— Хорошо, Гудвин, — пропищал тенор. — Мы вернем вам ее на обратном пути.

Обыск производился тщательно. Обыскивали нас по очереди — сначала меня, потом Рэкхема и в заключение Редера. С Редером обошлись чуть-чуть вежливее. Его ощупали не слишком, впрочем, усердно, а портфель только раскрыли и, заглянув внутрь, возвратили.

Еще одно новшество по сравнению с прошлым моим визитом сюда — до двери в дальней стене проводил нас уже не один, а двое; они же сопроводили нас через прихожую и вниз по лестнице в четырнадцать ступенек, до той самой железной двери. Цербер, открывший ее и впустивший нас, был все тот же отечный субъект с заостренным подбородком — Шварц. Второй охранник на сей раз не остался сидеть за столом за своими бухгалтерскими записями. Он встал рядом со Шварцем и зорко всматривался в прибывших, особенно в Рэкхема.

— Мы приехали чуть раньше, — произнес Редер, — и получили разрешение пройти.

— Да, — бросил Шварц. — Хозяин освободился.

Он подошел к большой металлической двери в противоположной стене, открыл ее и мотнул головой:

— Входите!

Первым вошел Редер, за ним последовал Рэкхем, а потом я. Замыкал шествие Шварц. Он сделал три шага и остановился. Арнольд Зек, сидевший за столом, сказал своим холодным педантичным голосом, который, по-моему, никогда не менялся:

— Все в порядке, Шварц.

Шварц оставил нас. Когда дверь за ним закрылась, я про себя взмолился, чтобы она и в самом деле была такой звуконепроницаемой, как казалась с виду.

Зек заговорил:

— В последний раз, когда мы были здесь, Рэкхем, вы потеряли самообладание и на собственной шкуре теперь, наверно, ощутили, к чему это привело.

Рэкхем не ответил. Он стоял, заложив руки за спину, с видом оратора, готового начать речь, но по выражению его лица я догадался, что руки его судорожно сжались.

— Присаживайтесь, — разрешил Зек.

Так как выбор мест для сидения был важной частью разработанного с Вульфом сценария, я сразу направился к самому дальнему стулу, чуть левее от стола Зека и почти на одном уровне с ним, а Редер занял ближайший стул справа от меня. Рэкхему ничего не оставалось, как усесться на противоположный от нас стул. От Зека его отделяло футов двенадцать, так же, как и Редера, ну а я был чуть ближе.

Зек спросил Редера:

— Вы обсудили условия сделки?

Редер отрицательно покачал головой.

— Я считаю, будет лучше, если вы сами объясните мистеру Рэкхему суть нашего предложения. Но мне уже известно, что мистер Рэкхем желает точно знать, что предстоит ему делать. — Он поднял с пола портфель, водрузил на колени и раскрыл.

— Об операции, — сказал Зек, — должны рассказать вы, поскольку вы ее придумали и будете руководить ею. Но вы правильно сделали, что подождали. — Он повернулся к Рэкхему. — Помните, о чем вы говорили в прошлый раз?

Рэкхем промолчал.

— Помните? — голос Зека прозвучал как удар хлыста. А он повысил тон лишь какую-то малость.

— Да, — еле слышно пролепетал Рэкхем.

— И помните, какую позицию вы тогда выбрали? Я бы никогда к вам не обратился, если бы со смертью супруги наше положение не изменилось. Еще тогда я понял, что наступит момент, когда мы сможем этим воспользоваться, и вот час настал, во многом благодаря Редеру, который присутствует здесь. Нам нужна ваша помощь, и мы ее обеспечим. Что вы на это скажете?

— Не знаю. — Рэкхем облизнул пересохшие губы. — Я должен знать подробнее, что задумано.

Зек кивнул.

— Но сначала об обязанностях: вам придется признать, что существуют взаимные интересы — ваши и мои.

Рэкхем безмолвствовал.

— Вы согласны? — голос едва заметно повысился.

— Черт побери, конечно, я признаю!

— Хорошо. Приступайте, Редер.

Редер вытащил из портфеля ворох бумаг. Одна из них отлетела в сторону, и я слез со стула, чтобы поднять ее. Думаю, он сделал это нарочно. Знал, наверное, наперед, что мои мышцы и нервы будут напряжены до предела, и предоставил возможность чуть расслабить их.

