— За Мерленом хвост, — быстро сказал я. — Уводите Маганхарда и поднимайтесь на платформу. И запомните: вы по–прежнему не знакомы ни со мной, ни с Харви. Ясно?

Она кивнула. Я повернулся и стал подниматься по туннелю. Харви отделился от небольшой толпы, попивающей кофе у ярко освещенной стойки закусочной, и сказал:

— Здесь тоже все чисто.

Я мотнул головой в сторону туннеля.

— Прибыл Мерлен и за ним хвост. Я велел им оторваться от него.

* * *

— Боже правый! — воскликнул Харви и направился к туннелю. Место телохранителя — рядом с телом. Но я остановил его.

— Если это легавый, все равно уже слишком поздно, а если нет — там, внизу, стрельбы наверняка не будет. Просто поглядим, засек ли он Маганхарда. — Я стал теснить Харви обратно в толпу у закусочной. Он смерил меня каменным взглядом, потом пожал плечами и повиновался.

Маганхард с девушкой вышли из туннеля, миновали буфет и подошли к расписанию. Человек в плаще поднялся следом за ними и слегка притормозил, заметив, что они остановились.

Мне даже не потребовалось указывать на него пальцем. Бестолковым он быть не мог, значит, вероятно, ему просто не повезло — пришлось висеть на хвосте у людей, торопливо продирающихся сквозь толпу, шествовавшую со скоростью разбуженных мертвецов. Но для того, кто его искал, эти смены темпа ходьбы были столь же очевидны, как пронзительный визг в тишине ночи.

— Итак, он знает, — мрачно изрек Харви. — Теперь нам нельзя рисковать и садиться в поезд.

— Придется садиться. Ничего другого просто не остается. Если он последует за нами — значит, по крайней мере никуда не успеет позвонить.

— В этом что–то есть.

Маганхард и девушка повернулись и поднялись по лестнице на платформу номер три. Человек в плаще устремился за ними. Харви вразвалочку двинулся следом, держась в нескольких ярдах позади него.

Я уже собрался было спуститься обратно к туннелю, как оттуда появился Мерлен; бодрости и пружинистости в его походке несколько поубавилось. Он мельком глянул на меня и отвернулся, дожидаясь, когда я сам к нему подойду. Что я и сделал.

— Канетон, что происходит? — Он побледнел и выглядел встревоженным.

— Вы привели за собой хвост, черт побери. Теперь он следит за Маганхардом.

— Pas possible![68] — Лицо его исказилось в страдальческой гримасе. — Я просто идиот! Слишком многое подзабыл. Что же мне теперь делать? — Затем он принял решение. — Я поеду с вами. И помогу с ним разделаться.

Произнес он это таким тоном, словно готов был спихнуть нашего нового приятеля под поезд.

— Нет, черт возьми, никуда вы не поедете, — торопливо проговорил я. — У меня и без того проблем хватает. Можете сообщить мне хоть что–то полезное? Знаете что–нибудь об этом Галлероне, бельгийце, который, судя по всему, нас и преследует?

— Я пытался выяснить через друзей в Брюсселе, но… — Он слегка пожал плечами. — Никто его не знает. Думаю, это вымышленное имя. А для акций на предъявителя ему вообще не требуется никакого имени.

Я мрачно кивнул.

— Примерно этого я и ожидал. Что ж, свое дело он безусловно знает.

Наверху прогрохотал, подходя к платформе, поезд.

— До встречи в Лихтенштейне сегодня ночью. Постарайтесь, чтобы за вами не было хвоста.

Когда я побежал к лестнице, Мерлен все еще всплескивал руками, демонстрируя угрызения совести, печаль и отчаяние. В этом деле французским адвокатам нет равных.

Оказалось, что это не наш поезд. Наверху, на платформе номер три, в тусклом свете, просачивавшемся сквозь крышу из матового стекла, стояли, разбившись на молчаливые группки, человек двадцать пассажиров. Харви стоял возле ступенек, Маганхард с девушкой — ярдах в двадцати от него, а между ними — человек в широком плаще, прилежно изучавший «Журналь де Женев».

— Когда поезд? — спросил я.

— Должен уже прибыть. — Харви кивнул в сторону Плаща. — Кто он такой, по–вашему?

— Думаю, что легавый. Сомневаюсь, что у наших противников достаточно людей, чтобы следить за каждой железнодорожной станцией и аэропортом.

— Если он легавый, тогда где его напарник?

В этом был свой резон. Полицейские обычно ходят парами, когда не имеют возможности ходить целыми группами. Даже для слежки необходимо два или три человека. Однако, возможно, их планы несколько нарушил тот факт, что Мерлен выскочил из отеля в столь ранний час; может, на ночь они оставили наблюдать за отелем всего одного человека.

Я пожал плечами. К платформе подошел поезд, на табличке которого значились Лозанна и Берн.

Маганхард с мисс Джармен вошли в один вагон, человек в плаще — в соседний. А следом за ним вошли в поезд и мы с Харви.

В конце концов все мы оказались в одном и том же вагоне второго класса для некурящих. Мне следовало предупредить Маганхарда, чтобы он взял билеты в вагон для курящих — открытый вагон с двойными сиденьями, расположенными друг напротив друга по обе стороны прохода, причем спинка сиденья достаточно высока, так что через нее сидящего не видно, если только он не привстанет.

Маганхард и девушка сели лицом друг к другу. Теперь я уже точно знал, куда сядет Плащ; так он и поступил — расположился позади них по ту же сторону от прохода, так что, оставаясь невидимым для них, он тотчас бы увидел их через заднюю спинку, стоило им встать.

Мы с Харви сели на пару рядов подальше, по другую сторону прохода.

— Ну–с… что будем делать? — поинтересовался Харви.

Полной уверенности у меня не было. Как я уже говорил, до тех пор, пока этот человек будет находиться в поезде, он не сможет никому позвонить и сообщить о своем открытии — так что, возможно, чем дольше мы будем здесь оставаться, тем лучше. Однако если он действительно полицейский, то не исключено, что он примется передавать сообщения через кондуктора или же выбрасывать записки из окон на станциях. Так что, наверное, стоит отделаться от него поскорее.

— Мне бы хотелось сойти в Лозанне, — медленно произнес я. — Если только сумеем передать это Маганхарду.

Харви задумчиво посмотрел на меня и сказал:

— У вас нет никакого плана. Вы просто наносите ответный удар. Вот и все.

— Бывают планы и похуже. Этот по крайней мере гибкий и поддается корректировке по ходу дела.

Он снова глянул на меня, потом медленно расслабился. В воздухе повеяло бедой и нависшие над нами неприятности заставили его основательно встряхнуться. Чувствовал он себя скорее всего, как в аду на сковородке, но ведь телохранителем он стал гораздо раньше, чем алкоголиком.

Но долго это не продлится. Как только пройдет похмелье, его вновь станет обуревать жажда. Если бы похмелье длилось столько же, сколько и жажда, алкоголиков не было бы вообще.

Поезд тоже явно еще не совсем проснулся. Он полз вдоль берега, то и дело останавливаясь. Когда отъехали, в вагоне, кроме нас, было еще человек шесть; но к тому моменту, когда мы прибыли в Нион, большинство из них уже сошли.

Появился кондуктор с болтающейся где–то у колен форменной сумкой и, проверив билеты Маганхарда, громко и отчетливо произнес: «До Берна едем, да?» Меня это вполне устраивало, поскольку я уже изменил план действий.

Человеку в плаще пришлось покупать билет. Я изо всех сил напряг слух, опасаясь, как бы вместе с деньгами он не передал какое–нибудь сообщение, но ничего такого не произошло.

Вскоре после Ниона Маганхард двинулся назад по проходу, направляясь в туалет. Пока он отсутствовал, я торопливо нацарапал записку: «Человек, сидящий прямо позади вас, следит за вами. Не разговаривайте громко. Сходим в Лозанне. Ждите до последнего, пока не выйдут все остальные».

Когда он вновь появился в проходе, я просто протянул ему записку, и он взял ее безо всяких пререканий, однако не стал останавливаться, чтобы прочесть, прежде чем вернуться на свое место.

Теперь все, что нам оставалось, — это ждать, чтобы узнать, подчинится ли он.