— Не могу поверить.

Он пожал плечами.

— Я сказал Ниро, что ты подумаешь, что я лгу.

— Я не думаю, что вы лжете. Я просто не могу поверить. К тому же кровать и другие предметы в моей комнате — мои собственные. Должен ли я вывезти их сегодня или могу подождать до завтра?

Марко сочувственно вздохнул.

— Бедный мой дружок, — сказал он, словно извиняясь, — не стоит торопиться. Продать дом — не то же самое, что продать телячью отбивную. Мне кажется, что тебе стоит пока продолжать жить там.

— Он так сказал?

— Нет. А почему тебе переезжать? Так я думаю, и это тесно связано с последним пунктом — с инструкциями, которые оставил для тебя Ниро.

— О, вот как! Очень предусмотрительно с его стороны. И что это за инструкции?

— Ты должен действовать, руководствуясь собственным опытом и интеллектом.

Он замолк. Я кивнул.

— Это запросто. Я всегда так действую. А конкретно?

— Это все. Других инструкций нет. — Марко развел руки в стороны ладонями кверху. — Я все передал.

— И вы называете это инструкциями?

— Я — нет. Он назвал. — Марко пригнулся ко мне. — Я сказал ему, Арчи, что он ведет себя непростительно. Он уже собрался уходить, изложив мне эти пять пунктов. Он меня выслушал, потом молча повернулся и ушел. И больше я ничего не знаю, совсем ничего.

— А куда он ушел? Где он? Он ничего мне не передал?

— Ни слова. Кроме того, что я сказал.

— Проклятье, все-таки он наконец спятил, как большинство гениев, — провозгласил я и поднялся на ноги.

Два часа кряду я разъезжал на машине, в основном по Центральному парку. Время от времени, для смены декораций, я прокатывался по прилегающим авеню.

Будучи в доме, я не сумел запустить свой мыслительный процесс и надеялся, что езда прочистит мои мозги. К тому же мне до смерти не хотелось видеть Фрица с Теодором, да и вообще общаться с кем-то, кроме себя самого. Вот поэтому, руководствуясь собственным опытом и интеллектом, я и колесил по Центральному парку. По пути меня наконец осенило, в чем причина моих затруднений: впервые за много лет я остался без поручений. Как мне решать, что делать, если делать мне нечего? Теперь я убежден, что ни разу не заехал севернее 110-й улицы или южнее 14-й улицы за те два часа, поскольку подсознательно надеялся, что Вульф находится где-то в указанных пределах, и не хотел покидать их.

Когда же я все-таки их покинул, случилось это не по моей вине. Следуя по Второй авеню в районе 70-х улиц, я притормозил на красный свет одновременно с полицейской машиной, по правую сторону от нее. Сигнал светофора уже менялся на зеленый, когда полицейский высунул из окна голову и крикнул мне:

— Остановитесь у тротуара!

Польщенный вниманием, как и любой другой водитель на моем месте, я повиновался. Патрульная машина стала рядом, полицейский вылез и с ходу изобрел еще более оригинальную фразу:

— Предъявите ваши права.

Я достал водительское удостоверение.

— Да, мне сразу показалось, что я узнал вас. — Он вернул мне удостоверение, обошел вокруг капота моей машины, открыл дверцу с противоположной от меня стороны, устроился на соседнем сиденье и выпалил:

— Поехали в Девятнадцатый участок. Шестьдесят седьмая улица восточнее Лексингтон-авеню.

— Можно и туда, — согласился я. — Хотя лично я предпочитаю Бруклинский ботанический сад, особенно сейчас, на пасху. Давайте бросим жребий.

Он и ухом не повел.

— Ладно, Гудвин, не старайтесь. Я знаю, что вы за словом в карман не лезете, да и вообще наслышан, что вы за штучка. Поехали!

— Приведите любой довод — хороший или плохой. Если вы не против, конечно?

— Какой еще довод! Час назад по радио передали, что вас следует найти и задержать. Почем я знаю, может, по случаю пасхи, вы подбросили младенца к церковным ступенькам?

— Да, вы правы, — согласился я. — Поедем, заберем его.

Я тронул машину с места, сопровождаемый почетным эскортом. Место назначения, отделение полиции 19-го участка, было мне уже знакомо. Именно там мне однажды выпало счастье провести изрядный кусок ночи в оживленной беседе с лейтенантом Роуклиффом, нью-йоркским Коном Нунаном.

