Когда он услыхал, что я – студент из Парижа, наш разговор пошел совсем легко. Его мать была француженка, и по–французски он говорил безукоризненно. Мы решили, что ему лучше всего отправиться во Францию, где он не вызовет подозрений. В тайнике у него было немного сбереженных денег, а в его родном городе жила девушка, которая… – Дреймен вдруг замолчал, словно спохватился, что сказал лишнее.

– Думаю, мы знаем, кто была эта девушка, – кивнул головой Хедли. – Да пока не будем беспокоить мадам Дюмон. Что было дальше?

– Ей можно было доверить забрать из тайника деньги и привезти их в Париж. Вряд ли все это могло вызвать огласку. Ведь Гримо считали умершим. Однако он очень боялся, страх не покидал его, пока он не побрился и не надел один из моих костюмов. Мы не вызвали никаких подозрений. В те дни паспортов не существовало, и по дороге из Венгрии он считался моим английским другом, которого я будто бы встретил в Трауше… Вот и все, джентльмены! Остальное вы знаете. – Дреймен глубоко вздохнул. – Можете проверить все, что я рассказал.

– Вы сказали, послышался треск? – спросил доктор Фелл.

Вопрос был таким неожиданным, что Хедли удивленно оглянулся, а Дреймен направил на голос взгляд почти невидящих глаз. Доктор Фелл, постукивая по ковру палкой и тяжело дыша, сидел невозмутимо.

– Думаю, это очень важно, – глядя на огонь, добавил он, словно ему кто–то возражал. – Очень важно. Гм… У меня, мистер Дреймен, к вам лишь два вопроса. Вы слыхали, как затрещала… крышка гроба? Выходит, могила, из которой выбрался Гримо, была очень мелкая?

– Да. Очень мелкая. А то бы он из нее не выбрался.

– Второй вопрос. Относительно тюрьмы. Порядки в ней были строгие или не очень?

Этот вопрос удивил Дреймена, но он сдержанно ответил:

– Не знаю. Слышал лишь, будто чиновники сетовали на администрацию тюрьмы. Думаю, они были недовольны тем, что болезнь распространилась за пределы тюрьмы, и поэтому уменьшилось число рабочих на соляных шахтах. Между прочим, имена умерших были опубликованы в газете. Я видел сам. Поэтому еще раз спрашиваю: какая польза копаться в старых скандальных историях? Это вам не поможет. Вы же видите, что касается Гримо, нет никаких сомнений, но…

– Правильно, в этом вся суть, – буркнул доктор Фелл, внимательно глядя на Дреймена. – Я тоже хочу это подчеркнуть. Сомнения нет… никакого. Что может заставить человека зарыть в землю все следы своего прошлого?

– …но можно возвести обвинение против Эрнестины Дюмон, – повысив голос, закончил Дреймен. – Вы понимаете, что я имею в виду? А дочь Гримо? А это предположение, что один или оба его брата живы? Они мертвые, а мертвые из могил не выходят. Позвольте спросить, кто подал мысль, что Гримо убили его братья?

– Сам Гримо, – ответил Хедли.

Ремполу показалось, что Дреймен ничего не понял. Он, пошатнувшись, словно у него перехватило дыхание, поднялся со стула, расстегнул пальто, провел рукой по горлу и снова сел. Лишь его остекленевший взгляд не изменился.

– Вы меня обманываете? – по–детски спросил он дрожащим голосом. – Зачем вы меня обманываете?

– Это правда. Прочитайте! – Хедли протянул ему записку врача Петерса.

Дреймен быстро подался вперед, чтоб взять ее, но потом отдернул руку назад и покачал головой.

– Это мне еще ничего не доказывает, сэр. Я… я… Вы имеете в виду, он что–то сказал, прежде чем…

– Он сказал, что убийца – его брат.

– Именно так?.. – поколебавшись, спросил Дреймен. Хедли помолчал, давая Дреймену возможность подумать.

– Но я уверяю вас, – продолжал Дреймен, – это невозможно! Вы имеете в виду, что тот скоморох, который угрожал Гримо, которого Гримо никогда до этого не видел, – один из его братьев? Вы так думаете? Не понимаю… Как только я узнал, что Гримо закололи..

– Закололи?

– Да. Я говорю, как…

– Его застрелили, – уточнил Хедли. – Откуда вы взяли, что его закололи?

Дреймен пожал плечами. Его лицо выражало отчаяние.