— Насколько я понимаю, — сказал Редер, — мы собираемся брать Рэкхема в долю, поэтому прежде чем я перейду к этому, я хотел бы, чтобы вы взглянули на мои расчеты по распределению прибыли. Ваша доля, конечно, не изменилась, и мне хотелось бы, чтобы и моя часть не уменьшилась…

Он держал в руке лист бумаги. С портфелем на коленях и кипой бумаг вставать ему было неудобно, поэтому я решил прийти на выручку. Я протянул руку, Редер отдал мне бумагу, и мне пришлось встать со стула, чтобы подойти к Зеку. Протянув руку с бумагой Зеку, я разжал пальцы чуть раньше, чем требовалось, и лист начал падать. Я попытался схватить его, но промахнулся, так что пришлось шагнуть вперед и наклониться — при этом я занял идеальную позицию и помешал Зеку дотянуться ногой до одной из скрытых от посторонних глаз кнопок под столом.

Чтобы не опрокинуть Зека, я левым коленом оттолкнул его вместе со стулом назад и одновременно правым коленом придавил его ноги к сиденью, а руками обхватил шею. Едва я оторвал его от стола, меня начал мучить страх, как бы не сломать ему шею. Мне нужно было не только гарантировать, что он даже не пикнет, но и обезопаситься от того, чтобы он не ткнул пальцами мне в глаза, впрочем, Бог свидетель, что перестараться я вовсе не хотел, а ведь прочность костей и связок у всех далеко не одинакова. Что одному лишь легкий массаж, другого может запросто отправить на тот свет.

Рот Зека был широко разинут, акульи глаза вылезли из орбит. Тяжесть моего колена не позволяла ему лягаться, а руки лишь беспомощно болтались. Редер был уже тут как тут с кляпом из носового платка в одной руке и куском бечевки в другой. Запихнув кляп в открытый рот, он обошел вокруг стула, прихватив по пути правую руку Зека, а потом потянулся за левой. Она пыталась вырваться, но я чуть усилил давление на горло, и Редер окончательно угомонил Зека.

— Поторопитесь, — прорычал я, — не то он отдаст концы.

Кажется, Редер возился целый год. А может, и вечность. В конце концов он выпрямился, осмотрел кляп, воткнул его поглубже, попятился и пробормотал:

— Хорошо, Арчи, достаточно.

Когда я оторвал руки, то ощутил сильную боль в пальцах, впрочем, боль скорее была нервная, чем мышечная. Я пригнулся ухом к носу пленника. Зек дышал — сомнений не было.

— Пульс в порядке, — сказал Редер, перестав гнусавить.

— Вы свихнулись, — хрипло пролепетал Рэкхем. — Боже всемогущий! Вконец свихнулись!

Он вскочил со стула и стоял, дрожа как осиновый лист. Рука Редера нырнула в карман и появилась на свет божий, сжимая тупорылый «карсон», который Редер вытащил из тайника в портфеле вместе с моточком бечевки. Я выхватил пистолет и прицелился в Рэкхема.

— Сядьте, — приказал я, — и не рыпайтесь.

Он плюхнулся на стул. Я подошел к краю стола, уголком глаза наблюдая за Рэкхемом, и посмотрел на Зека. Редер-Вульф, стоявший по левую руку от меня, заговорил торопливо, но отчетливо:

— Мистер Зек, два года назад вы сказали по телефону, что искренне восхищаетесь мной. Я надеюсь, что случившееся здесь сегодня поспособствует еще большему восхищению. Вы уже, конечно, догадались, что я — Ниро Вульф. Я мечтал бы высказать вам очень многое и, возможно, так когда-нибудь и выйдет, но не теперь. Разумеется, если дверь вдруг откроется, мистер Гудвин, не задумываясь, пристрелит вас, но мне не хотелось бы, чтобы нам помешали. Так что я продолжу. Уж коль скоро, по вашему собственному признанию, я не уступаю вам в интеллекте, давайте же исправим заблуждение относительно моей воли. Вы сказали, что воля мне изменила, и я, не выдержав, бежал с поля боя. Это совсем не так. Проклятье, как жаль, что из-за кляпа во рту вы не можете говорить.

По глазам Зека, предельно вылезшим из орбит, легко было догадаться, насколько он разделяет мнение Вульфа.

— Вот в чем дело, — продолжал Вульф. — В течение двух месяцев, которые были проведены здесь в этом диком обличье, я собрал достаточно улик, чтобы осудить вас по трем десяткам Федеральных законов. Заверяю вас: обвинения эти сверхнадежные и убедительные, находятся они в руках человека, остановить или запугать которого вам не под силу. Придется вам поверить мне на слово, ибо когда они будут оглашены, с вами будет покончено. А обвинения непременно будут оглашены, если что-то случится с мистером Гудвином или со мной. Думаю, что вы поверите, раз уже признаете, что я не уступаю вам в интеллекте. Завершать пять кошмарных для меня месяцев жалким блефом было бы по меньшей мере безрассудно. Однако, если вы полагаете, что я блефую, пожалуйста, помотайте головой из стороны в сторону.