Сначала, в первую ночь, я ожидал, что весточка от Вульфа придет вот-вот, ну через какой-то час. Потом я начал ждать ее весь следующий день. По мере того, как ползли дни, все во мне кипело, и я уже ждал каждую неделю. Когда минул май, а за ним и изрядный кусок июня, и, если верить календарю и зною, лето стояло в самом разгаре, я уже уверился, что не дождусь ее никогда.
Но сперва давайте покончим с апрелем. Делу Рэкхем была уготовлена судьба тех удивительных преступлений, которые так и не завершались тем, чтобы кому бы то ни было предъявили обвинение в предумышленном убийстве. Целую неделю с единодушного согласия материалами об убийстве пестрели передовицы всех газет; затем неделю или дней десять на первой полосе можно было встретить лишь обрывочные упоминания и догадки, после чего газеты опять вернулись к своей обычной галиматье. Ни один репортер не посчитал нужным воспользоваться этим случаем, чтобы объявить новый крестовый поход во имя правосудия, и все шло своим чередом. Не то, чтобы интерес к делу полностью угас — нет, он постоянно подогревался за счет таких звезд, как Нобби и Геба; даже три месяца спустя и речи не было ни о новом повороте дела, ни о каком-то новом событии, которое бы всколыхнуло общественный интерес. Но, увы, ничего такого не происходило.
Три раза меня вызывали повестками в Уайт-Плейнз, и трижды я мотался туда без малейшей пользы для кого бы то ни было, включая себя самого. Всякий раз я тупо бубнил как попугай, повторяя слово в слово свои собственные показания, а они всякий раз пытались придумать новый способ, как задавать те же самые вопросы. Чтобы хоть как-то размять мои угасающие умственные способности, я попытался было выведать, не поделился ли Кремер своими подозрениями насчет Арнольда Зека с Арчером и Беном Дайксом, но если и поделился, то, как я и предполагал, держались последние стойко и виду не подавали.
Так что все сведения я черпал исключительно из газет вплоть до того вечера, когда в ресторане «Джейк» наткнулся на сержанта Пэрли Стеббинза и заказал ему омара. От него я узнал две новости, не предназначавшиеся для печати: двух экспертов из ФБР вызывали, чтобы разрешить спор о том, можно ли снять пригодные для опознания отпечатки пальцев с резной серебряной рукоятки ножа, и они проголосовали против; Барри Рэкхема продержали в Уайт-Плейнз целых двадцать часов, пока бушевали страсти по вопросу о том, достаточно ли у полиции оснований для его ареста. И на сей раз аргументы «против» перевесили.
Должен сказать, что за те дни я не слишком переусердствовал. Я решил, что пока не пройдет месяц с момента исчезновения Вульфа, рыть землю и суетиться я не стану; поэтому вплоть до самого девятого мая я наверстывал упущенное, не пропуская ни одного мало-мальски стоящего бейсбольного матча и наслаждаясь другими почти забытыми прелестями личной жизни, о чем, впрочем, умолчу. Кроме того, я помог Фреду Дэркину завершить дело с отравленным письмом, а также расправился с остальными долгами Вульфа — ничего достойного изложения, — прокатился на Лонг-Айленд, чтобы проведать Теодора и орхидеи в их новых хоромах, и еще поставил одну из машин, новый «седан», на прикол в гараж за ненадобностью.
Однажды, когда я сидел в ресторане «Рустерман» у Марко Вукчича, он, подписывая очередные чеки и счета за телефон, электричество и мое жалованье, поинтересовался состоянием наших финансовых дел. Я сказал, что на нашем счету в банке чуть больше двадцати девяти тысяч, или, точнее, — девятнадцати, поскольку десять тысяч задатка от миссис Рэкхем я рассматривал как нечто эфемерное.
— А можешь принести мне завтра чек на пять тысяч? Выписанный на получение наличными.
— Запросто. Но, поскольку я бухгалтер, то должен знать, на какую статью его отнести?
— Ну… скажем, на текущие расходы.
— Поскольку я также лицо, которому придется отвечать на расспросы ищейки из налогового управления — какого рода расходы?
— Допустим… на дорожные.
— Чьи, откуда и куда?
Марко поперхнулся и выдавил странный звук иностранного происхождения, явно означавший нетерпение.