Доставив меня в участок и предъявив сержанту, баловень судьбы, нашедший и задержавший самого Арчи Гудвина, сделал следующее заявление. Оказывается, его звали не Джон Ф.О'Брайен, а Джон Р.О'Брайен. А важно это потому, объяснил он сержанту, что в прошлом году один из его выдающихся подвигов ошибочно приписали Джону Ф., так что с него хватит — он и сам не прочь насладиться лаврами за задержание разыскиваемого беглеца от правосудия. Закончив свою речь, он пожелал мне приятного времяпровождения и отчалил. Тем временем сержант позвонил по телефону. Повесив трубку, он взглянул на меня уже с меньшим равнодушием.

— Вас требует Вестчестер, — возвестил он. — Вы сбежали с места преступления и уклоняетесь от расследования. Хотите исповедоваться?

— Не особенно, хотя не сомневаюсь, что это было бы Забавно. А что случится, если я откажусь?

— Человек из Вестчестера уже в городе. Несется сюда на всех парах, чтобы забрать вас.

Я покачал головой.

— Я буду биться, как загнанная крыса. У меня четырнадцать адвокатов, и все предупреждены. Десять против одного, что у него нет ордера. Такие дружеские услуги не в моем вкусе. Похоже, вы влипли, сержант.

— Ой, как напугали! Если у него не окажется ордера, я отошлю вас в городское управление, а там уж разберутся.

— Да, — признал я, — тогда вы выйдете сухим из воды. Но, если желаете, могу избавить вас от лишних хлопот. Свяжитесь по телефону с вестчестерским прокурором и позвольте мне поговорить с ним. Я готов даже заплатить за звонок.

Сначала эта мысль его не вдохновила, но потом чем-то приглянулась. Видно, он передумал после того, как сообразил, что может оказаться причастным к расследованию самого громкого убийства месяца. Конечно, пришлось еще его поуламывать, но после того как я сообщил, что окружной прокурор сейчас пребывает в рэкхемовской резиденции, и дал номер телефона, сержант сдался. И позвонил. Правда, подстраховался. Сказал, что хотел только предоставить окружному прокурору возможность, если тот пожелает, конечно, переговорить с Арчи Гудвином. Тот пожелал. Я обогнул заграждение, подошел к столу и взял трубку.

— Мистер Арчер?

— Да! — проревела трубка. — Это совершенно…

— Минуточку! — решительно прервал я. — Как бы вы ни охарактеризовали мой проступок, я берусь удвоить силу ваших выражений. Так вот: это возмутительно! Чудовищно! Ни в какие ворота не лез…

— Вам было приказано оставаться на месте, а вы улизнули! Вы сбежали с места…

— Мне вовсе не приказывали оставаться. Вы спросили, остановился ли я у Лидса, а я ответил, что там моя сумка, и вы сказали, что мы продолжим сегодня, на что я ответил, что да, непременно. Если бы я остался у Лидса, мне позволили бы поспать семь часов. Я же решил использовать эти законные часы по своему усмотрению, и они еще не истекли. Впрочем, вы мне кое-что напомнили. Выбирайте: либо я сейчас перехвачу что-нибудь на завтрак и, заморив червячка, приеду к вам сам, без сопровождения, либо же упрусь рогом и тогда ваш посланник изрядно попотеет, чтобы вытащить меня за пределы города. Вот, кстати, и он, легок на помине.

— Кто?

— Ваш человек. Входит в дверь. Если надумаете и захотите увидеть меня сегодня, велите ему не таскаться за мной. Я от этого робею.

Молчание. Потом:

— Вам было сказано — не уезжать из округа.

— Ничего подобного.

— Ни вас, ни Вульфа не было дома в одиннадцать часов… или вы уклонялись от встречи с моим человеком.

— Я был на пасхальном шествии.

Опять молчание, теперь более затянувшееся.

— В котором часу вы приедете? Сюда, в Берчвейл.

— Пожалуй, к двум поспею.

— Мой человек там?

— Да.

— Передайте ему трубку.

Что ж, это уже было вполне приемлемо. Пока все шло как по маслу, за одним лишь исключением. После того как вестчестерский сыщик завершил телефонные переговоры, и мы сошлись на том, что я поеду сам, сержант великодушно заявил, что счет оплатит полицейское управление. Я спросил сыщика, осознал ли он, что я не потерплю слежки за собой, на что он ответил, чтобы я не волновался, поскольку он возвращается на Тридцать пятую улицу, дабы встретиться с Ниро Вульфом. Мне это не понравилось, но я смолчал, поскольку еще не решил, что говорить. Поэтому, заглянув в забегаловку на Лексингтон-авеню, чтобы проглотить сэндвич и пинту эля, я первым делом зашел в телефонную будку, позвонил домой и наказал Фрицу не снимать дверную цепочку и говорить посетителям, что Вульф отбыл из города и больше ничего. И еще — никого не впускать.