— И это ты связываешь с задержанным молчуном? — спросил начальник, пока я прикуривал сигарету.
— Да, связываю. Задержание мнимого хулигана произошло на их глазах. Что он будет так упорно молчать, они предположить не могли. Увидели, как он сам идет в руки милиции, и решили, что он расскажет кое–что такое, из–за чего за ними пустятся в погоню. Потому сразу дали стрекача, заметив машину патрульных, которые на них и внимания бы не обратили.
— Гм… — пробурчал начальник. — По–твоему, Малин, выходит, что этот хулиган выбрал из двух зол меньшее… Чего же он тогда молчит? Не выложит все начистоту?
Я пожал плечами:
— Не знаю, могу только предполагать. Он боится кого–то или чего–то, страшно боится. Так запуган, что не в состоянии соображать. Во всяком случае, у нас ему спокойнее, чем на улице.
— Продолжай, — сказал начальник, не показывая, согласен он со мной или нет.
— Милицейский патруль извещает нас об инциденте с триестским «фиатом», и мы с Младеном выезжаем на место происшествия. Младен остается с патрулем возле машины, а я отправляюсь к Брежице, надеясь по пути перехватить подозрительных беглецов. И действительно нападаю на их след: они продолжают бегство на «шевроле», владелец которого по доброте посадил их, а его оглушили и бросили на дороге. Остальное вы знаете.
В кабинете воцарилось молчание. Я добавил:
— Еще вчера, когда мы с Младеном подъехали к триестской машине и узнали, что она без документов, я заподозрил, что эти события взаимосвязаны. Я сказал об этом Младену, и он запросил данные на машину…
Раздался короткий стук в дверь, и на приглашение в комнату вошел один из сотрудников. Поздоровавшись, протянул Младену телеграмму:
— Это вам, Младен, из Сежаны. Срочная…
Сотрудник вышел. Младен, прочитав телеграмму, ознакомил нас с ее содержанием:
— Это от наших, из Сежаны… Они проверили в Триесте «фиат». Украден десять дней назад. Владелец — Нино Скробонья, часто ездит в Югославию, в Копер и Порторож с пропуском в приграничную зону. После похищения автомашины не приезжал, постоянно находился в Триесте. О краже тотчас заявил в полицию, от которой мы и получили эти сведения.
— Ну вот, — не выдержал я, — еще один довод в пользу моей версии. Обратите внимание, как тщательно подготовлена переброска в Югославию. Они заблаговременно крадут машину, триестскую, — даже если она попадет в руки нашей милиции, личность преступников по ней не установишь. У обоих есть, видимо, эти самые пропуска, с ними они переправляются через границу. Документы позволяют им перемещаться только в приграничной зоне, но они идут на риск и добираются до самого Загреба, следовательно, на это у них есть особо важная причина…
Начальник заметил:
— Звучит вполне логично, Малин. А если к тому же эти бандиты как–то связаны с задержанным, отказывающимся говорить, значит, речь идет о закордонной банде, которая с неизвестной нам целью проникла на нашу территорию!
— Именно так! — ответил я. — И заметьте, о банде весьма опасной — молодчики не останавливаются даже перед убийством!
— Со всем этим я согласен, — отозвался Младен. — Допустим даже, что твое предположение о связи нарушителей с задержанным верно. И тем не менее я считаю, твое решение в одиночку выходить на них слишком опасным…
— Я тебя понимаю, Младен, — ответил я. — Мне бы тоже было нелегко поручить кому бы то ни было такое дело. Но в данном случае все обстоит иначе. Затея эта — моя, и отвечать за нее целиком буду я.
— Твое–то оно все твое, — задумчиво протянул Младен. — Меня беспокоят возможные неожиданности. Например, может сложиться такая ситуация, что ты будешь вынужден нелегально уйти с бандитами в Италию, и тут уж ничего не поделаешь. Возникнут осложнения с итальянской полицией. Почему бы не попытаться иначе… Связаться с триестской полицией, предоставив ей поимку бандитов на собственной территории, вместо того чтобы пускаться в авантюру, которая может нас завести бог знает куда?
