– Пациент занервничал, – сообщила голограмма, и Черныш готов был поклясться, что голос исходил из браслета на руке парня.

– Почему? – спросил юноша.

– Кажется, его шокировал мой вид, – хихикнула голограмма. – Отключаюсь.

Голограмма свернулась.

– Ну ты это… типа как, в порядке? – спросил парень, восторженно глядя на Петра.

Черныш сел, свесил ноги со стола, и с них на пол начали стекать желтые, тягучие капли. Петр провел пальцами по слипшимся в масленые сосульки черным, курчавым волосам на груди, брезгливо поморщился.

– Помыться бы.

– Дада, конечно, – закивал головой парень, метнулся к белоснежной стене, в которой с трудом угадывалась тонкая щель контура двери, шлепнул по ней ладонью, и она открылась. – Давай сюда. Только побыстрее. Времени в обрез.

Петр прошлепал в душевую, оставляя за собой масляные следы.

– А где здесь краны, душ?

Парень не стал объяснять правила пользования местной душевой, а просто захлопнул за ним дверь и на Черныша со всех сторон хлынули потоки мыльной пены и воды.

– Да чтоб вас! – отплевываясь от пены, завопил Черныш. – Устроили, блин, душ Шарко.

Он был не прав. Это был циркулярный душ, а не душ Шарко, и Петр, как только перестал разевать рот, изрыгая проклятия в пространство, быстро к нему приспособился. Теплые струи приятно щекотали кожу, массируя мышцы. Через минуту пенный поток иссяк, и на Черныша обрушились потоки ледяной воды, смывая пену.

– Вот, блин, приколисты!

Однако замерзнуть артист не успел. Водные процедуры закончились и начались воздушные. На сушку горячим воздухом, бившим из дыр душевой со всех сторон, много времени не ушло. Как только раскаленный ветер перестал терзать Петра, дверь распахнулась, а за ней его уже ждал все тот же парнишка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. В руках он держал комплект одежды и чтото отдаленно напоминающее одноразовые бахилы. Юноша заметно нервничал.

– Одевайся. Быстро. Нам пора валить.

Это Петру не понравилось. Смысла происходящего артист не понимал, где в данный момент находится, не представлял, но глупые вопросы раньше времени предпочитал не задавать. Однако, похоже, это время пришло. Чтоб им тут командовал и помыкал какойто сопляк! Пора мальчика обломать.

– Тебя как зовут?

– Джим.

– Вообщето я никуда не спешу, Джим, – спокойно сказал артист и начал неторопливо одеваться.

Просторные штаны и рубаха с длинными рукавами были размеров на пять больше, но, оказавшись надетыми, тут же усели, подстроившись под тело Черныша. Петр прикусил губу. Похоже, приплыл. У него всетаки глюки. Бахилы тоже были на несколько размеров больше, но, как и одежда, сами подстроились под его ноги, превратившись в элегантные, мягкие туфли на твердой подошве.

– А полегче чего не нашлось? – Петр оправил на себе белоснежную рубашку. – Ну, там майки, как у тебя, или безрукавки какой?

– Специально с длинными рукавами рубаху подбирал, чтоб руки прикрыть. У тебя ж идентификатора нет, – постучал пальцем в свой браслет на запястье парень. – Или ты засыпаться хочешь?

– А чего твоя одежда так мерцает? – полюбопытствовал Петр.

Его собственная одежда была выдержана в строгих бежевых тонах, в отличие от одежды Джима.

– Она из эмпопласта. На температуру и эмоциональный фон реагирует, – нетерпеливо ответил тот.

– А если твои портки в интересном месте на какуюнибудь симпатичную девчонку среагируют?

– Если и ее юбка среагирует, потащу в кусты, – прошипел парень.

– Юбку?

– Девчонку! – Похоже, Джим окончательно потерял терпение, и во взгляде его уже не было восторга. – Для этого такая одежда и нужна. Пошли скорей!

– Кто понял жизнь, тот не торопится. Сначала ты ответишь мне на ряд вопросов. – Петр начал загибать пальцы. – Где я, кто ты такой, куда и почему спешишь, зачем меня за собой тащишь…

– Да чтоб тебя! – взорвался парень. – Сюда скоро чистильщики придут, дубина! Впрочем, не хочешь, не ходи! А я… Итор, сколько времени?

– Восемнадцать часов ноль одна минута, – отрапортовал браслет.

– Опоздали… – побледнел парень. – Они уже здесь.

Откровенный испуг юнца сказал Петру, что дело пахнет керосином. Что такое операции зачистки, он знал не понаслышке. Два года срочной службы в спецназе его многому научили. Тело Черныша привычно напряглось, готовясь к бою, глаза лихорадочно зашарили по помещению в поисках подходящего оружия. Однако, кроме мраморного стола, на котором он лежал совсем недавно, в комнате не было ничего. Петр решительно подошел к нему, поднатужился, приподнял. С виду массивный, на поверку стол оказался не таким уж и тяжелым. Черныш с размаху шарахнул им об стену. Стена выдержала, стол разлетелся вдребезги. Из разбитой столешницы потекла уже знакомая Петру маслянистая жидкость, обильно смачивая как пол, так и обломки электронных плат с рваными пучками проводов, которыми была начинена столешница. К радости Черныша, ножки оказались без электронной начинки, и были вполне пригодны к употреблению в новом качестве. Петр поднял одну из них, крутанул в руке на манер то ли меча, то ли дубины, повернулся к Джиму.