– Кажется, джентльмены, я плохой свидетель, – проговорил он. – У меня были наилучшие намерения рассказать вам про все, во что вы не верите. Возможно, я чего–то не понял. Мистер Менген сказал, что на Гримо совершено нападение, и он умирает, а убийца, изрезав на куски картину, скрылся. Поэтому я и подумал… – Он потер переносицу. – У вас есть ко мне еще вопросы?

– Что вы делали вечером?

– Я спал. Я… Вы не видите, у меня больные глаза. За ужином они так болели, что я не пошел в «Альберт–холл»,[13] а выпил снотворное и лег. К сожалению, от половины восьмого до того времени, когда мистер Менген разбудил меня, я ничего не помню.

– Понимаю. Вы разделись, когда легли спать, мистер Дреймен? – глядя на его расстегнутое пальто, тихо, но решительно спросил Хедли.

– Прошу изви… Разделся ли? Нет. Лишь туфли сбросил. А что?

– Вы выходили из своей комнаты?

– Нет.

– Тогда откуда у вас на пиджаке кровь? Вот тут. Встаньте! Стойте спокойно! Снимите пальто!

Ремпол видел, как Дреймен жестом человека, который вот–вот упадет, стягивая пальто, нерешительно провел рукой по груди. На нем был светло–серый костюм. На правой поле пиджака, возле кармана, четко выделялось темное пятно. Пальцы Дреймена сначала остановились на пятне, потом начали его растирать.

– Не может быть. Это не кровь, – заговорил он, постепенно повышая голос. – Не знаю, что это, только не кровь, уверяю вас.

– Увидим! Снимите пиджак, пожалуйста. Боюсь, мы попросим оставить его у нас. Хотите что–то забрать из карманов?

– Но…

– Откуда это пятно?

– Не знаю. Ей–Богу, не знаю, не представляю… Почему вы думаете, что это кровь?

– Дайте мне пиджак, пожалуйста, – попросил Хедли. Он наблюдал, как Дреймен дрожащими руками достал из кармана несколько медных монет, билет на концерт, носовой платок, коробку сигарет «Вудбайн» и спички, потом взял пиджак и разостлал его у себя на коленях. – Хорошо. Вы не будете возражать, если мы обыщем вашу комнату? Должен вам сказать откровенно: если вы откажете, полномочий делать обыск я не имею.

– Я не возражаю, – угрюмо ответил Дреймен и потер лоб. – Скажите, инспектор, как это случилось? Не понимаю… Я старался ничего плохого не делать. Да, ничего плохого! Я не имею к этому делу никакого отношения. Я арестован? Что ж, не возражаю.

Горькая усмешка Дреймена вызывала у Ремпола скорее удивление. Подозревать его?.. Ремпол видел, что Хедли тоже сомневается. Хорошо, вот человек, который дал несколько странных, неправдоподобных показаний. Он рассказал страшную историю, которая могла быть придуманной или правдивой, но была явно театральной. Наконец, на его пиджаке обнаружена кровь. И все же Ремпол был склонен верить его истории или по крайней мере тому, что человек верит в нее сам. Возможно, потому, что история была понятная и простая. И вот перед ними стоит тот, кто ее рассказал, стоит растерянный и стесненно улыбается.

– Бейтс! Престон! – позвал, выругавшись про себя, Хедли и, пока подчиненные отозвались, переступал с ноги на ногу. – Бейтс! Отвезите пиджак в химическую лабораторию. Пусть проверят это пятно. Видите его? Доложить утром! На сегодня все. Престол, пойдите с мистером Дрейменом и осмотрите его комнату! Вы знаете, на что надо обратить внимание. Я присоединюсь к вам через минуту… Подумайте, мистер Дреймен. Я хочу попросить вас прийти утром в Скотленд–Ярд. Все.

Дреймен ничего не ответил и ушел, словно пьяный, волоча за собой пальто.

– Откуда могла взяться эта кровь? – все спрашивал он, дергая Престона за рукав, – Странно, откуда могла взяться эта кровь?

– Не знаю сэр, – бросил Престон. – Осторожно, косяк!

В холодной комнате снова наступила тишина.

– Хотел бы я понять. Фелл, – покачал головой Хедли, – что вам нужно от этого человека? Он, похоже, довольно откровенный, вежливый и спокойный, а вы дубасите его, словно подвесную боксерскую грушу, и он кружится на одном месте. Ему, кажется, безразлично, что вы о нем думаете или что с ним делаете. Может, поэтому молодежь и не любит его.