— Убийство, совершенное на нашей территории, не пустяк, — возразил я. — Мы не имеем права все перекладывать на итальянцев, хотя предупредить их, разумеется, должны, чтобы и они предприняли необходимые меры. Очевидно, в Италии находятся истоки всей операции, в Югославии же — цель, к которой стремятся преступники. Наша задача — выявить эту цель и помешать бандитам подобраться к ней.
— Здесь ты, конечно, прав, — согласился Младен. Почувствовав, что он начинает сдаваться, я продолжал:
— Итальянцев мы, ясное дело, предупредим, пускай они у себя побеспокоятся, а мы в свою очередь должны попытаться вытянуть что–нибудь из этого задержанного, которого я считаю звеном в цепи…
Начальник, до сих пор не вмешивавшийся в наш с Младеном разговор, прервал меня:
— Минутку, Малин! Ты мне, собственно, еще не объяснил, что ты собираешься делать с этим задержанным?
Я изложил свой план. Внимательно выслушав, он поинтересовался:
— Этот молчун, что сидит у нас, знает тебя?
— Нет, он меня еще не видел.
— А молодцы, за которыми ты гнался?
Этот вопрос был щекотливее.
— Пока я помогал американцу, они меня видеть не могли, потому как гнали полным ходом на краденой машине. А позднее, когда меня оглушили, было совсем темно. Лунный свет чуть пробивался, лиц не различишь. И очень хорошо помню, что я ни на мгновенье не попадал в свет фар. Во всяком случае, они не могли меня рассмотреть настолько, чтобы узнать.
— А когда ты лежал без сознания? Могли они тебя осветить и рассмотреть хорошенько?
Я ждал этого вопроса и ответил без промедления:
— В ту минуту они думали только о бегстве. Для них это было куда важнее, чем разглядывать своего преследователя…
Начальник подытожил наше совещание решением:
— Добро, товарищи! Версия Малина представляется мне достаточно обоснованной, и я готов дать свое согласие на действие. С одним условием: если окажется, что мы ошиблись, предполагая связь между этими двумя случаями, Малин прекращает свою игру. Если же предположение оправдается и мы выйдем на какой–то конкретный след, Малин подключает помощников. И никакой самодеятельности, никаких подвигов, чреватых нежелательными сюрпризами! Все ясно?
Мы подтвердили, что нам ясно, этим разговор завершился. Когда мы выходили из кабинета, Младен сказал:
— На всякий случай, Малин… вдруг возникнет аварийная ситуация и тебе понадобится помощь триестской полиции, сконтактируйся с капитаном де Витти. Я его хорошо знаю: он часто сотрудничает с нашими на границе…
III
Было около полуночи, когда я в сопровождении милиционера появился в канцелярии тюрьмы. С этого начиналась моя тщательно продуманная игра…
Таинственный задержанный уже сидел на стуле в углу под бдительным оком охранника. Он не шевельнулся, даже бровью не повел, когда мы вошли в помещение.
Милиционер, который меня привел, кивнув на свободный стул, приказал:
— Садись туда!
Я молча повиновался. С этого момента я превращался в арестанта, а милиционер, детально во все посвященный, так же как и дежурный, встретивший нас в канцелярии, становились моими стражами… В то утро я не успел побриться, очень торопился на службу, и теперь это пришлось весьма кстати. У меня был вид человека, по меньшей мере день или два просидевшего под арестом и лишенного возможности как следует позаботиться о своем туалете.
Милиционер — мой конвоир — подошел к дежурному, который без особого интереса просматривал газеты, и принялся тихонько с ним толковать. Ни тот ни другой не обращали внимания на меня и на молчаливого арестанта. Последний продолжал держаться так, будто происходящее вокруг его ничуть не касается.
Запустив руку в карман, я выудил начатую пачку сигарет. Выдернув одну, сунул в рот и, легонько толкнув локтем своего «кореша», осведомился вполголоса:
— Слышь… огоньку не найдется?
Тот взглянул на меня, ни один мускул у него в лице не дрогнул. Словно он меня вообще не понял. Я повторил вопрос, при этом весьма художественно изображая пальцами, как зажигают спичку: