосы до последнего дюйма ночью, пока ты будешь спать.

Келли невидящим взором посмотрела с недоверием на мать и поняла, что та не шутит.

— В твоем распоряжении осталось пятнадцать минут.

Келли пришла на свой юбилей. Когда Дэниэл увидел, как она выглядит: на ней не было платья, подаренного им; волосы на макушке висели «хвостиком»; на лице ни следа макияжа, — он был удивлен. Моника и Брус сказали ему, что перерождение Келли было потрясающим.