Задерживаться в Копенгагене он не собирался и в аэропорту Каструп заказал на завтра билет на вечерний брюссельский рейс авиакомпании «Сабена». Ходить по магазинам датской столицы было уже поздно; он снял номер в отеле «Англетер» на Конгенс Нюторв, роскошно поужинал в ресторане «Семь наций», прогуливаясь по парку Тиволи, немного пофлиртовал с двумя очаровательными блондинками и к часу улегся в постель.

На другой день он купил в центральном, самом известном копенгагенском магазине мужского платья легкий темно-серый пасторский костюм, скромные черные туфли, пару носков, белье и три белые сорочки; Шакал проследил, чтобы на всех купленных вещах непременно были датские фирменные ярлыки. Сорочки и нужны-то были ему только затем, чтобы перешить с них ярлыки на рубашку, стоячий воротник и манишку, которые он купил в Лондоне под видом студента богословия, завтрашнего священнослужителя.

Напоследок он приобрел книгу на датском языке о достопримечательных церквах и соборах Франции. Он плотно закусил в приозерном ресторане парка Тиволи и в 15.15 вылетел в Брюссель.

Какой бес попутал на склоне лет Поля Гоосенса, мастера золотые руки, было неведомо ни его немногим друзьям, ни многочисленным заказчикам, ни даже бельгийской полиции. Он проработал тридцать лет в Льеже на «Фабрик насьональ» и заслуженно считался скрупулезнейшим специалистом своего дела, в котором скрупулезность превыше всего. А уж честность его была вне всяких подозрений. За эти тридцать лет он прослыл несравненным экспертом-оружейником, ибо «Фабрик насьональ» изготовляла всевозможное оружие — от маленьких дамских пистолетиков до крупнокалиберных пулеметов.

Достойно вел он себя и во время нацистской оккупации. Хотя он и остался работать на фабрике, которая должна была производить оружие для германской армии, но позднее выяснилось, что он, несомненно, участвовал в подпольной деятельности Сопротивления, помогал укрывать сбитых летчиков союзных войск, а на работе руководил саботажем, из-за которого большая часть изготовленного в Льеже оружия либо не годилась для прицельной стрельбы, либо взрывалась на пятидесятом выстреле, убивая и калеча немецких солдат.

Эти сведения защите пришлось вытаскивать из него чуть не клещами, и они с торжеством предъявили их на суде как говорящие в пользу скромного и стеснительного подзащитного. В самом деле, они немало способствовали смягчению приговора; подействовало на присяжных и смущенное признание Гоосенса в том, что он нарочито скрывал свои заслуги перед Сопротивлением, чтобы избежать наград и почестей.

Когда в начале пятидесятых годов вдруг обнаружилось, что в одной крупной сделке с иностранным заказчиком кто-то хорошо нагрел руки, Гоосенс был одним из ведущих инженеров фирмы, и начальство его заявило полиции, что он выше подозрений.

Даже на суде, когда все уже было доказано, директор-распорядитель сказал о нем похвальное слово. Но судья полагал, что злоупотребление неограниченным доверием преступно вдвойне, и подсудимого приговорили к десяти годам тюрьмы. В ответ на кассацию срок сократили до пяти лет, а за примерное поведение выпустили через три с половиной.

Тем временем жена развелась с ним и забрала детей. Прежняя жизнь в уютном коттеджике с цветничком на живописной окраине Льежа (а там отнюдь не все окраины живописны) безвозвратно канула в прошлое. О дальнейшей работе в фирме нечего было и думать. Он снял квартирку в Брюсселе, потом купил дом в дальнем предместье. Денег у него хватало с избытком — он снабжал оружием добрую половину западноевропейского преступного мира и к началу шестидесятых годов получил кличку l'Armurier — Оружейник. Любой бельгийский гражданин может свободно купить револьвер, пистолет или винтовку в спортивном или специализированном магазине, надо лишь предъявить удостоверение личности. Однако при продаже оружия или патронов об этом делается запись в особом журнале с указанием фамилии и номера удостоверения личности покупателя. Поэтому Гоосенс использовал поддельные или краденые удостоверения.

Он вступил в соглашение с одним из самых ловких городских карманников, который, правда, часто отдыхал в тюрьме на казенных харчах, но, будучи на свободе, шутя обчищал кого угодно. За документы Оружейник платил ему живыми деньгами, немедля и не скупясь. Вдобавок он пользовался услугами специалиста, бывшего фальшивомонетчика: в сороковых годах тот попался на сущей безделице — изготовил большую партию французских банкнотов, ненароком пропустив в словах «Banque de France» букву «u» (молодость, молодость!), — и переквалифицировался. Зато документы он подделывал виртуозно и без ошибок. Сам же Гоосенс, разумеется, оружия никогда не покупал: с поддельными удостоверениями в магазин отправлялись воришки, сидевшие на мели, или актеры, желавшие пополнить скудные сценические заработки.

А он оставался в тени и был известен лишь карманнику и незадачливому фальшивомонетчику, да еще кое-кому из постоянных клиентов, главнейших бельгийских уголовников, которые в дела его носа не совали и, когда попадались, покрывали его, отказываясь сообщить следствию, откуда у них оружие, — они ведь знали, что он им снова понадобится.

Конечно, бельгийская полиция чуяла неладное, однако ни поймать за руку, ни подкрепить подозрения косвенными уликами не могла. Особенно подозрительны им были кузня и отлично оборудованная мастерская у него в гараже; к нему то и дело наведывались, но ничего, кроме заготовок для медальонов и сувениров, не обнаружили. В последний раз он церемонно преподнес главному инспектору фигурку Маннекен-Писа[48] — в знак уважения к закону и порядку.

Утром 21 июля 1963 года он со спокойной душой ожидал незнакомого англичанина, которого накануне рекомендовал по телефону один из лучших его покупателей: в 1960–1962 годах он служил наемником в Катанге, а теперь за хорошие деньги охранял брюссельские публичные дома.

Англичанин явился в назначенный час, ровно в полдень, и г-н Гоосенс провел его из передней в свой маленький кабинет.

— А вы не снимете очки? — спросил он, когда тот уселся, и, заметив его нерешительность, прибавил: — Для пользы дела — нужно ведь, чтоб мы хоть немного доверяли друг другу. Может быть, выпьем?

Человек с паспортом на имя Александра Дуггана снял очки и задумчиво посмотрел на щуплого оружейника с бутылкой пива. Г-н Гоосенс сел за стол, прихлебнул из своего стакана и безмятежно поинтересовался:

— Чем могу служить, сударь?

— Вероятно, Луи вам обо мне звонил?

— Разумеется, — кивнул Гоосенс. — Потому вы здесь и сидите.

— Сказал он вам, чем я занимаюсь?

— Нет, он сказал, что познакомился с вами в Катанге, что за вас ручается, что вам нужно оружие и что вы заплатите наличными.

Англичанин наклонил голову.

— Ну что ж, коли я знаю, чем вы занимаетесь, то и мне, пожалуй, незачем таиться. Да и оружие нужно особого свойства, без объяснений не обойтись. Я… м-м… специализируюсь на устранении лиц, чем-либо не угодивших богатым и влиятельным людям. Само собой, лица эти тоже, как правило, богаты и влиятельны, так что иной раз возникают известные трудности: они со своей стороны используют специалистов. Словом, для такой работы нужен точный план и подходящее оружие. Сейчас мне подвернулось довольно трудное дело — вот и понадобилась винтовка.

Гоосенс отхлебнул пива и понимающе закивал.

— Отлично, отлично. Стало быть, вы — собрат-специалист, и работа будет настоящая. И какая же винтовка вам нужна, какой системы?

— Дело не в системе, важно другое. Задача сложная, условия жесткие, и винтовка должна им отвечать.

Глаза Гоосенса замаслились.

— Нестандарт, значит, — обрадованно проворковал он. — Винтовка на заказ, на один этот случай, для вас, и ни для кого более, — словом, уникум! Ну, это вы пришли по адресу. Ничего не скажешь, настоящая работа; и я рад, сударь, что вы обратились ко мне.