Паренек изумленно смотрел на Черныша широко открытыми глазами. И в них опять светился восторг. Нет, даже не восторг, а обожание. Такое обожание, что артисту даже стало не по себе.

– Чего рот разинул? – рявкнул он на парня, стараясь скрыть смущение. – Вооружайся!

Джим торопливо закивал и тоже поднял с пола ножку.

– Схема здания есть? – отрывисто спросил Петр.

– Ккконечно есть. Итор, схему!

Браслет подморгнул слабой вспышкой призрачного света и развернул пространственную голограмму. Объемная схема здания со всеми переходами и лабиринтами коридоров впечатляла.

– Где мы? – спросил Черныш.

– Здесь, – ответил Итор, высветив две зеленые точки.

– А чистильщиков можешь показать?

– Да без проблем, – беспечно хмыкнул Итор.

На схеме появились красные точки. Их было много. Очень много. Как минимум по десятку на каждом этаже. Двигались точки вроде и не быстро, но действовали целеустремленно, методично прочесывая комнаты и коридоры здания.

– Так, мы на пятом этаже, – начал анализировать ситуацию Черныш. – Лифты здесь работают?

– Нет, – замотал головой Джим. – Их на выходные отключают.

– Плохо. К лестнице не прорвемся. К ним все проходы заблокированы. Пятый этаж… ерунда, если есть хорошая веревка и окно. Но у нас нет ни того ни другого…

– Есть окно! – просиял парень. – А веревка… да она и не нужна! Итор, открой окно!

От браслета отделился тонкий лучик, чиркнул по стене, и в ней появился оконный проем.

– Открой его, – приказал Джим. Лучик прерывисто моргнул. Стеклянная панель плавно поехала в сторону. Пара секун, и она полностью исчезла в стене. – А теперь флаер подгоняй! – воинственно взмахнул импровизированной дубиной парень.

– Прямо к окну? – возмутился идентификатор. – Согласно положению о безопасности…

– Подгоняй, я сказал!

К оконному проему подлетел каплевидный аппарат с открытым верхом.

– Залезаем!

На этот раз уговаривать Петра не пришлось. Один из чистильщиков, судя по объемной схеме, уже приближался к комнате. Черныш взлетел на подоконник и, не раздумывая, запрыгнул в флаер. Следом за ним нырнул в окошко Джим.

– Погнали!

Над флаером замерцало прозрачное энергетическое поле, по которому изредка пробегали оранжевые всполохи. Машина мягко отделилась от стены и начала плавно набирать скорость. В одном из окон проплывающего мимо здания Петр успел заметить странный аппарат, деловито снующий по помещению.

– Это что? – спросил Петр повеселевшего парнишку.

– Чистильщик, – лаконично ответил Джим.

– И что он делает? – нахмурился Черныш.

– Комнаты убирает. Пылесосит, моет…

– Тьфу! Дать бы тебе по кумполу, придурок!

2

Полет на флаере сказал Петру о многом. Испуганный его наездом Джим молча рулил аппаратом, не решаясь не то что вякнуть, но даже глянуть в сторону артиста, а тот мрачно молчал, глядя за окно. Впрочем, энергетический купол, заменяющий стекло, трудно было назвать окном. Проплывающий под днищем флаера величественный город с кучей высоток и гигантских стеклянных куполов скоро оказался позади. Они уже летели над делянками, подозрительно смахивающими на микроскопические дачные участки, на которых копошились люди. И не было им ни конца ни края. Однако минут через десять – пятнадцать лёту началась настоящая зеленая зона, где сверху открылся вид на элитные особняки среди лесных массивов, на берегах озер и рек. Больше всего Петра поразило полное отсутствие наземного транспорта. Дороги были. Аккуратные, ухоженные, но без единой машины, явно рассчитанные только на пешеходов. Зато аппаратов, подобных тому, в котором летели Джим и Петр, было море, от них буквально рябило в глазах. Кроме пассажирских флаеров – разнообразных, но небольших размеров, – по воздуху плыли и огромные грузовые аэробусы, Черныш был далеко не дурак. Рожденный под песню «…до свиданья, наш ласковый Миша» в самый разгар Московской Олимпиады, он успел побывать в трех мирах. Детство пришлось на период перезревшего до откровенной гнили социализма, отрочество на становление дикого, сопровождавшегося бандитскими разборками лихих девяностых капитализма, а юность и окончательное взросление – на эпоху относительно стабильного правления Путина. Стабильного, потому что все, что можно украсть, уже украли, все, что можно поделить, поделили и подворовывали теперь уже поскромному, вдумчиво занимаясь распилом миллионов и миллиардов из государственного бюджета, благо власти на это смотрели сквозь пальцы, находясь и сами «в процессе». Черныш в свои тридцать два года был уже тертый калач и побывал во многих переделках. Спецназовец, гуманитарий и торгаш… Гремучая смесь! К тому же, в отличие от большинства сверстников, он много читал. Причем читал не только классику и заполонившую книжные прилавки детективную макулатуру, но и неплохую фантастику. И то, что он видел сейчас из окна стремительно несущегося в неизвестность флаера, наводило на грустные мысли. Ему представлялось всего три варианта произошедшего, способных объяснить окружающее.