— Послушай, Арчи, мне выдана генеральная доверенность безо всяких условий и ограничений. Принеси мне, пожалуйста, чек на пять тысяч долларов в удобное для тебя время, но не мешкай. Я решил украсть эти деньги у моего старого друга, Ниро Вульфа, чтобы потратить их на молоденьких девушек, а может, на оливковое масло, кто знает.
Так что, сказав, что за все прошедшие недели и месяцы я не получил от Ниро Вульфа совсем никакой весточки, я слегка покривил душой, хотя, согласитесь, такую весточку еще надо было прочитать между строк. Потом одному Богу известно, как далеко и в каком направлении можно уехать на пять тысяч долларов.
В третий день мая, в среду, возвратившись домой после утренней прогулки, я, как всегда, связался с телефонной службой, и выяснил, что звонили три раза, но послание было только одно — позвонить по такому-то номеру в Маунт Киско и спросить невестку миссис Рэкхем Аннабель Фрей. Я взвесил все за и против, сказал себе, что не стоит лезть не в свое дело, но в следующую минуту решил, что, должно быть, оглох, поскольку вдруг обнаружил, что вызвал телефонистку и попросил соединить меня с этим номером. Когда меня соединили, я назвался, прождал минуту, и вдруг в мое ухо ворвался голос миссис Фрей. По крайней мере, голос так назвался, а сам я его ни за что не узнал бы. Уж больно устало и потерянно он звучал.
— Вы на себя не похожи, — сообщил я ей.
— Вы правы, — признала она. — Кажется, миллион лет прошел с тех пор, как вы приезжали к нам и мы наблюдали за методами работы популярного сыщика. Вы так и не нашли, кто отравил собаку?
— Нет, но не казните меня за это. Впрочем, вы, наверное, слышали, что история с собакой была лишь выдумкой для отвода глаз?
— Да, конечно. Ниро Вульф еще не вернулся?
— Нет.
— А всеми делами в его отсутствие ведаете вы?
— Я бы не сказал, что всеми. Но я здесь.
— Мне нужно с вами встретиться.
— Извините за настойчивость, но вы имеете в виду — по делу?
— Да. — Молчание, потом ее голос чуть оживился. — Я хочу, чтобы вы приехали сюда и переговорили с нами. Я не могу и не допущу, чтобы так продолжалось дальше. В глазах людей, что смотрят на меня, я вижу немой вопрос — не я ли убила свою свекровь? По меньшей мере, я читаю это в некоторых взглядах, и потому иногда мне кажется, что так думают все. Прошел почти месяц, а полиция только… впрочем, вы и сами читаете газеты. Она завещала мне усадьбу и кучу денег, так что я хотела бы нанять Ниро Вульфа. Вы должны знать, где он.
— Извините. Не знаю.
— Тогда я хочу нанять вас. Вы же хороший сыщик, да?
— Зависит от вкуса. Сам я считаю себя одним из лучших, но прошу сделать скидку на мою необъективность.
— Вы можете приехать сегодня вечером?
— Нет, сегодня никак не могу. — Мой мозг лихорадочно заработал, впервые, кажется, за последние недели. — Послушайте, миссис Фрей, на вашем месте я не стал бы спешить.
— Ничего себе — не спешить! — Она казалась уязвленной. — Уже почти месяц пролетел!
— Верно, именно поэтому еще несколько дней погоды не сделают. Срочности и в самом деле нет. Давайте поступим так: я тут немного сам поразнюхаю, а потом дам вам знать. Тогда и решите, нанимать меня или нет.
— Я уже решила.
— А я нет. Не хочу брать ваши деньги, если не смогу их честно отработать.
Поскольку решение она приняла еще до того, как позвонила мне, предложение мое ей не понравилось, но деваться было некуда, и мои условия были в конце концов приняты.
Повесив трубку, я осознал, что уже принял решение. Это случилось как-то незаметно, само собой, пока я с ней беседовал. Терпению моему пришел конец — не мог я все так же день за днем присматривать за домом без малейшей уверенности, что это не будет продолжаться вечность. Не мог я также, пока получал жалованье как помощник Ниро Вульфа, отплыть на пароходе в Европу, или выставить свою кандидатуру на выборах мэра Нью-Йорка, или купить себе остров и обзавестись гаремом, либо чем-нибудь еще из запланированного списка; и уж совсем очевидно, что, получая жалованье, я не имел права вмешаться в дело, от которого Вульф бежал неведомо куда.